***
Девушек среди новобранцев не было. Это королева отметила мельком и неодобрительно качнула головой, не уточняя: в армии все были равны, но даже в эти спокойные времена большинство новобранцев женского пола предпочитали Полицию или Гарнизон. Это расстраивало. «Должно быть, солидарность». Хистория оглянулась на скачущих за спиной бойцов. Не считая её и Леви, сплошь зелёные мальчишки и один офицер, вместе с ней — шесть человек. С таким же успехом можно было ехать просто в сопровождении капитана — быстрее бы было. И спокойнее. Они с Леви были знакомы так давно, что с ним Хистории не надо было постоянно держать лицо, осанку и предпочтительный темп езды. Королевы не носились по полям неуловимым галопом, они чинно свешивали ножки с седла и зевали. Хистория начинала зевать, стоило только перейти на рысь. И необходимость сдержанности её выматывала не меньше. Она никогда не была особо буйной и очень уж экспрессивной, но невозможность позволить себе лишнюю улыбку или колкое замечание к месту действительно действовала на нервы. Чтобы сгладить разницу хотя бы внешне, королева нацепила армейскую форму, осознав, как соскучилась по удобной короткой куртке, завернулась в тёплый армейский плащ. Привода ей не дали, но это было не так важно: воспользоваться им всё равно бы не было возможности. Точнее, она так думала, а потом появился этот аномальный. Видимо, Леви их притягивал. Или это была её дурацкая, несчастливая судьба. Но Хистория только вздохнула, завидев уродливую фигуру: она столько пережила, что бояться одного аномального, пусть и двенадцатиметрового, смысла не было. Настроения тоже. Глаза у капитана блеснули так, что её чуть не ослепило. «Ну разумеется, давно не разминался». — Идите, — кивнула Хистория, поймав поводья его лошади, и даже не оглянулась, когда сработали тросы его УПМ. Поблизости были деревья, а это значит, что гиганту оставалось жить секунд десять. Но тот напрочь проигнорировал несущегося к нему Леви, развернулся, нырнул в сторону, удивительно проворно для такой туши, и на скорости влетел прямо в отряд. Салаги слушались приказов старшего офицера, и Хистория представляла, как негодует капитан, от которого цель имела наглость сбежать. «Ни разу не видела, чтобы от него хоть кто-то сбегал. Какой странный гигант». Половина отряда, шарахнувшись в сторону, слетела в реку вместе с рюкзаками. Райсс цыкнула, но это всё, что ей удалось высказать гиганту: деревья поблизости кончились, но капитана вообще ничего не интересовало. Он вполне удачно зацепился за огромное тело, взмахнул мечами, и гиганта не стало. — Вот же тварь, — недовольно цыкнул Леви, протирая клинок и осматривая ущерб с таким видом, словно враг нанёс ему личное оскорбление, посмев уклониться. Хотя девизом Аккермана сложно было назвать «стой спокойно, пока я тебя убиваю», он явно не ожидал подобной прыти. — Все целы? — спросил капитан, подавая руку и вытаскивая пострадавших солдат на берег. — Так точно, — отчитался майор. — Только промокли некоторые. Купаться в реке ранней весной не стоило, это Хистория понимала хорошо. Но отчитывать никого не собиралась: салаги только что встретились с первым и, скорее всего, последним гигантом в их жизни, она прекрасно понимала их самочувствие. Сострадания королева была не лишена. — Придётся остановиться, Ваше Величество, — сказал капитан, и она кивнула, упреждая объяснения. Остановка до прибытия на место в планы не входила. Но промёрзшие на смерть солдаты — тоже. — Здесь неподалёку есть охотничья хижина. Заброшенная, но какая-никакая крыша. Там могут быть дрова. Надо просушить одежду, — Леви сверкнул глазами в сторону отряда, и от его недоброго взгляда бойцы съежились сильнее, чем от холода. — Всё в порядке, — ободряюще улыбнулась солдатам королева, и новобранцы запрыгнули в сёдла.***
