Её зовут Судьба

Всю прошедшую ночь в команде Призрака никто не мог уснуть. Все мысли каждого из них были об Асоке. Особенно переживали дети и Энакин, которому пришлось сообщить правду, иначе просто не получилось бы, ведь тот постоянно спрашивал о ней. Да и сейчас хотел ворваться, да медик строго велел не входить, сказав, что сейчас ни в коем случае нельзя волновать дорогую пациентку. Асока уже пришла в себя после операции, но тут же заснула, не следовало теперь её будить, сколько бы не продлилось забытие. Всё это сейчас и пояснил им пожилой врач, успокаивая тем, что рана была хотя и серьёзной, но жизни более не угрожала, всё, что было нужно он сделал и теперь Асоке могли помочь только покой и отсутствие стрессов. Допустил к ней он только детей, и то лишь потому, что те очень просили. Правда настрого приказал Эзре ничего ей пока не говорить, пускай Асока сперва окрепнет и только тогда узнает истину. А пока пусть эта истина будет где-то рядом, но только не возле неё. Поэтому оба подростка просто сидели по обе стороны от кровати и держа тогруту за руки, безмолвно просили простить её за всё, в чем возможно обидели и сделали не так. Асока не могла ответить, просто не была ещё готова к этому, ей причина того, что с ней произошло виделась совсем в другом. В том, что это было наказание за все поступки, что она начала совершать ещё пятнадцать лет назад. Ушла из Ордена, несмотря на просьбы остаться. И чьи, того, кого она любила, и теперь он погиб. Останься она тогда с ним рядом, то возможно сумела бы спасти его. И их ребёнок, их сын был бы всегда с ней, а не отлучился от неё на долгих пятнадцать лет. А как она потом ополчилась на всех тех, кто долгое время был ей друзьями и близкими людьми. Предала их, переметнувшись к Империи, хотя и потом одумалась. И за всё за это она несёт расплату прямо сейчас, если бы она только вернула Энакина к жизни. Однако, нет, даже сама Сила не способна на такое чудо. — Простите меня — шептала она во сне — Прошу вас, простите меня. Слезы скатывались из-под плотно закрытых век. Эзра стирал их краем простыни. — Я простил тебя, уже давно простил, правда — отвечал он, сжимая её руку — Я и не сердился, совсем, ведь ты же не бросила меня, а просто потеряла. Тебя обманули, ты сильно растроилась, я знаю как это тяжело и плохо, но сейчас всё будет в порядке, я буду с тобой, Камилла тоже, а знаешь, кто ещё тебя ждёт? Вот проснёшься и я скажу. Асока не отвечала, но странным образом переставала плакать, а дыхание становилось ровнее, она чувствовала присутствие близких и их любовь, а это всегда было самым лучшим лечением. Так продолжалось несколько дней, Асока справлялась со свой болью, а её душа выздоравливала вместе с ней, снимая с себя груз тяжёлой вины, заменяя его тихой радостью и ощущением скорого счастья. И вот только спустя почти неделю она решилась спросить врача о том, как скоро ей разрешат встать. Он всегда навещал её утром, чтобы узнать о самочувствии, а так же посмотреть показатели и поменять повязку. Вот и сейчас мужчина первым делом поинтересовался: — Как ты себя чувствуешь сегодня? Может быть, что-то беспокоит? Тогрута прислушалась к себе и честно призналась: — Вроде бы неплохо, вот только дышать ещё трудно, чувствую боль, пытаясь вздохнуть посильнее и сердце просто выскакивает. Врач не удивился, услышав такие слова, он привык, что она всегда и всё говорит честно, даже когда не выгодно. — Ну, знаешь ли — ответил он, серьёзно взглянул на пациентку — В твоей ситуации это неудивительно, кровопотеря была неслабая, вот сердце и выскакивает, а боль...