автостоп для начинающих

      Голые тощие щиколотки обдувает холодный ветер, гоняемый несущимися вдаль авто, одна рука держится за лямку потёртого чёрного рюкзака, увешенного кучей значков с героями «Марвел», а другая — вытянута в сторону. Юта шмыгает носом и мысленно материт очередного водителя, проехавшего мимо его скитающейся автостопом по миру души. Лёгкая ветровка от вечернего холода не спасает нисколько, а пачка ментоловых сигарет скоро вывалится из мелкого кармана вместе с облупленной зажигалкой и каким-то мусором. Сухая трава неприятно щекотит кожу и пытается пробраться своими тонкими плоскими пальцами под край носка, но парень тут же дёргает ногой, отгоняя противное растение, и сутулится от холода сильнее. Он нервно стучит носком кроссовка о землю, потому что уже довольно поздно, а перспектива провести ночь прямо на пыльной обочине с риском быть изнасилованным во сне кажется не самой радужной. Если уж и трахаться поневоле, то хотя бы там, где есть стены и влажные салфетки, думает Юта.       В голове всплывает воспоминание о состоявшемся около полутора часа назад походе в круглосуточный, где Накамото и прихватил сигареты и пачку быстрозавариваемой лапши, что покоится сейчас в рюкзаке и дожидается приезда своего законного владельца в ближайший хостел. Ещё там стеклянная бутылка из-под колы, бинты с пластырями и паспорт, помогающий успешно доказывать Юте его совершеннолетие, ведь, ну согласитесь, выглядит он лет на пятнадцать, но продолжает себя успокаивать: «Зато я буду вечно молодым!»       Глаза слепят яркие фары, из-за чего приходится прислонить ладонь ко лбу, но радости Накамото нет предела, когда он наконец понимает, что автомобиль впереди останавливается. Он чуть ли не вприпрыжку бежит к своему спасителю, надеясь наконец добраться до ещё даже точно не выбранного пункта назначения.       Окно опускается, Юта уже тычется носом внутрь в попытках разглядеть водителя и поведать тому свою жалкую историю, но человек за рулём говорит первым: — Сколько час? — незнакомец убирает ото рта, видимо, совсем недавно зажжённую сигарету. — Что? — до японца долго доходит, за кого его приняли. — Слушай, мне только до города, дальше я сам доберусь, подкинешь? — А ты чё, этот… автостопер? — Попрошу — путешественник. — Хуественник, — и тихий смех с трясущимися костлявыми плечами, провожаемый закатывающимися вовнутрь всё больше глазами измученного скитальца. — Ты отсасывать будешь? — Если довезёшь до города, разрешу себя по заднице шлёпнуть.       Брюнет смотрит на Юту как на дурака какого-то, а на фоне так иронично стрекочут цикады. Оба чувствуют себя частью одного большого невесёлого мема под названием «Накамото Юта и его (провальные) попытки самостоятельно поведать мир». — Смачно шлёпнуть. — Всё ещё нет.       Юта воет волком от кажущейся уже совсем под носом безысходности. — Отсосу, если довезёшь до ближайшего отеля. — Разрешу остаться переночевать в своей квартире, если мы переспим.       Из авто вроде бы ничего такого ужасного не звучит, и не то чтобы у японца до этого никаких случайных связей не было, но его самолюбие почему-то вдруг резко подкашивается, а голова приземляется с глухим звуком на корпус машины, после чего её полоумный владелец вновь издаёт непонятный скулёж подбитого зверя. — Ну чувак, не порочь моё чистое имя. — А какое? — чужие глаза сверкают то ли от действительной заинтересованности, то ли от блеска светящейся ярко-оранжевым магнитолы. — Накамото Юта, — выдаёт, гордо задирая подбородок и потирая шишку на лбу. — Значит, ты не только автостопер, но ещё и анимешник. — Я путешественник, сколько можно повторять, из Японии. — Ага, а я продавец-консультант в «Пятёрочке».       