Её зовут Судьба

Дарт Сидиус находился в своей любимой резиденции, расположенной на его родине — зеленой планете Набу. Он нечасто бывал там, в связи с необходимостью постоянного присутствия на Корусанте из-за войны, но в те редкие дни, что он мог позволить себе отдых, мужчина отбывал на родину. Только там он мог быть сам собой и хоть ненадолго перестать притворяться добрым и справедливым человеком, другом Республики и мудрым политиком. Хотя, сегодня ему и здесь придётся остаться прежним, ведь для своих невольных агентов, самих пока не знавших, что стали таковыми, он по-прежнему был знаком только под своей маской, кто был этот человек на самом деле они не знали. И открываться пока не торопился, следовало чётко выполнять свой план, а для этого выбранный образ очень подходил, например, он легко сумел убедить Раша Кловиса слить сепаратистам некоторые секреты Республики, соврав, что это поможет ему продвинуться по службе. А вскоре к тому же самому подключилась и Падме Амидала, фактически его любимая ученица, впоследствии ставшая ему правой рукой. Оба не знали, что творят, но творили и весьма успешно, надо сказать, Император, как он сам любил себя называть, был доволен свитой. Причём, мотивировал он их умело и тонко, воздействуя на слабые места с ювелирной точностью. — Скажи мне, у тебя дома всё в порядке? — вопрошал он Кловиса, вызваного к нему, якобы, для очередного задания — А то, честно скажу, выглядишь ты не очень. Кловис отвечал, что всё в порядке, начальник делал вид, что отстал и переводил разговор на дела, а минут через двадцать, когда Раш уже и думать забыл про первый вопрос, задавал следующий: — Как поживает Кристиана? Я видел её на днях, мне показалось, она была не очень довольна. Раш снова давал уклончивый ответ, из серии, ну она же женщина, всегда найдёт повод для недовольства. Снова заговорили о политике и потом опять: — Вы ещё не думали о ребёнке? Кто-то же должен продолжить фамилию такого перспективного политика как ты. Кловис тяжко вздыхал. Кристиана упорно откладывала рождение наследника, прикрываясь различными предлогами, не замечая, что многие из них перебирает уже по второму, если не по третьему кругу. А Рашу давно хотелось иметь сына, а в последнее время был уже согласен и на дочь, только бы жена родила. Но нет, Кристиана опять не хотела. С какой же болью смотрел Раш на сенатора Амидалу, беременность которой хотя и не была ещё особо заметной, уже была известна всем. Невольно при этих взглядах мужчина вспоминал своё прошлое, связанное с Падме, их романтические встречи, прогулки, ночи, полные нежности и страсти. С Кристианой всё было совсем не так. Вообще по-другому. Но женится ему следовало на ней, как бы не тяжело было смириться с этой выгодной, но заведомо постылой партией. Вскоре в сознание пришла, да так и осталась там, навязчивая мысль, что ребёнок, которого ждёт Амидала, мог быть и его, в том смысле, что она могла бы носить его сына или дочь, если бы он тогда не поступил с ней так подло. «Не был бы ты невеждой, не ходил бы с мордой медвежьей» — часто приговаривала его покойная бабушка. Бабушки давно уже не было, но эти слова часто звучали лейтмотивом к его мыслям о Падме и вскоре они укоренились настолько, что приняли совершенно безумный оборот, вплоть до сумасшедших идей с похищением Амидалы и просто предложением ей руки и сердца на глазах у всего сената. А вскоре даже чужой ребёнок перестал его пугать. Особенно эти мысли обострялись, когда босс спрашивал его о чем-то личном. Как, например, сегодня. Вопросы были примерно такие же как и всегда, про семейную жизнь, про настроение Кристианы, про её возможную беременность, вроде бы, вопросы совершенно обыденные, не содержавшие в себе ничего особенного, но с другой стороны обнажавшие самые болезненные раны Кловиса. Трудно ему было терпеть эти вопросы, сыпавшие на них соль и наконец сегодня он не выдержал и вместо ответа на вопрос о ребёнке, Раш тяжело вздохнул и воздев глаза к