Покайся

Знаешь, Фишер, я ведь действительно ненавидел тебя. Презирал все, что было хоть как-то связано в тобой, хотел уничтожить это. Стереть с лица земли и тебя и любое напоминание о тебе.    Разорвать в клочья твои бездарные рисунки (и кто только сказал тебе, что они неплохи), разбить в щепки гитару. Хотел переломать каждую фалангу  твоих изящных длинных пальцев, видеть слезы, льющиеся из до омерзения голубых глаз. Вырвать лохматые синие хвосты, содрать с тебя скальп, раздробить каждую косточку в твоём тощем теле, заставить кричать в агонии любую клетку, молекулу, атом, все составляющие твоего организма должны страдать, как страдаю я каждый раз, когда вижу тебя. Я хотел раздавить тебя, заставить твои губы истекать кровью, а потом целовать. Целовать. ЦЕЛОВАТЬ.    Я хотел стянуть с тебя твою гейскую одежду и вылизать каждый миллиметр, залезть языком под кожу, слиться с тобой и сжечь изнутри. Хочу, чтобы ты кричал моё имя, и смотрел только на меня. Хочу увидеть в твоих стеклянных глазах ярость, ненависть и обожание. Скажи моё имя, Фишер. Разорви свою гортань, свои голосовые связки одним только словом, кричи его до исступления и плачь. Плачь. Выгибайся под моими руками, растекайся магмой, задыхайся от чувств, а не от моих пальцев на твоей шее. И. Всегда. Смотри. На. Меня. Целуй окровавленными губами мои ступни, как я целовал искалеченные ступни Христа в церкви. Стой на сломанных коленях и молись, Салливан Фишер, потому что ты грешен. Подними пустые глаза на отрезанные крылья в моих руках. Это не я не даю тебе улететь, это твои грехи, покайся. Дай прощению маками и васильками синяков растекаться по телу. Отдай себя Богу, отдайся мне, Салливан. Люби меня.