Юта напрягается сильно, ведь если он не сможет уболтать этого придурочного горе-курильщика, успевшего уже пару раз закашляться на полуслове, то скорее всего действительно придётся заняться проституцией, дабы поймать кого-то ещё. — Чёрт, ну пожалуйста, ты моя последняя надежда, — складывает руки в молящем жесте и почти на колени становится, закидывая в свой список дел на ближайшее будущее пункт «Поставить свечку в церкви за счастье, здоровье и вечную жизнь, если этот пидр всё-таки согласится». — Ой, ладно, заваливайся, — лениво открывает переднее пассажирское, — только поебёмся потом.       Юта плюхается на сидение и усаживается поудобнее, кладя рюкзак себе на колени. — А у тебя хотя бы сколько? — Ему не интересно ни капли, и вообще Накамото сверху всегда, но только чёрт знает, почему он спрашивает. — Достаточно. — Я на слово не верю. — Тебе сейчас показать?       Парень пялится на Юту, а тот поднимает глаза в ответ. — Паспорт свой лучше покажи, ловелас. — На, — достаёт его из набедренной сумки, открывая на нужной странице, и тычет в лицо попутчику. — Ким Доён, 1996, — щурится, пытаясь прочесть хоть что-то в свете лишь появляющихся и в миг скрывающихся вдали фар. — Ну что, поздравляю, шкет, как ебать тебя будем? — Чё? — Хуй через плечо, я старше тебя, видал? — Накамото в ответ тычет пальцем в собственную дату рождения. — Ой, иди ты, — Доён жмёт на педаль газа, заставляя Юту откинуться на спинку сидения и заткнуться.       Спустя некоторое время японец уже пускает слюни себе на футболку, потому что пару ночей не спал совсем, но звук нажатой кнопки на магнитоле и заигравшая знакомая мелодия заставляют его отвлечься от уютного царства Морфея, окутывающего тёплым одеялом всяк туда входящего. — Только не говори, что ты водолей. — Он самый.       В воздухе снова повисает минутная пауза, только и слышно, как ветер шумит где-то в щели приоткрытого окна и свистят колёса. — Я читал, что водолей может заинтересовать скорпиона своими размышлениями о жизни и космосе. Вот ты. Ты любишь космос? — Юта смотрит в чужое ухо и надеется на то, что его прямо сейчас не вышвырнут обратно на пыльную обочину вместе со своей зависимостью от гороскопов и тайной любовью к песням Винтаж. — А про жизнь спросить не хочешь? — По твоей унылой роже и без того видно, что ты ей не сильно дорожишь, — ухмылка деланная, но задевает там, где нужно. — И что же тебе ещё видно? — Ким как будто начинается злиться, агрессивнее сжимает руль пальцами до белых костяшек и, нахмурившись, устремляет серьёзный взгляд в пустоту, не в силах сконцентрироваться на дороге.       Юта замечает. — Расслабься. — Я спокоен. — Нет. — Мы знакомы всего минут тридцать с натяжкой, двадцать из которых ты продрых, заткнись, — один — ноль точно не в пользу Накамото, поэтому на какое-то незначительное время он вновь замолкает, но от последующего: — Давай я поведу, — Доён снова заводится. — Даже не надейся, я тебя никогда в жизни за руль своей машины не пущу, — прыскает сквозь зубы и смещает жидкие брови на переносице. — Тогда сам остановись и отдохни. — Не указывай мне. — Как хочешь.       Словесная перепалка заканчивается так же быстро, как и началась, но младший всё-таки тормозит. — Не думай, что я сделал это из-за тебя. — Даже не собирался.       Доён тянется к заднему сидению, берёт оттуда бутылку минералки (Юта только догадываться может сколько ей лет, и как давно вода уже протухла) и откручивает крышку; совсем тепло и невкусно, но жажда мучает невыносимо. — Зачем я вообще тебя подобрал, — утирает губы рукой и бросает единственный спасительный источник обратно, но бутылка самовольно скатывается к кучке из леденцовых фантиков и пачек красных Мальборо на полу. — Потому что я неземной красавчик, — Юта лыбится во все тридцать два, и эта улыбка слепит глаза не хуже яркого света от встречных авто. — Нет, потому что я долбоёб. — С этим я тоже согласен. — Заткни свой рот чем-нибудь, умоляю. — Ты сам попросил.       