Хижина была не так близко, как они рассчитывали: солнце уже опускалось за горизонт, когда они добрались до места, и у промокших бойцов стучали зубы. Пока разводили костёр и сушили одежду, совсем стемнело, и Хистория отдала приказ располагаться на ночлег. — Вот чёрт, — выругался кто-то из новобранцев, и тут же был бит офицером за неуместные выражения при Её Величестве. — Простите, сэр, но мой рюкзак и вещи… Содержимое мешка промокло, как и спальник. Остальные искупавшиеся тоже спохватились. При их копошении у Леви сделалось такое лицо, что Хистория всерьёз собралась останавливать его от убийства — все три рюкзака новобранцев были насквозь мокрые. Аккерману бы это не помешало в качестве воспитательных мер запихнуть солдат в спальники, которые бы превратились в ледышку к утру. Морозов уже не было, но весна наступала медленно, и ночи были холодными. Королева была крайне сердобольной. Во всяком случае, так думал о ней её народ. Хистории нравилось заботиться и помогать. Даже такой эгоистке, как она. — Мои вещи не намокли. Ваши тоже, капитан. Майор Лидж? — Сухие, Ваше Величество. — Значит, просто разделим их на шестерых. Леви понял её мысль раньше, чем она закончила: и без того хмурое лицо его сделалось совсем мрачным. — Возьмёте мой спальник, Ваше Величество. Я обойдусь плащом, — сказал Аккерман, которому, видимо, не понравилась идея утрамбовываться с кем-то в один мешок. Справедливости ради стоит сказать, что салагам перспектива оказаться в непосредственной близости от капитана тоже была не по душе: они нырнули в предложенные мешки так синхронно, что Майор Лидж не сдержал ухмылки. — Вздор! — возразила Хистория, не понимая самоотверженность Аккермана. — Возражения неуместны. — Если вы замёрзнете насмерть, я не возьму на себя командование вашими людьми. Полезайте в спальник. Тут полная комната бойцов, и каждый из них сможет поручиться за королевскую честь, — кажется, этот аргумент майора добил, и он хрюкнул в кулак, пытаясь сдержать рвущийся из глотки смех. Через несколько минут Хистория уже не видела в этом ничего смешного. Почтительная дистанция в узком пространстве мешка становилась недосягаемой, и, прижатая спиной к спине мрачно отвернувшегося капитана, королева чувствовала чужое тепло даже через одежду. Она где-то с час слушала мерное сопение бойцов, изо всех сил стараясь заснуть, но неуместные мысли никак не шли из головы. Райсс всегда была взрослой материалисткой, но даже ей свойственно было уходить в фантазии. И это была как раз та ситуация, в которой не думать лишнего было невозможно. Имевшая какой-никакой сексуальный опыт, Хистория прекрасно понимала неуместность мыслей, но понимание только делало всё острее. Запретное — всегда самое интересное. Ситуация в её голове была абсурдной, неправильной и невозможной; она всерьёз постаралась припомнить, появлялся ли Леви когда-нибудь в её немногочисленных сценариях скучающего в четырёх стенах монарха, и даже раскопала в памяти парочку раз, когда представляла капитана без будто прилипших к рукам лезвий и вечного УПМ. Что поделать, если Леви был хорош: она видела его в деле, и даже не питая к нему никаких нежных девичьих чувств, не могла не впечатлиться силой, мощью и тотальным, убийственным спокойствием. Многие говорили, что юность — страшная сила. Большую часть своей Хистория провела в армии, умея оценить всю иронию разделения на женскую и мужскую казарму. Им с Имир разделение было нестрашно. Королева сглотнула и выдохнула тяжёлую мысль. Это всё было откровенно лишним и крайне глупым, но лёгкое возбуждение не желало отступать. Ситуация усугубилась, когда кто-то из сопровождения всхрапнул, завозился, зашуршал, и капитан перевернулся на другой бок. Хистория ощутила натяжение мешка, отдавшийся во всём теле шорох, чужое мерное дыхание, едва достававшее до затылка — её накрыли оглушительный стук собственного сердца и волна приятного хвойного запаха. «Лишь бы не проснулся!» Бывшая просто неловкой, ситуация в мгновение ока сделалась катастрофической. Шуршание в противоположном углу затихло, и молчаливую королевскую истерику сопровождало теперь только мерное сопение салаг и похрапывание майора. И то, что сам капитан ни разу не был виноват (это она убедила его влезть в чёртов