Урок письменности

Наверное, каждому знакомо такое понятие, как «отвратительный почерк». Вы могли видеть его у своих друзей или, возможно, сами являетесь его обладателем. Кривые линии, не особо пытающиеся походить на буквы, написанные под разным углом. В настоящее время проблема с письмом решается довольно быстро. Вам могут быть предложены стандартные методы исправления, такие как прописи. Вы заново учитесь рисовать палочки и кружочки, работаете над прорисовкой всяких загогулин и вуаля! Красивый, или по крайней мере, разборчивый почерк готов. Если всё совсем запущено, то можно писать печатными буквами, это тоже приветствуется. Сейчас не важно, правша Вы или левша, Вам вполне можно рассчитывать на место в приличном обществе. Раньше, понятие «левша» ассоциировалось с понятием «не такой как все». Человек не был изгоем, но его сверстники относились к нему с недопониманием, пытаясь взять в толк, как он может писать левой рукой. Родители и учителя пытались научить детей писать только правой, как и принято, но не всегда получалось. Нетренированная рука дрожала, буквы приобретали неестественно страшный вид и были похожи на волны с острым углом. Пергамент пачкался вытекшими из пера чернилами, оставляя жирные кляксы. Научить внука красивому письму, по мнению Российской империи - прекрасная идея. У России был свой стиль письма. Простой, пусть и грамотный. Однако, внешний вид оставлял желать лучшего. К тому же, Федерация был левшой! Одной проблемой больше, ведь помимо каллиграфического письма Империи придётся учить его писать «правильной рукой». Первые занятия прошли просто ужасно. Россия не поддавался обучению, словно специально играл на нервах империи. Кроме как к экзекуции РИ ни к чему больше прибегнуть не мог. Внук просто выбешивал своим апокрифичным поведением и цинизмом. Не понимает простых просьб и ведёт себя так, будто не знает русский. Монархист уже простил ему то, что он не соблюдает правил русского языка его времени, а пишет так, как ему хочется. СССР такой же. Как говорится, яблоко от яблони. Только вот сын не был такой тряпкой и в помощи не нуждался, демонстрируя свою самостоятельность. — Назвать это письмом - значит оскорбить перо и чернила! — крикнул Империя, ударив по столу. Как и следовало ожидать, чернила потекли, и без того замученная бумага впитала в себя черную жижу. Стол и одежда были безнадёжно испорчены. Рассеянность и куслитство России заставило Империю краснеть от ярости. Особой толерантностью он никогда не отличался и срывался на любом, кто может его не услышать или не понять вопрос. Такой себе синдром туретта. Это унаследовал и Союз, однако в отличие от отца, сдерживал себя и руки не распускал, не использовал в гневе даже острое словцо. Стиль разговора у Российской империи больше походил на сильно зацензуренные ругательства из сказок. Они больше смешили, нежели оскорбляли. Ни Федерация, ни Союз порой не могли понять, что Империя только что сказал. Это человек с физическим отклонением или названия болезни? Также в речи он использовал слова, значения которых только он и знал. Они звучали всё так же забавно, а иногда даже красиво. — Ты пустозвон, Россия! — тяжелая рука что было сил ударила по затылку. Федерация испытывал ажитацию. Он самый настоящий дилетант, и награждён абулией. Дети не должны бояться своих родителей и испытывать облегчение, когда их нет дома, но монархист думает иначе. По-другому авторитет заработать было невозможно. Домашнее насилие плохо влияло на ещё неокрепшую психику, но моральное здоровье ребёнка никого не интересовало. Метод кнута и пряника сейчас в самом разгаре. Пусть и так называемыми «пряниками» Россию не часто поощряют. — Я трачу на тебя бумагу и своё время. Ни один учитель не в силах научить тебя хоть чему-нибудь! Литературу не читаешь, экономикой не занимаешься, языки своих будущих партнёров не учишь, и даже история у тебя уходит в минус! Твой отец был целеустремлён, и я никогда не сидел с ним, объясняя такие простые вещи! Он мерзавец, везде вставляющий своё «я», но я могу гордиться им! А с тобой и говорить не о чём. Ты пустоцвет, Россия. Недостойный ни меня, ни