Накамото подрывается с места и подаётся вперёд, вжимает ладонями чужие плечи в обивку и впивается в аккуратные ягодные губы своими. Целует несколько раз верхнюю и сразу просовывает язык между, проходясь по ровному ряду зубов. Доён хнычет случайно совершенно, а рот закрыть не может чисто физически, совсем не потому, что нравится. Воздуха в миг становится катастрофически мало и это, наверное, единственное, что заставляет его найти силы оттолкнуть Юту. — Ты совсем спятил? — смотрит на того, как на пришельца какого-то, что его прямо сейчас будто не поцеловал, а в рот, кхм, поблагодарил за содействие в налаживании межгалактического контакта. — Ты сам предложил мне провести с тобой ночь, не кажется ли тебе странной такая реакция на обычный поцелуй, м? — Юта по-хозяйски усаживается на кимовских бёдрах и утыкается носом в шею. — Ты приятно пахнешь. — Да что с тобой не так?! — Доён отдирает от себя чужие конечности и пытается найти в лице напротив хоть каплю здравого смысла. Тщетно. — Ты там ничего про шизофрению у скорпионов не вычитал случаем? — Ой, всё, блять, — Юта цокает языком и переползает на своё место обратно, — из тебя хуёвый романтик. — О боже, это что, была романтика, в твоём представлении? — А в твоём она какая? — Приедем — покажу. — Ну-ну. Только не раздень меня ещё в подъезде. — С чего бы мне это вообще делать? — Скорпионы обладают особой сексуальностью, а я — уж тем более. Так что будь осторожен, можешь не устоять. — Спасибо за предупреждение.       Следующий час они не разговаривают друг с другом вообще. Юта только подпевает себе под нос какие-то песни из двухтысячных, которых у Доёна море скачено, как оказалось. И пусть Кима этот кружок самодеятельности очень раздражает, он только безмолвно хмурится и старается не обращать внимания, помечая у себя в голове хэштэгом «hard times» каждую новую распевку Накамото, а сами песни — как те, что больше никогда в жизни слушать не будет и удалит к чёртовой матери. — А у тебя дома есть кипяток? — вдруг раздаётся вместо ожидаемой младшим очередной композиции Бритни Спирс.       Доёна этот странный вопрос вводит в ступор своей банальностью и глупостью, и он неуверенно отвечает: — Ну, есть. — Лапшу мне заваришь? — Так грызть будешь. — Я гость, ты должен за мной поухаживать. — Я тебе сейчас по лицу поухаживаю и высажу на заправке. — Всё, молчу, — Юта проводит двумя сомкнутыми пальцами около губ, имитируя застёгивающуюся молнию, выбрасывает через приоткрытое окно воображаемый ключик и сильнее кутается в ветровку, пряча замёрзший нос в воротнике. //       Доён так и тормозит около заправки, но Юту не высаживает, наоборот, говорит, чтобы тот сидел на месте и не высовывался, но японца с шилом в заднице чужие слова не останавливают, и он не может себе отказать в удовольствии зайти в магазинчик неподалёку. — Фу, поставь на место, возьми обычную лучше, — Доён подходит к парню спустя некоторое время, когда убеждается в наполненности бензобака своей, как он иногда выражается, ласточки, и корчится, видя в руке новоиспечённого знакомого бутылку вишнёвой колы. — А вот возьму эту тебе на зло, — язык показывает и, нарочно виляя задницей, идёт к кассе, где ещё жвачку со вкусом цитрусового микса просит подать.       