мешок!) и вообще мирно спал, только усиливало непрошеное волнение. «Глупая голова, Хистория! Глупая! Угомонись!» Не работало. Волны возбуждения отразились покалыванием в пальцах и лёгкой дрожью в ногах, мурашки покрыли плечи, и она тихо выдохнула, инстинктивно схлестнув ноги до плотного креста. Делать этого не стоило: внизу живота требовательно заныло, и всё тело стало ещё горячее, только кисти и стопы вдруг показались ледяными, как при сильном нервном напряжении. Хистория прислонила ладони к разгоряченным щекам, а затем растёрла одну руку о другую. Она попробовала заменить возбуждение недовольством и представила себе это ощущение очень уж живо; дёрнула головой — послышался лёгкий хруст. Кажется, она, не рассчитав близости, затылком попала капитану по носу. «Дерьмо, дерьмо, дерьмо!» — Ваше Величество, — угрожающий баритон Леви завибрировал почему-то у неё в грудине. Интонация его напомнила о старых-добрых временах, когда он ещё говорил ей «рядовая Ленц». — Простите, сэр, — по инерции отозвалась Райсс шёпотом прежде, чем смогла переварить. Она отчётливо ощутила, что Аккерман приподнял бровь. «Ну какой сэр, ну что ты как дурочка? Хватит трястись, ничего он тебе не сделает, не новобранец уже». Эта мысль её приободрила, как и любая другая мысль о власти. Она здесь главная, она Хистория Райсс, она королева Стен. Даром, что в походной форме, влажной в самых неправильных местах. Брюки и правда были настолько мокрыми, что прилипали к внутренней стороне бёдер. «Чёрт бы побрал капитана со всеми его привычками и этим невыносимым запахом!» Хистория могла поклясться, что обычно от Леви пахло ничем — чистотой кипячёной воды и, может, немного мылом. Но обычно она так близко к нему не бывала. Это был запах неявный, скорее, на уровне инстинктов, он бил не в нос, а сразу по чувствам. Ханджи говорила однажды что-то про то, что у каждого человека есть свой особенный запах, он остаётся на коже и волосах, и иногда люди реагируют на него, как животные. Хистория, не любящая лекции, теперь однозначно чувствовала себя весенним оленем на пике спаривания, руководствующимся только животными инстинктами. От Аккермана пахло лесом, смертоносностью, уверенностью и опытом, и что это только её воображение, королева в жизни бы не поверила. Были у неё, правда, и совершенно справедливые подозрения, что капитан по соседству был парой совсем неподходящего вида: волком, не меньше. Она чертыхнулась про себя, чуть повозилась и удобно пристроила ладонь между ног, не совсем понимая, что собирается с этим делать — сдерживать непоправимое таким простым защитным жестом или попробовать как-нибудь незаметно избавиться от скопившегося напряжения. — Вы долго собираетесь возиться? — Леви немилостиво не проигнорировал её шебуршание. «Мог бы сделать вид, что не заметил, чёрт вездесущий!» Конечно, с человеком вроде капитана сделать что-либо незаметно не представлялось возможным, поэтому Хистория решила эту затею оставить. — Жёстко, — соврала она, будто бы капризная, избалованная и непривычная к походным условиям девчонка, и услышала в ответ только обречённый вздох. А потом её накрыла безысходность: капитан просунул ладонь между полом и её шеей, приподнял, толкнул руку вперед, и Хистория головой ощутила не твёрдость сложенной под головой куртки, а его предплечье. — Лучше? «Нет, нет, нет, кошмар! Ужас! Что ты делаешь?!» — Да, спасибо. — Отблагодарите меня тем, что заснёте наконец. Не знай она лучше, решила бы, что Аккерман издевается. Если у неё и был шанс заснуть, то теперь-то точно испарился. «Лежал бы себе спиной и лежал, чего повернулся? Чем от тебя пахнет таким, сволочь?!» Хистория сглотнула, хотя во рту пересохло. Сердце у неё трепыхалось так, что, казалось, стук его слышит не только Леви, но и все мирно спящие солдаты. Почему-то она предпочитала думать, что они спят очень глубоким сном, им снятся добрые сны. Ну, или кошмары, но тоже очень глубокие. Королева честно попыталась следовать совету, даже глаза прикрыла. Но заснуть у неё в таком