Цветы памяти

      Смех, болтовня и порой резкие выкрики разрывали душный зал. Кишащий студентами, школьниками и, кажется, совсем детьми с младших классов, он уже не вмещал новых посетителей. Здесь, опоздавшие до свободных мест то и дело снуют меж компьютерных столов, пытаясь углядеть, как и во что играют их более расторопные товарищи.       Чаще всего игровой клуб практически пустует, но в этот выходной день несколько соседних кварталов остались без электричества.       — Юстус! Ю-юсту-ус! — Низенький мужчина на посту администратора, отчаянно пытался перекричать гвалт, царивший в его заведении. Отчаянно, но безуспешно.       Вскоре после чего одинокая лампочка-индикатор, какие были установлены над компьютерами, обозначая их статус занятости, загорелась бледно-зеленым светом. Что тут же породило волну кипиша из желающих занять освободившееся место.       — Честно, я пытался докричаться, но сам видишь, — уставшим голосом обратился администратор к подошедшему мужчине, — ты опять забыл продлить свой комп, а тут такое.       — Зато у тебя успешный день. Да и я уже закончил. — Из-под болотно-зелёного капюшона растянутого худи прозвучал хриплый голос человека, который явно не разговаривал уже несколько часов.       — Ладно, тогда до завтра?       — Как всегда. До завтра. — Коротко ответил единственный посетитель, желающий покинуть это место как можно скорее.       Юстус Дипп вырвался из обители беззаботного хаоса на серую улицу, буквально благоухающую свежими ароматами сумерек. Он стремился как можно скорее оставить позади задорный смех и детские крики, поэтому скорым шагом направился вдоль улицы.       Из-за торопливой походки спал капюшон, обнажая пучок спутанных волос, наспех собранных на затылке, и заросшее щетиной или практически полноценной бородой лицо. Тревога, близкая к панике, сдерживалась глубоким, хоть и неровным, дыханием и каплями самообладания, что остались у этого человека. Вскоре ноги сами перешли на бег и несли Юстуса по маршруту, что стал уже до тошноты знакомым.       Сигналы машин, огни, фонари, светофоры. Яркая жизнь выходного дня доносилась вглубь кладбища и словно проклятием давила на израненное сердце, когда-то счастливого человека.       Юстус упал на колени возле невысокой оградки, хватаясь за её цветочный орнамент и сбивая руки в кровь.       — Мари… —  сдавленный стон и слезы нашли выход, — я не смог… там дети… и… все они… я…       Юстус поднял застланные слезами глаза на небольшое надгробие и фотографию. Любимая жена и новорожденный ребенок. Они не пережили эти роды.

Мария Дипп Эмилия Дипп

      Одинокая фигура шаталась по темной улице. Медленно, даже слишком, что неудивительно. Юстус брел с пустой головой, покручивая между пальцев маленький, голубой цветочек барвинка с могилы любимых девочек. Мужчина возвращался в пустой дом, который больше и Домом то назвать было нельзя. Пустая квартира, где когда-то царили любовь и уют, теперь вызывает отвержение. Со времени трагедии прошло четыре с лишним месяца, но он всё ещё слышал приветливый голос Мари в щелчке дверного замка, отражающегося от голых стен.       Комната, с предвкушением оборудованная под детскую, а также спальня новоиспеченных родителей, были заперты на ключ. Юстус часто думал, что больше не может находиться в этих стенах, но и покинуть их он не мог.       В полузабытье мужчина прошел в гостиную комнату, не включая свет, не снимая одежду, лег на диван и практически сразу уснул. Пусть Юстус и уснул практически сразу, но сон был тяжелым, сродни бреду.

***

Жарко. Темно. Тяжело дышать. Что происходит? Сон? Ничего не вижу, но воздух поменялся. Теперь такой свежий и даже сладкий! Не знаю как, но я двигаюсь ему навстречу и вскоре появляется свет. Зрение, осязание, все чувства такие реальные. Какой замечательный сон… Чистый, светлый и спокойный. Небольшой домик и рисовые поля? Как забавно. Впереди, на дороге, высокая фигура машет, зазывая к себе. Чувствую прилив радости и бегу. Бегу босыми ногами по пыльной просёлочной дороге, чувствуя как маленькие камушки колят ступни. Совсем не больно. Я смеюсь и бегу, путаюсь в своих же ногах и шлёпаюсь на пузо. Поднимаясь, в следующий момент, вижу три или четыре темных фигуры, нависших надо мной. Я на коленях и тут явно что-то не так. Мне больше не до смеха и становится страшно. Вокруг никаких полей. Какой-то коридор. Кабинеты. Классы? Школа? Понимаю, что надо мной издеваются, не слышу слов, но чувствую. Быстро встаю, распихав обидчиков, и бегу по коридору. По очень и очень длинному коридору. Нужно скорее свернуть за угол. А за углом… зима! Оживлённая площадь, гирлянды, ёлка, легкий снежок и рождественские мелодии. Настоящий новогодний рай. И я чувствую, что мою ладошку кто-то бережно сжимает в своих теплых руках. Нахожу взглядом этого человека и… секунду… Это я? То есть человек передо мной с моим лицом, моим телом, да даже пальто! Я помню его со студенческих лет, мы тогда купили его мне вместе с Ма… ри? В отражении витрины, под светом новогодних огней, я вижу влюбленную пару, но почему я это не я? Мари, любимая, ты хочешь мне что-то показать? Кадры начинают меняться. Мелькает наша совместная жизнь, работа и дом. Уборка, готовка, отдых и секс. Слишком быстро чтобы осознавать визуально, но достаточно чтобы испытывать эмоции. Она показала мне всё. Или почти всё.

***

      Тошнота. Головная боль. Головокружение. Тяжесть и всё тело ломит. Мари на последних неделях беременности. Лежит на больничной койке. Теперь я смотрю со стороны.       Хотя моё тело, я помню, сейчас работает дома, пытается уложиться в сроки сдачи проекта. Я тогда очень переживал, что не могу быть рядом с Мари.       Вся беременность протекала отлично. По крайней мере нам так говорили, но за 2 недели до срока состояние моей жены ухудшилось. Высокая температура, боль в пояснице и животе. Её положили на сохранение и сказали дежурное «всё будет хорошо». Я ездил к ней каждый вечер, на протяжении 5 дней. Но даже так, я многого не знал. Мари… моя любимая Мари. Она не хотела волновать меня и не говорила как обстоят дела на самом деле. Но теперь я вижу.

Мария Дипп не получила соответствующую медицинскую помощь вовремя. Решение о кесаревом сечении было принято слишком поздно. Ребенка спасти не удалось. Через два дня диагностирована эмболия околоплодных вод. Редкое и тяжелое осложнение, по факту которого пациентка скончалась в реанимации.

      Мужчина проснулся, точнее сказать очнулся, в тот же момент когда жизнь покинула Марию. В его глазах больше не было слёз. Кажется, все остались во сне, где убитое горем и беспомощное сознание наблюдало уход возлюбленной. Осталась тяжелая и холодная боль, уступающая по своей силе разве что злобе, которая теперь желала отмщения.       У Юстуса не было сомнений. Не пришла ни одна мысль о том, что всё увиденное может быть просто воспалённой от горя фантазией, попыткой оправдать и объяснить самому себе почему всё вышло именно так. Он не сомневался, он знал, что ему открылась правда.