потолку, столь же резко опустил взгляд обратно и уставившись на босса, почти прокричал: — Ну и зачем вы меня терзаете? Я и так живу из последних сил, скоро просто сломаюсь! Видеть её не могу больше, эту Кристиану! Я не люблю её, совсем, никогда не любил! Любил я совсем другую, но она меня не простит! — Сенатора Амидалу? — спокойно спросил начальник, так уверенно, словно не сомневался в этом, а заранее знал. Кловис замер с открытым ртом, будто налетев на стену. Он давно хотел об этом поговорить, но не думал, что с этим человеком. Кто знал, что начальник в курсе. — Да, её — ответил Раш, перестав хватать ртом воздух — Её одну я всегда любил, с юности. Но родители заставили меня жениться на этой дуре Крис, якобы это повлияет на мою карьеру. Плюс ещё бывшая моя постаралась, очернила Падме в их глазах. Мстила, видно, что на ней не женюсь, подумала, что пусть не ей одной плохо будет. А теперь я понял, что был идиотом, что нельзя от любви отказываться, даже если весь мир против! И ведь давала же мне судьба шанс всё исправить, месяц назад, когда мы снова встретились. Она любит меня до сих пор, меня, не мужа своего, я сам видел, когда мы в постели оказались! Сказал и захлопнул рот, поняв, что выболтал откровенное, такое, что никому говорить нельзя, тем более начальству, но поздно, шеф уже всё услышал и покачал головой. Было такое впечатление, что он намотал сказанное на ус и сделал нужные выводы: — Знаешь, а вот я считаешь, что не всё потеряно, и что вы с ней вполне можете ещё быть вместе, я имею кое-какое влияние на неё и её мужа и поверь мне, она в итоге почти сто процентов будет с тобой. — Но ведь она замужем и ждёт ребёнка? — напомнил ему Раш, хотя поддержка шефа явно обрадовала. — Что такое замужество? — загадочно произнёс начальник — Всего лишь штамп в паспорте, который ничего не меняет, а ребёнок...Кхм...Когда ты говорил вы были близки последний раз? Месяц назад? Так она сказала вчера, что у неё срок четыре недели, не мне сказала, Мон Мотме, но я тоже рядом был. Раш не знал, что ему сказать. Вроде бы ничего определённого ему сейчас не сообщили, но душа оказалась тронута невольным сомнением. «Срок четыре недели, близость месяц назад» — заметались в голове Раша странные мысли — «Так, значит, возможно...Да нет, не может быть. Бред какой-то! Хотя...Кто сказал, что чудес не бывает?» Начальник мысленно потёр руки, дело было сделано и пообещав Кловису нужную помощь, отпустил его, напоследок велев быть осторожнее и пока свернуть все их общие дела. После чего, спустя полчаса, велел пригласить к себе Падме. С ней он тоже уже давно вёл определенные беседы, смысл которых понимал только сам, например, мог в середине разговора о делах взять и спросить: — Как поживает твой муж? Наверное волнуется о тебе и вашем ребёнке? Падме легко переключалась на эту тему и неизменно говорила, что с Энакином всё в порядке, он сильно волнуется за неё и часто не даёт ей и шагу ступить спокойно. При этом выражение её лица становилось таким, словно речь шла не о любимом муже, а о ком-то кого хотя и терпишь безропотно, но если бы была возможность не терпеть, давно бы уже оказалась от его общества. Это выдавали не слова, не тон, а невольные полудвидения мимики, глаз и бровей. Но опытный политик, да ещё и ситх, легко распознал мысли молодой женщины и подождав, пока она отвлечется на политику, поинтересовался как бы невзначай: — Скажи мне, а какой ребёнок более желанный? Рождённый от любимого или от любящего? Падме слегка задумалась, застигнутая врасплох, обычно она легко находилась с ответами, но беременность слегка притупила её реакцию: — Мне сложно ответить, я знала и то и другое, вы это знаете не хуже, но если бы у меня был выбор, я приняла бы его в пользу любви. Ситх удовлетворялся ответом и заговорил о чем-то постороннем, чтобы затем вернуться к своему: — Любовь не проходит бесследно, а дети скрепляют такой союз, особенно если он по взаимному чувству. Падме не ответила, а только отвела