состоянии не получилось бы — требовалось успокоиться. Она постаралась не ёрзать и вместо этого предпочла хоть на чём-нибудь сосредоточиться. В темноте было не видно комнату, и Хистория решила изучать то, что было поблизости. Поблизости, прямо перед глазами, была только рука Леви. «Ну прекрасно!» Доверчиво раскрытая ладонь, спокойные и расслабленные длинные пальцы, непривычные без зажатого в них лезвия, но со следами бесконечных боёв и тренировок. Часть рукава его формы собралась у неё под шеей, оголив полоску кожи на запястье. Оно было так близко, что Хистория даже во мраке могла разглядеть чуть выпирающие вены на очень светлой коже. Болезненно-белой, бумажной. Фарфоровой? Сахарной? Последняя метафора была явно лишней, потому что, не уследив за ходом мыслей, королева подалась чуть вперед и лизнула уязвимую кожу. И чуть не задохнулась. «Что я?.. Ну приехали!» Как это приключилось, она бы не ответила. Мозг на секунду просто выключился. От осознания у неё сперло дыхание и горячо стало всему телу — её прошибла испарина. Во многом виной тому был голос. — Ты нормальная, нет? — выдохнул бывший командир прямо в ухо Её Величеству. Однозначного ответа на его вопрос у Хистории не было. Но она могла предположить, что нет, раз неформальное, на грани злости «ты», доставшееся ей от Леви, чуть не выбило из неё дух. Он уже года три не говорил ей «ты», с тех пор, как она перестала быть рядовой Ленц. Она приготовилась к какому-нибудь проявлению недовольства — подтянула ноги к груди, собираясь в защитной позе. Но это тоже было ошибкой: спиной королева упёрлась в крепкую грудь Леви и рукой нечаянно задела его бедро. Капитан дёрнулся, явно не ожидая такого поворота, и Хистория чуть не завопила от отчаяния, стремительно трансформировавшегося в радость: Аккерман был возбуждён. Мимолётному ощущению касания она бы в другой ситуации не доверилась, но Хистория могла тут полагаться только на свой опыт. И если с Леви творилась хоть часть того, что происходило с ней, то стоял у него крепко и основательно. Её повело, и прежде, чем он успел исправить оплошность и отстраниться в предельно тесном спальнике, королева проворно повернулась на другой бок и обвила его руками, плотно прижалась, заставив упереться ей в бёдра. И тут же поняла, что ни на миллиметр не ошиблась, ни в позиции, ни в суждениях: его эрекцию она ощутила не животом, а всей поверхностью кожи. Ситуация была на миллион, и Хистория даже не побоялась на него взглянуть: рассерженного, недовольного… и совершенно по-блядски приоткрывшего рот. Наверное, он собирался ей что-то сказать, возможно, что-то матерное, но она не позволила включиться здравому смыслу — прижалась к его рту сухими губами, тут же пробралась языком внутрь, да ещё и на затылок надавила одной рукой, чтобы уж наверняка. Леви выдохнул какой-то неясный звук, прокатившийся по её нёбу, и пусть даже он был проклятием, Хистория не стала уточнять. Её накрыло, когда он просто двинул языком, медленно, будто нехотя очертив контур её губ. «Вот бы ты умер сейчас. Хотя не факт, что это бы меня остановило». Битва здравомыслия с дуростью была беспощадно проиграна обоими — победило желание. — Эй, — предупредил Леви, словно она ещё была вменяемой, и угроза в его интонации обернулась почти заботой. «Тут же люди», «вы же королева», «нам потом работать вместе», — все аргументы, которые он мог привести, Хистория уже привела себе сама. Ни один не был убедительнее горячего пульсирующего вожделения, насытившего кровь. Каким-то своим чутьём Аккерман это понял и больше предупреждать не стал, видимо, его тоже немного тащило. Он втянул в рот её нижнюю губу, чуть прикусив, запустил ладонь в волосы, дёрнул назад, оголив шею. Влажный язык чертил узоры не по коже — по нервным окончаниям, и Хистории было не до церемоний. Она нырнула рукой вниз, тут же наткнулась на уверенно выпирающий член, сжала через ткань даже не особо бережно. Леви еле слышно рыкнул что-то ей в шею, и сам толкнулся в её руку. Хистория почти умерла от восторга (ей даже