ну с этим пока ничего сделать нельзя, она останется пока не заживёт. Давай взгляну, что с тобой творится. Асока на это лишь кивнула и опустившись на подушку, откинула простыню с плеч и прикрыла глаза. Она не любила эти осмотры, но понимала, что без них ответа на вопрос точно не будет. В этот раз всё происходило по стандартной схеме, прежде всего дотошный медик посчитал пульс и изменил температуру. — Учащенный — сказал он, убирая измерительный прибор — А температура немного повышена. Следом пришла очередь давления, оказавшегося слегка пониженным и контроля сердечного ритма, напротив здорово ускоренного, со слабым верхушечным толчком, ведь, как правильно предположил Кэйнан, лезвие виброклинка зацепило основание сердца. — Опять волнуешься? Нельзя тебе это — слегка укорил её пожилой мужчина и принялся за самое неприятное—менять повязку. Она оказалась сухой, но всё равно потребовалось заменить на другую, чтобы заодно оценить состояние раны, к счастью оказавшееся неплохим. — Сейчас будет немного щипать — предупредил он привычно, достав из тумбочки пузырёк с чем-то прозрачным, пахнущим спиртом. Асока зажмурилась. Боли она не боялась, просто не любила смотреть со стороны, как кто-то касается её. Тем временем врач уже закончил обработку и накрыл рану свежей салфеткой, закрепив её пластырем. И только тогда ответил на первый вопрос: — Ещё пару дней и можешь попробовать встать, но раньше и не проси. Асока нахмурилась, но ничего не сказала, да и не могла она сейчас особо спорить. Не было сил. Голова продолжала кружиться, даже когда она лежала, туманя взор при каждом удобном случае, а при малейшем движении перед глазами всё начинало плыть и качаться. Сказывалась кровопотеря и слабость организма из-за ранения. От этого состояния всё время хотелось спать, испытывая в эти периоды новые приступы воспоминаний. Иногда самых тяжёлых, дававших понять, что жизнь пошла под откос после ухода из Ордена, заставляя сожалеть о невозможности повернуть обратно и найти иной выход из незавидной ситуации. Но были и поистине счастливые видения, говорившие о том, что была в жизни тогруты и радость: удачные миссии, общество любимого учителя, та их единственная ночь, беременность, рождение сына... Дальше была лишь безнадёжная тьма и жизнь, превратившаяся в выживание. От этого не хотелось открывать глаза и вновь возвращаться в эту безнадёгу, но были и те, кто считал иначе — Камилла, Эзра и ещё один товарищ, что приходил к ней по ночам, полагая, что никто не знает об этих визитах. Энакину строго запретили навещать Асоку, считавшую его умершим, но когда он кого-то слушал? Однако, к чести Скайуокера надо сказать, являлся он в медотсек только ночью, когда Асока крепко спала под действием успокаивающего. Он просто садился с ней рядом и подолгу смотрел в спящее лицо, вспоминая ту их единственную ночь, долгое время казавшуюся сном и не верил сам себе. Как долго он мог не замечать эту верную и самоотверженную душу. Кэйнан рассказал ему всё, что знал, а уж когда Бо-Катан добавила от себя все подробности жизни Тано после ухода из Ордена, Энакин ощутил жесточайшее чувство вины. Бедная девочка, как много ей пришлось пережить из-за любви к нему. Он часто не принимал её всерьёз, смеялся, а она оказалась в душе такой благородной, честной, верной своему принципу и ему. Именно она помогла ему вернуться из беспамятства, неспроста же Сила в нужный момент дала ему принадлежавшее ей кольцо. Не зря её имя означает Судьба. Как же прав был Уотто, сказав, что близок не тот, кто разделит с тобой триумф, а тот, кто возьмёт у тебя часть твоего горя и оно не будет при этом ему в тягость. И вот сегодняшней ночью Энакин впервые решил подать голос, он не знал, с чего начать и потому попросту стал выдавать то, что