глаза, чтобы он не видел набежавших слез. Она сама перевела тему, но очень ненадолго, начальник вскоре опять задал наводящим вопрос: — А ты никогда не думала, как бы сложилась твоя судьба, если бы вы с Рашем тогда не расстались, или снова сошлись бы месяц назад, когда вам предоставили такую возможность? Рычаг давление вдавился в пол. Падме не смогла ответить, пыталась, но слова не находились, и в конце-концов, окончательно потеряв самообладание, женщина упала головой на стол и глухо застонала. — Ну зачем вы меня мучаете? — послышался из-под ладоней сдавленный всхлип — Всё знаете и всё равно спрашиваете. Это же ужас. Просто кошмарный ужас! — Девочка моя, поверь, я ничего такого не хотел, просто мне тяжело видеть, как ты несчастлива — сменил тактику шеф и усевшись с ней рядом, подгладил по голове — Я же вижу, что ты мечтала не о том, что имеешь, ты до боли напоминаешь мне героиню одной пьесы, которая, отчаявшись выйти за любимого, пошла за постылого, хоть он и любил её. Скажи мне, ты изменила бы свою жизнь, если бы снова получила шанс? Амидала размышляла не долго, ей давно уже хотелось выговориться, но она не ожидала, что именно этот человек предложит себя на эту роль. Но настолько уже устав от этих мыслей, женщина подняла на него лицо и громко, с почти истерической интонацией, выдала: — Он меня достал! Я его уже почти ненавижу! Он любит меня, заботится! А меня просто трясёт, когда я ложусь с ним рядом! Я постоянно думаю о том, кого я действительно люблю, понимаю всё про него и тем не менее люблю. До сих пор. Несмотря ни на что. Ещё и ребёнок этот... Надеюсь, он не будет похож на отца? — Нет — ответил мужчина спокойно — Он будет похож на тебя и за это отец полюбит его сильнее. Ведь семья должна быть вместе и любящие друг друга люди должны уметь прощать друг друга, поверь, я знаю, что ты сможешь вернуть своё счастье. А я тебе помогу. Только вот давай не будем пока проворачивать наши дела, временно. Успокойся и иди к себе, доверься и всё будет. И снова ничего определённого не было сказано, но Падме неожиданно поверила и действительно отпустила свои сомнения. Она чувствовала, что скоро всё будет хорошо. «Да, скоро всё поменяется» — подумал мужчина, отпуская её — «Остался только небольшой штрих». ...В качестве которого он велел пригласить к нему Рыцаря Скайуокера. С ним разговор был, конечно, не о политике, были разговоры и поважнее. Например, о том, как Орден справляется с Войной и что он для этого делает. И как бы между строк звучали вопросы о семье и будущем ребёнке, с упором на волнение за него. Энакин как всегда начал подробно рассказывать об этом, как бывало у него и прежде с этим человеком. Только с ним этот замкнутый и не слишком общительный человек позволял себе быть откровенным и даже ранимым: — Я сам не свой от этих переживаний. Я очень боюсь, что она умрет во время родов! Умрет на моих руках, как моя мама! Я просто не смогу пережить этот ужас снова! С ним усилий потребовалось меньше, да и работать они начали раньше, чем с первыми двумя. Впрочем, Падме тоже не случайно согласилась на его предложение, он смог её талантливо подтолкнуть в нужном ему направлении. — Мне кажется, тревога твоя напрасна — начал он осторожно и мягко — Она вовсе не гарантирует того, что сбудется, но даже если и так, то уже давно существует нечто, способное предотвратить такой исход и даже...Исправить его, если понадобиться. — Но это же не означает, что и саму смерть можно победить — удивился Энакин, не поверив в такое. — Победить — нет, — охотно согласился с ним политик — За то обойти можно запросто. Обмануть, поменять одну жизнь на другую. Что может быть проще? Определённости, как всегда, почти полный ноль, за то процентов девяносто чистого повода задуматься над загадочными словами и уже на следующий день прийти за подробным пояснением. «Но это будет завтра, а сегодня пойду поспать,» — подумал политик, оставшись один, — «А перед этим посижу у водопада. Вода очень успокаивает».