Цена

Ты пришла ко мне. После всего произошедшего. После всех ран и несдержанных обещаний. Пришла, чтобы просить. И на что ты рассчитываешь? Первое, рефлекторное желание — обрушить тебя наземь, сразиться и одолеть. Залить землю кровью, вгрызться в плоть, заставить болью искупить предательство. Устроить пытку беспомощностью. Во всех красках. Во всех полутонах. А потом уложить обглоданные кости на алтарь. Уверена, твой череп отлично смотрелся бы в деснице Урзкартага. Предупреждения? А ты все та же. Самоуверенная. Настойчивая до наглости. И непростительно красивая. Родись ты в джунглях — и тебя непременно принесли бы в жертву богам. Но судьба распорядилась иначе. Жертвой стала я. Невестой, пленницей, рабыней — все едино. Все почти как у людей. Раз. Я буду твоим врагом, только если ты пожелаешь видеть меня такой. Мои желания? Излишняя, недоступная роскошь. Желает бог. Решает бог. Кто я такая, чтобы сопротивляться, чтобы позволять внутренней слабости просачиваться наружу и мешать свершению Его воли? Ты заходишь все глубже, все сильнее оскверняешь священные джунгли. Твой запах пробуждает жрецов. Бауда поднимают шакальи морды, выходят из пещер. Пот, теплая кожа, мятный шампунь. Надо же, какая верность аромату! Ментолом от тебя пахло и в прошлой жизни. Ты садилась на край стола в кабинете, осыпала Ее вопросами. Получив ответы — помогала взамен. Легко, непринужденно внося ясность в проблемы, над которыми ученые бились не один год. Тебе это ничего не стоило. Ты была частью той истории и с радостью открывала ее другим. А после в воздухе еще долго витали прохлада и белая зависть. Но сейчас Ее уже нет. Я же — куда сильнее. Но что это? Тебе не нравится наш тотем? Так убирайся. Еще не поздно это сделать. Два. Я бы предпочла мир, но буду драться, если придется. Если вынудишь меня — то проиграешь. Вынуждаешь здесь только ты. Я не вторгалась к тебе домой. Не заставляла делать то, чего ты не желаешь. Ты пришла сама. Ты видишь, как скалы загораются огнями глаз. Беги же, амазонка. Пока у тебя еще есть возможность унести ноги. Жрецы ждут. Напряжение охватывает их все сильнее. Его перенимаю и я — спина сама собой выгибается, хвост начинает ходить из стороны в сторону, стуча по камням. Нет. Еще не время. Пока нужно сдержаться, дать последний шанс. Ты считаешь, пытаясь оттянуть поражение. В человеческом высокомерии думаешь, что мое. Нет, амазонка. Свое и только свое. Ты на моей территории. В храме моего бога. И ты сама обрекаешь себя на гибель. Три. Я пришла просить поддержки богини и не уйду, пока не получу ответа. Ну что же, ты сама напросилась. С моего молчаливого позволения темная волна срывается вниз, сверкая клыками и кинжалами. Я знаю, что они тебя не одолеют. Но вдруг? Пусть попробуют. Мы ведь никуда не торопимся. Ты дерешься, не показывая страха, но адреналин выдает тебя с потрохами. Теперь ты пахнешь, как и любой другой загнанный зверь. А кровь струится по твоим рукам — манящий, алый нектар жизни. Я уже не в силах сидеть в укрытии. Спускаюсь, тихо захожу с подветренной стороны, таюсь в зарослях. Близко. Но так, чтобы у тебя не было и шанса меня заметить. Твои последние слова звенят в голове, накаляют ярость. Богиня… Все из-за того, что я хотела ею стать. Хоть в чем-то сравняться с тобой. Невыносимо было осознавать свою беспомощность. В контрасте с твоей силой — вдвойне. А чем все в итоге обернулось?.. Ты добиваешь последнего жреца. Вскакиваешь на гору своих жертв. Солнце пылает алым на твоем доспехе, зажигает витки золотого лассо. — Явись! Поговори со мной. Я не просила боя. Только выслушай! Ну, раз так настойчиво просишь — то не стану отказывать. Ты еще что-то говоришь, но я уже не слышу тебя. Я вся — прыжок. Отточенный и бешеный. Ты не ожидала его. Падаешь плашмя — прямо на трупы и кости. С этого ракурса твоя броня выглядит еще смехотворнее. Ничто не мешает мне в следующем рывке располосовать когтями бедра и руки. Бессмысленно, но так приятно! Ведь это только прелюдия. Зачем же ты встаешь? На спину падать еще больнее. И опаснее. Я всем телом наваливаюсь на тебя, вжимаю в неровную поверхность. Ты близко. Предельно близко. Но сейчас это не важно. Ты в моей власти. И пусть я физически не могу сделать с тобой всего, чего хочу — это тело не помешает мне тебя убить. Ты и не думаешь сопротивляться. Лежишь спокойно, будто не понимаешь, что в шаге от смерти. Без тени отвращения смотришь мне прямо в глаза, твердым голосом произносишь: — Темискира! Я не могу найти ее. Барбара Энн, прошу, помоги мне найти дорогу домой. Слова обжигают. Я отпускаю тебя, отскакиваю в сторону. Как ты посмела назвать меня так? Как ты посмела будить прошлое? Она мертва. Мертва по твоей вине. И я выбью из тебя признание этого. Хоть словами, хоть когтями. — Это имя меррртво, — голос плохо слушается, сам собой срывается в рык. Еще одно напоминание о моей природе. — И ты допустила это. — Значит, память тебя подводит, — мягкий, вкрадчивый тон без тени гнева. — Я пыталась тебя отговорить. Ты сама позволила этому случиться, Гепарда. Позволила… Да, с тобой