Сдачу бросает в контейнер для сбора денег на лечение какого-то тяжело больного ребёнка. Юта искренне верит, что делает это не зря. Доён почему-то начинает искренне верить в Юту. // — А ты вообще чем в жизни занимаешься? — они почти подъезжают к городу, когда Накамото вдруг решает узнать Кима поближе, всё-таки, они ещё целую ночь вынуждены друг друга терпеть. — Учусь сейчас в универе на экономиста. Иногда хожу с друзьями в бар и регулярно умудряюсь где-нибудь потерять зачётку. — Весело, однако. — У тебя будто жизнь ярче. — Путешествие автостопом это уже априори явление запоминающееся. — Ну да, а ещё псевдопроституция тоже явление очень запоминающееся. — Дурак, — Накамото пихает кулаком Доёна в плечо, а тот отвечает своей невольной улыбкой на его.       Мелодия по радио сменяется чем-то более мягким и позитивным, создавая вокруг парней непринуждённую атмосферу, и оба чуть расслабляются, уже не чувствуя друг друга какими-то чужими. И под лёгким давлением ситуации и шипучей газировки Юта опять засыпает. // — Вставай, спящая красавица, — Доён хлопает ладонью по чужой щеке, вытаскивая японца за локоть, а тот только недовольно мычит. — Ало, блять, «Пятёрочка» закрывается, поднимай свою жопу! — А? Что? В смысле закрывается? Купи мне минералки тогда, — с лицом полусонного хорька на одном дыхании проговаривает Юта и вновь отрубается, откидываясь на сидение обратно. — Какая минералка? Приехали, говорю! — Ким встряхивает Накамото за плечи, а тот чуть не пропахивает асфальт носом, но, с горем пополам и божьей помощью, всё-таки выбирается из машины и позволяет младшему активировать сигнализацию. — Я вот тоже хочу на этаже повыше жить, — начинает Юта, когда они подходят к нужной квартире, и Доён пытается попасть ключом в замочную скважину, одаривая парня недопонимающим взглядом. — Можно с окна мусорным пакетом в баки целиться, а если не попал, то никто и не заметит, откуда этот небесный дар на клумбу какую-нибудь приземлился.       Ким смеётся себе под нос, отворяя наконец вход в свою скромную холостяцкую берлогу и приглашая гостя внутрь. — Я-то думал, у тебя почище будет, — демонстративно опечалено вздыхает Накамото, вешая куртку на крючок и поправляя растрёпанные волосы у зеркала, наивно полагая, что это как-то поможет его и без того опустошённому виду. — Разочаровываешь, друг. — Будь я в твоём положении, то такими словами не разбрасывался бы, — Доён ставит на кухне электрический чайник, заглядывает в пару кружек, благополучно выливая на себя из одной вчерашний утренний кофе, и только после этого додумывается включить свет. — У тебя не найдётся лишней футболки, а то тут жарко так, — Юта выглядывает из коридора, уже стягивая свою толстовку через голову, и видит Кима посреди всего этого хаоса с коричневым пятном на рубашке и джинсах. — Окей, я посмотрю в шкафу, — разворачивается на пятках и исчезает в полумраке. — Признаться честно, ты напугал меня даже поначалу, — Юта уплетает за обе щеки острую лапшу, корчится то ли от специй, то ли от обжигающей язык температуры, но продолжает чавкать. — Думал, какой-нибудь старик меня сейчас заберёт в сексуальное рабство, а мои вещи — просто заберёт, серьёзно. Если бы ты мне ещё тогда паспорт свой не показал, — отбирает у Доёна прямо из руки бутерброд с сыром и откусывает, блаженно закатывая глаза, — спасибо, ага, я бы так до сих пор и находился в страхе, не шучу. Ты вообще лицо своё видел? Теперь я понимаю, почему ты за меня на автомагистрали зацепился — если бы у меня такие мешки под глазами были, я бы также поступил, раз даже нормальные проститутки не дают. Ой, завари-ка мне чаю, да, две ложки, так что я тебя не осуждаю.       Накамото болтает без умолку обо всём подряд, подкрепляя свои мысли вслух периодическим шмыганьем носом и «Ой, красота, вообще крутяк», когда вдруг становится особенно вкусно, так что Доён теряет суть монолога ещё в самом его начале, отказываясь понимать в каком моменте Юта говорит о самых замечательных пирогах, что пекла его бабушка, а когда — о новой консоли, недавно вышедшей в продажу. Ким достаёт с верхней полки навесного шкафчика коробку овсяного печенья с кусочками шоколада, а рядом с глухим грохотом ставит две чашки, над которыми в нежном танце вьётся еле заметный пар.       