своего отца, который не занимался твоим воспитанием. Переодень рубашку, и мы продолжим,— Под конец Империя уже подостыл, выплеснув всю накопившуюся ярость. Жестом монархист пригласил слугу, велев убрать комнату. В горле России словно застряла солома. С каждым словом его деда её становилось больше и она закупоривала собой проход, не давая без боли сглотнуть. Слёзы было тяжело сдерживать, хотелось закричать и дать волю эмоциям, но подражая отцу, он отчаянно сдерживался. Замызганная свободная рубашка слетела с плеч на кровать, плавно опускаясь на расписной пододеяльник. На самом деле, Россия был не совсем таким, каким его считал Империя. Его программа была слишком сложна. Чтобы Вы понимали насколько, подберем подходящий пример. Представьте, что Вы открыли книгу и начали читать её с середины. Не важно, что там - диалоги или описания - Вы всё равно ничего не поймёте. Так же и здесь. Его буквально с середины начали обучать, не удосужившись хотя бы вкратце рассказать начало. Из-за такого резкого скачка, юноша стал заметно отставать. О его неуспеваемости знали и отец и дед, но так как Союз был занят, за воспитание ребёнка взялся монархист. Сев на место, Россия закатал рукава и принялся за перо. Он плавно скользил по бумаге, пытаясь нерабочей рукой написать букву, но это больше походило на след птичьих лап. Пока Российская империя не вмешивался, следя за острым кончиком, потонувшем в обилии чернил. При желании там можно было разобрать буквы «О» «Т» «Г», но только не «М» «Ш» «И» «Л», потому как они были совершенно одинаковые. — Россия, скажи мне честно, ты мазохист? — спросил РИ на редкость спокойно. Подросток удивился вопросу и покачал головой, не решаясь ответить словами. Ему показалось, что Империя наконец прибегнет к словам, а не к насилию. Ему показалось. Федерацию грубо схватили за волосы и ткнули лицом в ещё не высохшие чернила. На губы попала тушь и кровь, текущая тонкой струйкой из носа. Не дав и слово молвить, его рывком оторвали от стола и швырнули на пол. При этом, лицо РИ не выражало никаких эмоций. Он был относительно спокоен, окончательно решив, что больше он с Россией нянчиться не собирается. — Мой век удивит будущее поколение. Я запомнюсь тебе жестоким и омерзительным, плохими словами меня поминать будешь, в мою могилу плевать, но пока я жив, у тебя сладкой жизни не будет. Я страшная эпоха, которая будет сниться тебе в кошмарах. Болезни, голод, казни, войны и кровь. Мои слова отзовутся эхом в твоём сознании, и только услышав моё имя, ты будешь вздрагивать. — Я не сделал ничего такого, чтобы заслужить столь ласковых слов от тебя.., - заговорил Россия, поднимаясь с пола. — Когда-нибудь ты сумеешь меня понять. Мою любовь к тебе, мою кровавую, жестокую любовь. Несвойственная прошлому и будущему. Я любил тебя и люблю, и ты даже не представляешь насколько. Мне важна твоя жизнь, иначе бы я не принимал в ней участия. — Пройдут тысячи лет и я буду стар, но не сумею тебя понять. Мы слишком разные, дед… — Нет, ты не прав. Между нами не такая уж и большая разница. Ты другой, и я не хочу, чтобы ты таким был. Тебя ничему не учит мой опыт? — Он учит меня прислушиваться к мнению других, не применять насилие и…никогда не повторять твоих ошибок. — Правильно. Ты не самое светлое будущее, но я ещё не потерял надежды сделать из тебя страну, а не... — Перестань. Прошу тебя, хватит на меня наговаривать, легче мне не становится. Насилием ты пытаешься добиться моего уважения, но получаешь только ненависть. Монархист замолк, погрузившись в раздумья. Россия говорил очевидные вещи, спорить с которыми нет смысла, и Империя это понимал, но всё равно оставался при своём. Это всё равно что знать, что Ваши действия приведут к плачевным последствиям, но Вы не в силах потушить пламя азарта, вспыхнувшее в вашей груди. Потом Вы жалеете, что вовремя себя не остановили, но уже слишком поздно. Надо признать, что РИ послушал бы свой внутренний голос, который говорил, что он поступает неправильно, если бы не одно но. Его век - это век жесточайшего насилия. Наказания бесчеловечны и аморальны! Малая провинность несёт за собой тяжелые