не поспоришь. Но если бы ты настояла, принудила — все было бы иначе. Порой вежливых слов не достаточно. Спасти может только сила. А ты не пришла на выручку, когда я в этом нуждалась. Дала уверенность в том, что в случае чего спасешь — и не спасла. И теперь смеешь просить помощи! Бедная принцесса потеряла путь домой. Какая трагедия! Так я могу создать новый! Всего-то и нужно, что обратить тебя. Тогда мы обе навсегда останемся тут. Бессмысленно пытаться контролировать ярость. Она подобна лесному пожару — вспыхивает от искры и убивает все на своем пути. Неужели ты не понимаешь, кто перед тобой? Не осознаешь, что ходишь по краю пропасти, даже после того, как мои клыки чуть было не сомкнулись на твоей шее? Ты даже не пытаешься бороться. Только защищаешься, и этим злишь меня еще сильнее. Ну же, ответь болью на боль! Дай мне ее, хоть на миг приглуши безумие! Твоя рука смыкается на моем запястье, без видимых усилий прерывает удар. Крепкая хватка заставляет остановиться, замереть, вновь глядя тебе в глаза. Ну, чего ты ждешь, амазонка? Сверни мне шею, задуши золотым совершенством. Поставь точку в этом непрекращающемся кошмаре. Твоя подруга мертва, закована в темнице звериного разума. Даже если она тебя и слышит — то никогда не ответит. — Ты мой друг, — голос не слабее захвата. А вторая рука тем временем гладит меня по щеке. Так нежно, будто касается кожи, а не шерсти. — И это никогда не изменится. Диана… Ты все так же наивна. Рано или поздно кто-то убьет тебя твоей же рукой. И в этой глупой вере ты еще раз показываешь, как велика пропасть между нами. Ведь ты — человечна и чиста до последнего фибра души. Я же — проклятое, обреченное чудовище, которому ты отчего-то доверяешь. Захват слабеет. Рывком отворачиваюсь, чтобы ты не видела моего лица, чтобы не почувствовала лжи: — Ненавижу тебя… — Любовь может ужиться с ненавистью. Они подпитывают друг друга… И какой в этом смысл? Будто ты еще что-то чувствуешь ко мне. Нет, не поверю. Ты можешь любить память о Ней, но не меня. На это не способна даже ты. Но от необходимости отвечать меня спасает шорох среди деревьев. Жрецы возвращаются, чтобы отомстить за собратьев. И ты тоже их слышишь. — Х-с-с, нам нужно идти. Постарайся не отставать, принцесса. Долгий бег успокаивает. Да, ты не видишь во мне зверя. И он, оскалив напоследок клыки, отступает на задворки сознания. Но оттуда никуда не исчезнет — вернется, как только ощутит подходящий момент. Пока же разум непривычно чист и спокоен, несмотря на бешеную гонку. Хочется сохранить его таким как можно дольше, но это не в моих силах. Ведь рано или поздно нас догонят, принудят с сражению. Так и случается. Кровь заливает мех, я рву когтями грудь еще живого жреца, впитываю его крик, вгрызаюсь в горячую плоть. А хуже всего, что разум при этом не засыпает. Я вполне осознаю, что творю. И животное наслаждение смешивается с ужасом. Ты оттаскиваешь меня, рискуя попасть под удар. Прижимаешь к себе, сдерживаешь в объятиях. Долго, пылко убеждаешь в заведомо ложном. Я не человек, Диана. Твоей верой меня не спасешь. Но слова убаюкивают, сгоняют туман безумия. И вот я уже плачу, уткнувшись тебе в плечо. Так, будто ничего действительно не изменилось. Будто выход есть. Впрочем, последнее сейчас верно. Но это не широкий проем, а тонкое ущелье. Стоит ли рискнуть? Определенно. Терять ведь нечего, а другого шанса может и не быть. — Я помогу тебе. Только и ты тогда сделай для меня кое-что. Помоги мне убить Урзкартага. Избавь от проклятия. Голубые глаза впервые за этот вечер вспыхивают ненавистью: — Даю слово. Мы идем через джунгли в молчании. Не только из-за того, что разговор может выдать нас. Сейчас между нами есть взаимопонимание. Но его может разрушить любое неосторожное слово. Ты, судя по всему, погружена в мысли. Меня же гложут более приземленные вещи. И даже ты со временем замечаешь это. Да, ты угадала. Голод становится все сильнее, он пожирает меня изнутри. Но хуже — похоть. Еще одна шутка бога. Не менее жестокая. Ведь человеческое желание в зверином теле оборачивается постоянной болью. Ноющей до и после. Разрывающей в процессе. И между этим — краткий миг забытья, не имеющего ничего общего с наслаждением. Но даже это мгновение отравлено. Отвращением к самой себе, к зверю, толчками вдавливающему тебя в землю. Низко, мерзко, но не в первый и далеко не в последний раз. Спасибо хоть на том, что это чрево не способно зачать и выносить. С тобой все было совсем иначе. Так хорошо, что страшно вспоминать. Особенно сейчас, когда ты снова рядом. Только руку протяни — коснешься, рухнешь на корни и листья. Но все бессмысленно. Это принесет одну лишь злость. Ведь ты не мужчина. Это не было важно в спальне Барбары Энн. Сейчас же — равносильно приговору. Но луч надежды уже разрезает мрак. Погибнуть в попытке одолеть бога или вернуть себе прежнее обличье. Оба варианта точно лучше этой пытки длиною в вечность. Так что — вперед, с сияющему зелеными огнями храму. К спасению или гибели. Ведь у всего есть своя цена. И за избавление я готова заплатить чем угодно.