***
Она несколько дней подряд игнорировала звонки от Жаклин, стараясь избегать разговоров об Айзеке и случившемся. Хотела вычеркнуть его со своей жизни. Только получалось плохо. А теперь весть о передозе обрушивается на нее неподъемным грузом. Целых три дня она трусливо избегала даже мыслей о нем, не подозревая какой непоправимый вред могла нанести ему. Она боится спросить жив ли он, до жути боится услышать отрицательный ответ. Еще одной смерти она не вынесет. Вопрос сам срывается с ее непослушных губ. Несколько нескончаемо долгих секунд она ждет, а затем волна облегчения накрывает ее. Почки можно пересадить. Зависимость — излечить. Все еще можно исправить. Ему станет лучше. Жаклин ему поможет. Он поправится и все снова вернется на свои места. Он справится. Обвинения и упреки снова обрушиваются на нее. Она спровоцировала его. Из-за нее он сорвался. Нужно было держаться подальше, оборвать все связи. А разве она не пыталась? Разве не сказала, что ей больше не нужна его помощь? Но он явился на суд и соврал, защищая ее. Убедил судью, что она не алкоголичка, способная сорваться в любой момент. После этого она не могла не прийти к нему, не могла закрыть глаза на его поступок. Она умоляла его признаться, провоцируют ли его их встречи, возникает ли желание снова употреблять. Он отрицал, и она не смогла не поверить. Хотела видеть его, поддерживать возникшую между ними связь. Его голос успокаивал, и она не могла так запросто от него отказаться. Но она не виновата в том, что он взялся за старое. Не виновата. Не виновата. Не... Виновата. Она плохой человек, и он тому подтверждение. Она уничтожила его. Если бы она шантажом не заставила его провести диагностику психологического состояния Лорел, он бы не выступал свидетелем в ее деле. И его бы не обвинили в убийстве дочери. Он бы не сорвался. Не оказался бы в больнице. Столько этих "бы". Вина давит на нее, и она задыхается в этой тесной комнатушке. А Жаклин продолжает говорить. Обрушивает на нее правду, которую невозможно игнорировать. Она разбередила незаживающую рану у него в душе. Заставила чувствовать вину за смерть дочери, которая и так никогда его не покидала. Смерть ребенка стала ударом для нее. Таким сильным, что она пыталась покончить с собой. Не хотела жить в этом мире без него. Но она забыла об этом, когда набросилась на него, обвинила и заставила признаться бывшей жене в роли, которую он сыграл в смерти Стеллы. Словно он специально дал ей наркотики. Она монстр. Она растоптала его, как и всех, кто когда-либо был ей дорог. Не в состоянии больше слушать Жаклин, дрожащими руками она сбивает вызов. Виновата. Во всем. Не способна кому-то помочь, не способна любить и думать не только о себе. Эгоистка. Жалкая. Слабая. Одинокая. Ноги подкашиваются, она сползает по стене на пол. Рыдания рвут душу. Слезы жгут глаза и скатываются по щекам. Она не может остановиться. Она опустошена. Ничего не чувствует кроме горечи сожалений. Она только вредит людям. Стольких невинных загубила, поломала жизни, уничтожила. Стольким навредила. Стоит ей с кем-то сблизиться и человеку начинает вредить само ее присутствие. Ей до одури хочется выпить. Забыться в алкоголе. Заглушить голос совести. Перестать думать и ненавидеть себя. Сосредоточиться на предстоящем деле, а не пытаться собрать в кучу мысли и чувства. Не сидеть здесь и разваливаться на части. Она не сможет выступить в суде. Она не способна помочь себе, не говоря уже о десятках заключенных, которые ей доверились. Она проиграет. Она начала эту войну с системой ради себя, не для помощи всем этим людям. Она хотела поквитаться со своими обидчиками. Удовлетворить свою гордыню. Они правы на ее счет — она думает лишь о себе. Простая истина, с которой предстоит смириться, если она хочет показать им, что ее нельзя недооценивать. Оливия уверена, что у нее все получится и она склонна ей верить. Она не будет пить, не даст обстоятельствам себя сломать. Она выйдет в зал и будет бороться до конца, как делала это всегда. У нее есть цель и она ее добьется. А обо всем остальном еще будет время подумать. Если она справится, ей станет лучше, и она во всем разберется. Потом. А сейчас она готова сражаться.***
Она хотела навестить его раньше. Извиниться. Но сдерживала себя, находила отговорки, помогала Лорел вернуть ребенка, занимала себя работой, лишь бы отстрочить их встречу. Она хотела его увидеть, но боялась того, что снова может встретить в его взгляде. Обреченность. Ненависть. Пустоту. Что угодно. Ее это пугало. И теперь, смотря, как он читает в постели, выглядит так неуместно в этой небольшой палате со светлыми стенами, превращающими сильного мужчину в больного, ставя ему диагноз, она не находит в себе смелости войти к нему и спешит удалиться. Но звонок мобильного выдает ее присутствие, и он окликает ее. Она чувствует себя неловко. Не знает с чего начать разговор. Он спокоен, расслаблен и ей становится немного легче. Он первым нарушает молчание — говорит о групповом иске, хвалит ее. Говорит, что гордится ею. И как у него это получается? Как он умудряется даже сейчас поддерживать ее, сопереживать? Она виновата перед ним, а он не подает и виду, словно ничего не произошло. Будто он не лежит сейчас на медицинской кровати, а сидит в удобное кресле у себя дома. Будто они на очередном сеансе, где пациент, требующий помощи, она, а не он. Она не знает как извиниться перед ним. Никогда не умела