Юта будто лазером, встроенным в один из его глаз, сканирует кружки и решает, что та, с красными тюльпанами на фоне ярко-зелёной листвы, лучше характеризует его никогда не унывающую душу и отдаёт её Доёну. Может, хотя бы это развеселит его и подарит ненадолго солнечную весну, потому что серый слоник из какого-то детского мультфильма сделать этого, японец почти уверен, не сможет.       Доён пугается и дёргается, когда чашка вновь стукается о стол, а Юта откидывается на стуле, разводя руки в стороны. — Как же хорошо, — произносит он, зевая, подкладывая ладони под голову, чтобы удобней было.       Доён кивает, особо в лице не меняясь, становясь даже грустнее скорее, явно не чувствуя такого прилива вдохновения, как его беззаботный недо_друг пере_просто_прохожий. — Можешь поспать у меня на кровати, там и так всё уже готово, — отстранённо произносит Ким, смотря на часы — уже за двенадцать давно перевалило. — Только не говори, что ты собираешься провести остаток ночи на диване, — Накамото всё-таки поднимает свои уставшие, но не менее блестящие глаза на парня напротив. В жёлтом свете одинокой лампочки на потолке черты его лица становятся ещё более мягкими, Доёна откровенно хочется тискать за щёки и кормить приторным зефиром. Ну или хотя бы держать просто поближе к себе. — А что ты ещё предлагаешь? — Буквально несколько часов назад ты говорил, что впустишь меня в квартиру только ради секса. — Я не говорил такого! — И сейчас заявляешь, что мы будем спать отдельно? — Юта чужих слов и не слышит будто. — Да. — Нет, чувак.       Не сказать, что Киму некомфортно. Ему жарко, душно, дышать нечем совершенно, а ещё он никак не может пошевелиться и оказать хоть какое-то сопротивление и, да, окей, ему некомфортно, но только самую малость, потому что у Юты шея пахнет ягодным чаем и ещё чем-то, оказывая своё волшебное успокоительное действие. — Ты спишь? — Накамото вдруг оживает, чуть ослабляет хватку, выпуская из крепких объятий, и позволяет рулету из пухового одеяла с Доёном в виде начинки заговорить. — Нет. — Почему? — если бы младший мог, то обязательно бы обреченно ударил себя ладонью по лицу. — Если я закрою глаза, ты меня точно задушишь, и спать придётся вечно. А у меня ещё достаточно планов на жизнь, чтобы не умирать, — Доён выглядывает из-под края одеяла, но ничего кроме загорелой ключицы не видит, поэтому начинает извиваться как уж на сковородке, укатываясь к противоположному краю кровати. — Что ты делаешь? — Юта выгибает одну бровь и пялится на гусеницу-переростка в попытках понять, чего она хочет этим вообще добиться.       Некоторое время Ким ещё молча выкручивается как только может, но в конце концов выдыхает и сдаётся. — Раскрути меня, или я сдохну. Сейчас же. — А где волшебное слово? — Накамото наигранно дует нижнюю губу и складывает руки на груди. — Пошёл нахуй из этой квартиры. — Ладно, сейчас раскручу, "Сим Салабим" сказать сложно, что ли, — Юта поднимает руки в примирительном жесте и принимается за высвобождение чужого тела из плотного кокона. // — Да, мам, всё в порядке, не волнуйся, — Доён выходит из ванной, убирая полотенцем лишнюю влагу с волос, и совсем случайно подслушивает какую-то неопределённую часть разговора Накамото, сидящего на диване спиной к двери. — Да, я у друга. Мам, ну что значит какого, у Джехёна, будто я с кем-то ещё общаюсь.       