давно лежало на сердце: — Асока, я знал, что иногда нам свойственно ошибаться, не веря тому, что говорит сама Сила. Она с первого дня указывала на то, кто являлся моей судьбой, я же постоянно пренебрегал её знаками, ставя выше них красивую иллюзию, хрустальный замок, рассыпавшийся в пыль, как только я приблизился. Но он был до того красив, что ослеплял своим блеском, не позволяя увидеть то, что всегда было рядом, что-то по-настоящему прочное и искреннее. Твоё доброе самоотверженное сердце, чистую душу и истинное чувство. Я потерял безумное количество времени, прежде, чем этот бессмысленный, пустой блеск рассеялся и истина предстала передо мной, вот только я снова опоздал, у тебя давно уже другая жизнь, в которой ты можешь быть счастлива, но одно знай наверняка: я люблю тебя, Асока, прости, что не сказал раньше. Энакин поднялся, чтобы уйти, как вдруг слабая прохладная рука чуть сжала его ладонь, прося остаться. — Не уходи. Я знаю, это всего лишь сон, но это единственная возможность тебя увидеть, поговорить с тобой — произнес тихий, чуть хрипловатый голос — Ты, как и всегда, уйдёшь с первым лучом солнца, вернуться сюда ты не способен, но если ты можешь, если Сила позволит, то возьми меня с собой, мне так тяжело, так плохо одной здесь. Мои дети выросли без меня и совсем скоро я стану пустой и никому не нужной. Единственным счастьем, что было за все пятнадцать лет была та ночь, что мы провели вместе, тогда и родился наш сын, которого растили другие. Я знаю, что тебе не нужны мои чувства, ты всегда любил другую, но просто знай: я тоже люблю тебя. Странное признание, неправда ли? Но от этого оно не стало менее искренним и достойным быть услышанным. И потому, наутро, заглянув в медотсек, врач застал необычную, да нет, просто невероятную картину: строго запрещённый к визитам сюда, Энакин Скайуокер, сидела на краю узкой кушетки, положив к себе на колени голову своей бывшей ученицы и глядя на неё с необычайной теплотой и любовью, гладил ладонью её лицо, на что она улыбалась и сжимала его свободную руку. Они явно проговорили всю ночь и непременно сделают это снова. Из всей этой ситуации врач сделал единственно верный вывод — пациентка окрепла достаточно, чтобы узнать всю правду о происходящем в галактике. В этой масштабной беседе участвовали все, кто был на корабле, за пятнадцать лет каждому было, что сказать этим двоим. Например о том, что строй государства снова поменялся и Новая Галактическая Республика уже вступила в свои права, бывший дворец Императора реконструировали, вновь превратив его в храм джедаев, обитатели которого давно вернулись и приступили к работе. Магистр Йода, узнав историю Энакина, бросился перечитывать правила, да так и исчеркал их все красной пастой, а после плюнул и переписал заново, итогом стали аж четыре свадьбы, и все, как одна, среди членов Совета. Мейс Винду женился на Шаак Ти, открыв тем самым свадебный сезон Ордена. Следом пришла очеред Кита Фисто и Эйлы Секуры, давно уже вздыхавших друг по другу. Третьим шли Оби-Ван и Бо-Катан, слишком близко принявшая просьбу покойной сестры присмотреть за её возлюбленным. Четвёртым, замыкающим, стал Аген Колар, связавший свою судьбу с Луминарой Ундулли. — Теперь ждём только вас — провозгласил Рам Кота, вернувшийся в Орден, глядя в сторону парочки героев. — Я хоть сейчас готов, Асока, ты как? — спросил Энакин тогруту, сидевшую рядом. Результатом вопроса стало торжество, отмеченное на всех уровнях Корусанта, а потом на Татуине, но это потом, а тогда остался другой вопрос, так же требовавший пояснения: — Я вот только одно не понял — сказал задумчиво Скайуокер — Каким образом Гера смогла активировать