подумалось, что она его немножко победила) и, старательно двигая рукой по всей длине, мысленно прокляла сложную военную форму. Хорошо, что хотя бы ремешков от УПМ на капитане не было. Хотя, если бы на нём были только они… Королева немножко захлебнулась этой мыслью, но ей было совершенно не до фантазий теперь: горячий, чуть жестокий, восхитительно-жадный и предельно реальный Аккерман плавился под её не такими уж и умелыми пальцами, и воображению не осталось места. — А ну стой, — велел он на грани слуха, и Хистории пришлось послушаться. Наверное, сам он её остановить не мог — добровольно отказаться от подобной ласки, кто ж откажется? Но Хистория остановилась, скорее, с холодным расчётом, чем от послушания или робости: не хотелось ей, чтобы он кончил прямо сейчас. Леви и это уловил; ловкие пальцы совершенно неуловимо пробрались под её форму, — игнорируя многочисленные пуговицы рубашки и стратегически важные части тела, прям в брюки, — и если он и удивился тому, насколько она влажная, виду не подал. Хистория чуть не вскрикнула, когда он провёл пальцами от входа до клитора, чуть надавливая — повернула голову, вцепилась в свободную руку капитана зубами и едва не прокусила. Леви ничего не смутило, он даже не отвлёкся: обвёл большим пальцем клитор, сперва в одну сторону, затем по кругу в другую, будто интересуясь, как королева предпочитает. Королеве было всё равно, её трясло и подбрасывало, и пока Аккерман усердно, но слегка насмешливо пробовал направление и давление, она три раза собиралась его остановить. Ни на один не хватило духу. Ну, что поделать — Хистория была знатной эгоисткой. Именно эгоистичная её часть схватила Леви за руку в критичный момент — ей было жаль заканчивать вот так. Кончать от пальцев, когда можно было получить гораздо больше. «Господи, какой понятливый. И чего ты всегда не был таким понятливым?» Хистория пожаловалась и восхитилась, когда он щёлкнул пуговицей на собственных брюках. И сама рывком спустила свои на бёдра, поерзала, приподняла таз, помогла себе ступнями. Леви вернул её в исходное положение на бок мастерски легко, сжал её бедро, закинул её ногу на себя. Хистория согнула колено за его поясницей, дразняще прижалась к паху, горячая, дрожащая. Почувствовала, как он замер на мгновение — не нерешительно, но с любопытством. Ей было хорошо видно его лицо, сосредоточенное на ощущениях, и бешеный огонь на дне серых глаз, проглядывающий даже в темноте. Леви скользнул в неё без помощи рук и каких-либо усилий, всё было в смазке, даже одна сторона мешка, казалось, была влажной. Но ему всё равно было узко — Хистория углядела это в разжавшихся губах, дёрнувшемся кадыке и судорожно сжавшихся пальцах на её талии. А ей было глубоко и жарко, она старалась не стонать очень уж отчётливо. Теперь она надеялась, что все не просто спали, а умерли. Потому что неважно, насколько тихими они старались быть, каждое движение, каждый звук, надсадный рык и стон отдавались у неё в мозгу троекратно — королеве казалось, что они громче колоколов на центральной башне столицы. Капитан двинулся как-то особенно удачно, и Хистория, без того находившаяся на грани сознания, вцепилась в его плечо, может, поощрительно, может, просяще (она надеялась только, что не очень жалко). Это было расценено как сигнал: движения стали прицельными, короткими, очень частыми. От трения вселенная уже должна был загореться. Картина мира смазалась, Хистория благополучно забыла, кто она и что происходит. Она надеялась только не застонать в голос, а больше ни на что не надеялась — всё сбылось. Леви (вполне традиционно, на её взгляд) выписывал свои непревзойдённые фортеля между её ног, и Хистория участвовала в этом как-то опосредованно, просто двигаясь в такт. Поэтому инициативу она проявила в другом месте: на капитане, кажется, не осталось ни одного открытого участка кожи, до которого не дотянулся бы её язык. А потом снова добралась до его губ. Такого глубокого, жадного и откровенно развратного поцелуя королева до этого ни с кем не