Доён подсаживается рядом и прыскает в кулак на последних словах, обращая на себя чужое внимание. — Трубку дать? — Юта прислоняет палец к губам и начинает нервно грызть кожу. — Ой, он так плохо чувствует себя, горло болит, говорить почти не может, все дела, — врёт и не краснеет, думает Доён, пока ему не подсовывают под щёку телефон, а взгляд Юты становится максимально жалобным. Если у Кима когда-нибудь спросят, кто мог бы отлично подойти на роль кота из «Шрэка», то он бы без лишних раздумий назвал имя японца. — А-ало… — младший отвечает, стараясь изобразить настолько хриплый голос, насколько это было вообще возможно в данной ситуации, и строит такое серьёзное лицо, будто не безответственного случайно попавшегося по дороге анимешника от праведного материнского гнева выручает, а на заседании совета безопасности ООН находится. — Да, он у меня, да, поужинали, скоро спать ложимся, да, конечно лечусь.       Юта хрюкает в ладошку, а Доён, чтобы случайно не последовать его безнадёжно паршивому сейчас примеру, демонстративно прямо в трубку кашляет, извиняется и начинает по просьбе с другого конца провода перечислять названия первых пришедших на ум лекарств, которые якобы пьёт, ещё и парочку самостоятельно выдуманных накидывает. — Хорошо, до свидания, — наконец сбрасывает вызов и выдыхает. — Как тебе не стыдно? Мама твоя — святая женщина. — Да, я знаю, — Накамото улыбается в экран, очищая панель с пришедшими уведомлениями и СМС от различных магазинов о «суперскидках только эту неделю». — Да и ты ничего такой вышел, — на Кима этот дурацкий чай с клубникой явно плохо влияет. — Это я тоже знаю.       Доён глаза закатывает и разочарованно валится на спинку дивана, медленно сползая вниз. — Или ты надеялся на ответный комплимент? — Я уже ни на что не надеюсь. — Футболку поправь. — В задницу иди.       Холодная рука ложится на впалый оголённый живот, оглаживает выпирающие рёбра и останавливается на тонкой талии, что Кима будто бы током бьёт в самую макушку. Юта нависает сверху, фиксируя чужие запястья над головой, а подлая лисья улыбка растягивается до самых мочек ушей.       Проворная ладонь вдруг оказывается у Доёна на бедре, поднимая ногу выше, так что коленом можно зарядить бессовестному Накамото по башке, если бы младший был в состоянии вообще в этот момент осознавать происходящее, а в горле не пересохло бы окончательно. Юта опускается к белоснежной тонкой коже на шее и оставляет ярко-алый засос прямо над воротом футболки, заставляя беззащитного Доёна покрыться позорным румянцем окончательно и зарыться носом в плечо, лишь бы не заскулить из-за тянущего приятного чувства внизу живота. — Боже, ты такой милый, — на Кима словно ушат ледяной воды выливают, и он всё-таки пользуется возможностью пробить ногой чужую черепушку, пусть и, к счастью для её носителя, безрезультатно. — Эй, что я такого сделал? — Да ничего особенного, просто опять всё испортил, — у Доёна вновь включается режим дикой креветки, пытающейся вырваться из прочных сетей, в виде которых сейчас выступают конечности старшего. — Неужели тебе так сильно хочется быть сверху? — откровенно издевается. Ни стыда ни совести, ужас. — Да уж, пожалуйста, — выпаливает не обдумав, и в миг оказывается на чужих бёдрах. — Чт… — Что — что? Действуй, показывай свою романтику, — Накамото мысленно хвалит себя то, как вовремя он вспомнил слова обезоруженного Кима.       Тот сглатывает, кладёт ладошки на чужую грудь, прекрасно понимая, что вырваться и капитулировать, закрывшись в ванной, не получится, чувствуя давление от чужих пальцев на своих ляжках, коих даже ткань шорт уже не защищает.       