приказ? Это мог сделать только чувствительный к Силе, а ты, дорогая, при всём уважении, не имеешь в крови ни одного медихлориана. — Ты прав — нисколько не обиделась Синдулла — Я сама не обладаю одарённостью, но кое-кто, кого я люблю имеет её в избытке и частично поделился со мной, примерно пару месяцев назад, когда мой тест показал две полоски. — Гера, это правда? — ощеломленно сказал Кэйнан, как все мужчины, боявшийся и тайно ожидавшей этих двух полос. — Да, мой милый, ты скоро станешь папой маленького джедая, тот приказ подтвердил это — счастливо улыбнулась Гера, прижимаясь к его плечу. — Асока, а ты правда согласна выйти за меня? — спросил Энакин, когда они уже остались одни — Что может дать тебе такой как я? — Дочку — серьёзно ответила Тано и их губы слились в поцелуе. Впрочем ещё один вопрос остался нерешённым — как быть Асоке? Скайуокер, как и другие джедаи, всем сердцем хотел, чтобы она вернулась в Орден, но вот захочет ли этого она сама, после всех тяжёлых воспоминаний, вынесенных из Храма? Ответом стала ещё одна церемония в Зале Совета, посвятившая Тано в самостоятельные Рыцари. Это был во всех смыслах необычный день, принёсший ещё два события. — Энакин, знай только одно — сказал Уотто, когда сразу после посвящения оба джедая прилетели на Татуин для регистрации брака — Свет и Тьма неразделимы, убив одну истину, ты уничтожишь и вторую, став автоматически никем. Поэтому самые негативные эмоции направь туда, где они нужны, а самые светлые выставляй вперёд, не стыдясь их, этого в тебе больше, чем плохого, мне ли не знать об этом. И вот, отдай всё лучшее, что есть в тебе Асоке, она достойна этого. Эта женщина пережила так много, что заслужила счастливую жизнь. Но и это было не всё, что ждало Энакина сегодня. У самых ворот небольшого Храма, Асока остановила его и сказала, пряча глаза, сиявшие радостным блеском: — Помнишь, я тебе говорила, что очень хотела бы иметь ученика, так вот, теперь они будут у нас обоих. — Ты о чем, мама? — спросил её Эзра, он недавно сумел её так назвать и теперь был рад произносить это слово так часто, как только мог. — Да, о чем? Вроде бы новых юнлингов пока не набрали — не меньше его удивилась Камилла, работавшая при Ордене пилотом. — Не поверите, хотя я и сама ещё в шоке — не подумала Тано внести ясность. — Да скажи уже, я всё равно догадался, в другой раз прячь понадёжнее свои полоски — усмехнулась Энакин, отводя глаза — Особенно, когда их две. — И особенно, если до свадьбы — рассмеялся Оби-Ван, он тоже был здесь — И кто же у вас будет? Надеюсь, дочь, как вы и хотели. — Никак нет, Магистр — улыбнулась тогрута, хитро подмигивая — Ни дочь, ни сын, они у меня уже есть. — ДВОЙНЯ! БЛИЗНЕЦЫ! МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА! — радостно выкрикнул Энакин, бросая в толпу гостей свадебный букет невесты. Конечно, беременной Асоке ведь нельзя таскать такую «тяжесть» весом в целых полкило. В миг грянуло многократное ура! Все потянулись поздравить счастливых молодожёнов, один только Уотто не знал, что ему делать с этим нежданно нахлынувшим на него счастьем, продолжая пока лишь недоуменно сжимать в руках пойманный букет. Хотя, среди населения Татуина много свободных красавиц, так, вон, одна уже идёт... — Какой у вас красивый нос, какое блестящее пузико, а эти два торчащих зуба просто очаровательны. Уотто обернулся на голос и вмиг стал частью общего веселья. И так было испокон веков и будет всегда, пока в мире остаются неравнодушные люди и те, кто способен на бескорыстие, желая отдавать свою любовь, ничего не ожидая взамен. И награда найдёт их сама, ровно в минуту, когда ты окончательно поверишь, что её не будет.