признавать свои ошибки перед другими, но перед ним хочет объясниться. Не оправдываться, не обвинять — попросить прощения. Хочет сказать как сожалеет, что манипулировала им, влезла в его жизнь и не смогла вовремя остановиться. Хочет, чтобы он знал, что он для нее значит. И не знает, как это сделать. Не знает, как рассказать обо всем, что лежит у нее на сердце. Ему больно. Она видит, как он старается контролировать выражение лица при каждом движении, пытается не кривиться. Она хочет поддержать его, но способна лишь на формальные фразы. Он отрицает ее вину. Хочет убедить, что не она стала причиной его срыва. Какая глупость, успокаивать ее сейчас, брать всю ответственность на себя. Он должен злиться на нее, кричать, — они все так делают, — а не смотреть участливо. Ей было бы легче, если бы он обвинял ее, взвалил всю ответственность на нее. Было бы проще смириться. А так ей хочется провалиться сквозь землю, убежать от его взгляда, не чувствовать себя такой раздавленной. Она не заслуживает его хорошего отношения к себе. Он бы не сорвался, если бы не познакомился с ней. Не потерял бы желание жить, не захотел умереть. Она не сломила бы его. Он не прав, они не разные. И он куда сильнее, чем ему сейчас кажется. Она пыталась покончить с собой после смерти сына, которого даже не знала, видела всего пару коротких минут и полюбила лишь за несколько месяцев до его рождения. Он же прожил с дочерью больше двадцати лет, действительно любил ее и ощущал огромное бремя вины за ее смерть. В какой-то момент оно его захлестнуло, и он сдался. Спустя три года после ее смерти! Но все эти годы он держался и не употреблял. До встречи с ней. Она его подтолкнула. Заставила чувствовать себя слабым, сделала уязвимым. То, что она сама еще не сорвалась и не выпила — дело случая. И его заслуга. Он верил, что она может справиться со своей зависимость и с ее стороны было бы опрометчиво снова подвести его доверие. Она пришла к нему, чтобы взять на себя ответственность, готовая отвечать за свои действия. А он не позволяет ей. Каждый с радостью спихивает на нее вину, стоит только чему-то произойти, а он, наоборот, защищает, берет все на себя. Она была несправедлива к нему. Считала, что он ничем не отличается от остальных. И жестоко ошиблась, нанесла вред человеку, который заботился о ней. И до сих пор продолжает. Она ранила его. Простая формулировка, короткая фраза, которая задевает сильнее любых упреков. В тот вечер, когда их отношения чуть не перешли черту, она хотела его ранить. Пыталась нанести ему вред словами. Ей бы гордиться собой, у нее получилось. Но она чувствует себя разбитым, ничтожным человеком. А он снова обвиняет себя. Она причинила ему боль, а он считает себя в этом виноватым! Невыносимо. Она не заслуживает его прощения. Его внимательный взгляд изучает ее. Он спокоен и сдержан, как всегда, его вспыльчивость осталась в том фатальном дне, когда все пошло под откос. Она ожидает любого продолжения разговора, но его признание выбивает ее из колеи. Непривычная для нее искренность. Он говорит, что позволил себе чувствовать то, что не должен был... А разве она не видела? Не понимала? Не испытывала к нему те же чувства? Ей казалось, что у нее в жизни появляется что-то настоящее, искреннее. То, что она не ожидала когда-либо снова обрести. Он коротко мягко улыбается. Ей не хватало его улыбки. Идя сюда, она не надеялась увидеть ее на его уставшем лице. Он считает, что подвел ее, но это не так. Он ей во многом помог разобраться, поддерживал в минуты, когда она думала, что не справится. Она здесь единственная, кто кого-то подвел. Ей невыносимо слушать его извинения, они ей не нужны. Все, что ей действительно нужно — чтобы он поскорее поправился. Вышел из больницы, вернулся к своей обычной жизни, обрел покой и перестал себя казнить. Он заслужил лучшей участи. Должен быть счастлив. К горлу подкатывает ком, и она пытается сдерживать наворачивающиеся на глаза слезы. Она не станет перед ним плакать. Ее слезы вызывают у него сочувствие, а она не хочет, чтобы он ее жалел. Он снова улыбается и у нее зарождается надежда на то, что все наладится. Она хочет прикоснуться к нему, ощутить его тепло, но сдерживается. Проявления нежности никогда не были привычны для нее. Несколько долгих секунд он изучает ее лицо, словно хочет запомнить каждую деталь, вобрать в себя ее образ. А затем отворачивается. Выставляя ее со своей жизни, даже не смотрит ей в глаза. Не желает больше ее видеть. Жестоко, но вполне заслуженно. Ей кажется, что мир вокруг поблек, утратил все свои краски. Сердце так сжимается в груди, что тяжело дышать. Ей хочется ему ответить, но она не способна сейчас что-либо сказать. Слова здесь бесполезны, он принял единственное правильное решение. И ей придется с ним смириться. Она хочет, чтобы ему стало лучше, а для этого нужно отпустить. Непослушные ноги несут ее прочь из палаты. Несколько предательских слезинок оставляют мокрые следы на щеках. Она быстро их смахивает. Одиночество душит ее. Она подавлена и растеряна. Но она должна помнить, что она сильная. И со всем справится. Поэтому она заглушает желание заплакать и берет себя в руки. Это ее плата за те страдания, что она принесла ему. Справедливо. Она не должна жаловаться. Так будет даже лучше. Они только вредили друг другу. Без него ей будет спокойнее, она вернется к прежней жизни. Теперь осталось лишь самое сложное — убедить себя в этом.