последствия. Люди, которых называли «палачи» были с фантазией. Чего только не придумывали, чтобы народ потешить. Впрочем, это было единственное развлечение для простого народа. Монархист осознал, что является поклонником насилия тогда, когда, впервые позволил себе поднять руку на того, кто был значительно слабее него. Чувство власти и вседозволенности. Причинять боль хотелось без причин. В наше время это называется психическим отклонением, которым страдает один из ста. Мизантропия? Пожалуй. Посмотрев на Россию, он почувствовал сильную жажду крови, которую, будучи в сознании, заглушить практически невозможно. Никакой жалости, лишь желание навредить. Уже не важно кому. Подойдя к Федерации, он грубо схватил его за горло, пальцами зажав крупную артерию на шее. Сын коммуниста широко распахнул глаза, вцепившись в белоснежную ладонь, пытаясь отодрать её от гортани, чтобы перестать синеть. — Я люблю тебя, но странною любовью. Чем больше я причиняю тебе вреда, тем сильнее мои чувства. Я не могу иначе, мне по-другому не любо,— сказал Империя, притянув к себе внука и целуя его прямо в губы. Вторая рука обвила талию, а ладонь вцепилась в ягодицы, больно сжимая. Россия попытался оттолкнуть поехавшего деда, но ничего не получилось. Подобное обращение заставило его согнуться и начать таять, как масло на солнце и ещё больше задыхаться. Его грубо развернули и ударили щекой о стол. Удар был таким сильным, что стоявшая чернильница с пером перевернулась, разлив темную тушь. Жижа потекла по всему столу, из-за чего Россия вновь оказался в ней. Его лицом тыкали в стол, словно провинившегося кота в результате его жизнедеятельности. Жидкость для письма попала на губы, а оттуда в рот, из-за чего тот закашлял, пытаясь убрать руку, которая так издевалась над ним. Затем его снова подняли за волосы, и пристроились сзади. — Люблю тебя, но странною любовью! Ты дорог мне, дороже, чем земля. Одежду свою я окроплю твоею кровью, И я заставлю полюбить меня. — Российская империя вновь заговорил стихами, а значит, он взволнован. Дрожь в голосе не укрылась от России, и он очень пожалел, что не придал этому значения. Два испачканных в чернилах пальца вошли в его рот, надавив на нёбо. РИ беспредельничал у него во рту, не позволяя выплюнуть мешающие ему конечности. Пальцы со временем вытащили, но легче не стало. Его голову повернули в бок, и стали жадно целовать висок и щеку, которым посчастливилось остаться чистыми, но в чужой слюне. Это было ещё терпимо, но когда Империя стал нагло расстегивать его брюки, Федерация уже был не в силах терпеть. — Перестань! Прекрати сейчас же! — завыл Россия, чувствуя, как на него буквально ложатся, вдавливая своим весом в грязный стол. Брюки его плавно съехали вниз, оставив его в одних панталонах, которые вскоре присоединились к лежащему на полу комплекту одежды. Следующее действие со стороны монархиста заставило Россию пустить слёзы. Те два пальца, что были у него во рту, стали проникать в его нутро. Ужасная боль охватила его, вырывая из уст уже не стоны, а полноценные крики. Крики о помощи и мольбы о пощаде. Но Империя непоколебим. Ему доставляло удовольствие видеть, как его любимый внук мучается и страдает. Довольно быстро ловкие пальцы покинули колечко мышц, потому как монархист хотел, чтобы внук как можно плотнее обхватил его член. Из-за сухости головка плохо проходила в нутро, потому пришлось воспользоваться собственным слюновыделением. Когда непослушное нутро стало поддаваться, он вошёл туда уже рывком, заставив Федерацию вскрикнуть от боли. Детородный орган разрывал его изнутри, а кровь, собравшаяся вокруг члена, служила смазкой. Конечно, Российской империи самому было дискомфортно, но он на это и рассчитывал. Молодое, невинное тело… Под хлюпанье России и неумолкаемые стоны, он смог закончить недавно начавшееся дело. Один хотел слишком сильно, второй был не готов, потому всё закончилось так быстро. Ощущая себя ещё внутри внука, РИ прижал его как можно крепче к себе, уткнувшись носом в шею. — Люблю тебя, но странною любовью…люблю, что бы ты не говорил, Люблю, и готов платить кровью, Чтобы ты, так же как и, я меня любил…