Твой

- Чей ты? Едва различимый шепот льется прямо в ухо. Щекотно. Джихун поводит плечом и не отвечает. Молчит и пялится в сумрак комнаты, туго сплетенный с тишиной, которую нарушает только спокойное дыхание спящих на соседних кроватях ребят. Только губы поджимает, сдерживая улыбку, хотя Джонхан все равно ее не увидел бы - устроился за спиной Джихуна, - но даже если бы лежал напротив - ночь скрывает все вокруг, и не зря ведь ее называют лучшим временем для откровений. - Чей ты мальчик? - Джонхан умеет быть настойчивым. Слова он произносит еле слышно, но четко разделяя их и делая акцент на каждом, и легко сжимает локоть Джихуна. Небось еще и нижнюю губу закусил. Глупая шутка, которая стала одной из фишек Джонхана и успела дико заколебать, случайно переросла в нечто иное, слишком личное. Джихун наверно больше никогда не сможет воспринимать ее так, как раньше, и каждый раз будет вспоминать этот ночной шепот, обращенный к нему одному. Когда пряди волос мажут по щеке и виску Джихуна, он даже не знает, хочет ли Джонхан его так с ума свести или у него это случайно получается. Он так ничего и не говорит в ответ, и хватка теплых пальцев на локте ослабевает, они гладят его напоследок, словно извиняясь. Джихуну немного жаль Джонхана - длинные волосы - адская морока, но жизнь была бы прожита зря, если бы он хоть раз не пропустил их между пальцами и не попробовал заплести косичку, которая в итоге вышла безнадежно корявой, но Джонхан тогда так удивленно потрогал ее, а потом проходил с ней весь день, пока она не растрепалась во время практики, а Джихун не мог заставить себя не смотреть в его сторону слишком часто, наблюдая, как пряди в течении дня выбиваются одна за другой, мягко колышутся у лица Джонхана при каждом его движении, и в ответ на его случайный встречный взгляд где-то в груди неудержимо разливалось тепло. Джихун приоткрывает рот и длинно выдыхает, стараясь не издать ни звука, когда чужая ладонь так неожиданно ложится ему на живот, ниже, чем стоило бы, и едва удерживается, чтобы не лягнуть Джонхана пяткой в колено, потому что, блин, какого фига он его так изводит. Джонхан горячо дышит ему в шею и улыбается, Джихун это чувствует кожей и сам не может не улыбаться, это сильнее его. И так сложно бороться с желанием развернуться, чтобы лежать лицом к лицу, выхватывая взглядом чужие очертания в темноте, прямо как в дурацких сопливых мелодрамках, где все выглядит наигранным до предела, Джихун их терпеть не может. Одно дело - плохие фильмы, и совсем другое - Джонхан, близость которого он ощущает всем своим телом, и это просто мучение какое-то, настоящая пытка. Джихун так и не двигается, только дышать перестает на несколько секунд и теряет способность мыслить, когда ладонь на его животе чуть сдвигается и словно мнется на месте, не зная, куда двинуться дальше - вверх или вниз. О втором варианте Джихун предпочел бы не думать, но разве можно не думать о "белой обезьяне", особенно, когда неспокойное дыхание Джонхана крадется по оголенной коже в широком вырезе пижамной футболки, пряди волос мягко скользят и щекочут, выводя абстрактные узоры, а тепло от его ладони растекается по всему телу. Идея побиться головой о ближайшую стенку не так уж плоха - вытряхнуть бы оттуда всякую фигню. Джонхан жмется к нему теснее, так, что можно спиной ощутить биение его сердца, и тычется носом в шею, а Джихун зажмуривается и едва не дрожит, когда по телу врассыпную разбегаются мурашки. И даже пошевелиться страшно, чтобы не нарушить эту целостность. Наверное, для него это немного "слишком". Когда бывает слишком хорошо - изнутри царапает тревога, напоминающая о том, что такие моменты не вечны. Джихун распахивает глаза и сжимает губы. Он совсем разучился расслабляться и постоянно помнит, о чем-нибудь да помнит. Стоит дать себе слабину, и все полетит к чертовой матери. Он настолько в этом убежден, что не может даже предположить другого исхода. Джонхану пора уходить в свою постель, пока они не заснули вот так, иначе утром случится палево века, подколов ведь потом не оберешься. Кому это надо? Точно не Джихуну, Джонхана тоже хочется от них уберечь. Он накрывает руку Джонхана ладонью и несильно сжимает ее. Джонхан понимает его без слов, от этого еще тошнее. Чужой лоб, прижавшийся к затылку, и тихий вздох, и Джихун почти готов передумать, но так нельзя. Только теперь он позволяет себе аккуратно повернуться, чтобы не шуршать постельным бельем, и проводит пальцами по волосам Джонхана - легкое касание к гладкому шелку, маленький символичный жест. Джонхан замирает и будто ждет чего-то. Расстояние между их лицами величиной с ладонь. Одно движение, и границы будут стерты. Джихун ненавидит свой внутренний ограничитель, который диктует ему условия и иногда так мешает жить и меняться. Если бы он поменьше загонялся из-за ерунды - все было бы проще. Поэтому он так не любит выражение "если бы" - оно убивает вероятность возможности, напоминает о чем-то не свершившемся и обрушивает реальность на голову. Момент безнадежно упущен. Какой же ты дурак и тормоз, Ли Джихун. Джонхан бесшумно выскальзывает из-под одеяла, тенью уплывает прочь и словно забирает с собой все тепло, оставляя после себя только тонкий аромат, сотканный из лучей закатного солнца, осенних туманов и прохладных рос. Может быть, однажды Джихун посвятит ему песню, запрячет ее в самый дальний угол флэшки или памяти телефона, а может быть, включит ее в альбом - никто ведь даже не догадается, - но сейчас он утыкается щекой в подушку, там, где только что лежал Джонхан, и закрывает глаза, чтобы поскорее заснуть. А завтра, когда Джонхан в очередной раз шутливо спросит Чана, чей он, Джихун в ответ на его короткий беглый взгляд беззвучно, одними губами, шепнет: "Я - твой".