Доёну никогда и не было особо с кем целоваться, но он всё же отдаёт дань своим нескольким отношениям, каждым из которых не больше пары недель свершалось, и видео-урокам на различных сайтах. — Ох, чёрт, — Накамото даёт слабину, выдыхая непозволительно громко и возбуждённо, невольно разрешая младшему почувствовать себя прямо-таки чуть ли не самой известной и востребованной порнозвездой. — Ты не так плох, каким кажешься на первый взгляд. — Умоляю, замолчи уже наконец, — Ким повторно припадает к припухшим губам, пока Юта тянется по стройным ногам выше. //       Юта был бы очень счастлив, если бы после неспокойной ночи его, бодрого и готового на все самые отважные подвиги, разбудили нежные лучики солнышка и аромат свежезаваренного кофе в постель. Но они не в романтичном сериале про статного олигарха, нашедшего себе в жёны простушку с глубоким внутренним миром и ещё кое-чем, поэтому Накамото хватает и зашторенного окна сквозь которое не видно серого неба, запаха асфальта после дождя вперемешку с оживившейся немного растительностью и чужих пальцев, переплетённых с его. — Я уже думал, что ты не проснёшься, — Доён смотрит только одним глазом, как пират самый настоящий (и такой же, на первый взгляд, злобный, но только похищает он не древние сокровища на дне океана, а японское ранимое сердце), потому что другому мешает край тяжёлой подушки. — Думал, как незаметно вынести твою тушу из дома. — Да ты просто пиздец какой гостеприимный, — Юта продирает глаза, но сразу же обратно утыкается лицом в тёплую ткань, сжимая кимовскую ладонь сильнее.       Доён больше ничего не говорит и действиям старшего не противится, пододвигаясь ближе и стараясь не нарушать установившуюся идиллию, при которой даже копошение птиц над оконной рамой совсем не раздражает. — Ты когда-нибудь признавался в любви человеку, которого знаешь только одни сутки? — Юта не меняет своего положения, а потому все звуки проглатывает злосчастная подушка, но Доёну всё равно удаётся разобрать. — Нет. — Я тоже, но так сильно хочется, — Накамото спокоен, будто ничего сейчас и не сказал, наблюдая за медленно розовеющими щеками напротив и глазами, беспорядочно бегающими по его лицу.       Юта тянется к Киму ближе, обвивает рукой крепко и как-то робко одновременно и целует с нежностью (точно так же, как и на протяжении всей этой ночи), какую вообще может уместить в себе. Доён заводит руки за его шею, отвечая и поддаваясь на ласку, позволяет Накамото вести, а себе — быть маленьким и хрупким в его горячих ладонях. Кровь начинает бить в голову то ли от волнения, то ли от чего-то ещё, но крошечный внутренний хаос быстро прекращается, когда воздух разрывает звонок мобильного японца, вынуждающий оторваться от такого приятного занятия. — Алло? — тот только ответить успевает и сразу корчится, когда уши режет громкий крик прямо в микрофон. — Накамото Юта, какого чёрта ко мне прямо сейчас пришла твоя мама с пакетом лекарств, банкой варенья и пледом? — Джехён не в ярости, просто очень огорчён тем, что он, о мой бог, оказывается, болеет всеми возможными недугами, а его об этом даже не соизволили предупредить. — И почему теперь она должна думать, что ты прямо сейчас принимаешь душ у меня в ванной? — Потому что ты хороший друг? — Юта криво улыбается и смеётся в трубку. — Не сердись, я расскажу тебе обо всём как только будет время, окей? — И что же мешает тебе сделать это прямо сейчас? — Ну, у меня тут есть пара проблем, которые надо уладить. — Ладно, перезвони как подрочишь, — и Джехён равнодушно сбрасывает звонок.       Юта откидывает телефон в сторону и обратно льнёт в чужие объятия, но Ким складывает руки на груди, отворачиваясь лицом к стене. — Что не так? — Ты назвал меня проблемой, — Накамото готов поклясться, что услышал подступающие слёзы, пусть и, скорее всего, притворные. — Я назвал проблемой нехватку еды в моём желудке. Ну или моего члена в… — О боже, ты отвратителен, я иду ставить чайник. — А блины? — Нахуй иди, я тебе не мультиварка.       Юта вновь улыбается.