разделяла. Впрочем, она и не трахалась ни с кем посреди толпы спящих бойцов, чего уж там. «Самое ценное — опыт!», — наставляли их в кадетке, и давно не кадет, Хистория, кажется, наконец-то поняла, о чём это. Движения его бёдер стали совсем невыносимыми, судорожными, целенаправленными. Хистория только обняла его руками за шею и ощутила, как плотно, грубо, точно до синяков впиваются в её кожу его пальцы, а потом её выкинуло из реальности, и она не чувствовала больше ничего. Или просто все ощущения навалились разом? Райсс не знала, что именно заставило мир взорваться белым; среди всего этого многообразного и неумолимо-слитного чуть отчетливее она ощущала только пульсацию — свою или чужую, было не разобрать. Что Леви тоже кончил, она поняла пару секунд спустя: нутро горело, и его тяжелое, надсадное дыхание опаляло щёку и ухо. Хистория, всё ещё бесконтрольно, двинулась, и получила за это гортанный рык и новое восприятие слова «до предела». «Пусть не прекращается». Единственная мысль, бившаяся у неё в голове. А потом ослепляющий свет сменила блаженная, успокаивающая, лёгкая тьма, и королева смогла отдышаться, прийти в себя, если было возможно вернуться в того человека, которым она была, забираясь в спальник пару часов назад. С Леви они слегка поменялись местами: голова его теперь покоилась на её вытянутой руке. Волосы его чуть намокли и прилипли ко лбу. Хистория протянула руку и исправила этот недостаток, наверное, раздражавший идеального капитана, у которого для каждой волосинки было своё четко отведённое место. Хотя капитан не выглядел раздражённым. Он не разжимал глаз, и дыхание его восстановилось быстрее — разница в их физической подготовке давала о себе знать, и это Хисторию кольнуло. Вот была бы она до сих пор в Легионе… — Теперь вы заснёте? — так и не отлепив её от себя, ни капли не стеснённый этой плотностью (они так друг в друга вжались, что теперь в мешок влез бы ещё и третий), хмыкнул Леви. Он вернулся к насмешливо-официальному тону, но совершенно определённо был умотан. «Долгая битва с гигантами вымотать его не способна, а вот одна ночь с королевой — вполне». Самодовольству её не было предела. Спать Хистории не хотелось, она ощущала себя удивительно бодрой, но Леви даже после произошедшего остался очень авторитетной личностью, поэтому Хистория послушно кивнула, задев лбом его подбородок.***
— Во дворе есть колодец. Вскипятим воду, найдём, в чём вас вымыть, — тихо сказал ей капитан, когда она разлепила глаза, вместо «доброе утро». Ей следовало догадаться, что этот чёртов чистюля прежде всего захочет её отмыть — как заснул-то только в таком бардаке? Видимо, совсем сил не было на чистоплюйство. Одевалась она наощупь в спальнике, потому что спутники её уже проснулись, и очень надеялась, что не надела брюки задом-наперёд. Хистория, забирая растрепавшиеся волосы в пучок, прикрыла все возможные следы событий ночи, тщательно свернула спальник. Она боялась посмотреть на солдат, но королева не могла ходить, уставившись в пол. Опасения её не подтвердились: на лицах спутников она обнаружила обычные приветливые улыбки. — Как спалось, Ваше Величество? — спросил майор, когда Хистория вернулась из соседней комнаты, приспособив прогнившую терраску под душ. Королева не услышала в его голосе никакой издёвки или насмешки. — Простите, что в таких условиях, — повинился Лидж, подавая ей кружку с чаем. Она постаралась не улыбнуться очень уж явно. «Можно ещё разок в таких условиях?» Райсс скользнула взглядом по Аккерману. Он был совершенно нечитаем. — Ничего страшного, мне даже понравилось. — Леви уткнулся в чашку, будто за ней Хистории было не рассмотреть поползшие вверх (наверняка, против воли) уголки губ. — Я даже подумываю конфисковать у Легиона один спальник и разместить его в королевских покоях, — не сдержалась королева. Солдаты, довольные её лояльностью, рассмеялись милой королевской шутке. Что она не шутит, понял только капитан. Вот теперь у него было читаемое выражение лица. Оно говорило: «Бери сразу десять».