Что ж вы это делаете, Княже?!

В палатах царских нынче шумно. От явств да меда сладкого столы ломятся, от пений да плясок голова звенит. Веселится весь народ киевский, хороводы водит, байки травит. А как пустятся добры молодцы в пляски резвые, так все дивчины взгляды прячут, да хихикают между собой. Праздник нынче большой, день рождения князя великого. Все радости сегодня позволены, хоть бочку меда выпей – ни упрека не услышишь. Как тут не выпить? Сначала за здоровье царя-батюшки, за счастье, за долголетие его, да благополучие. А дальше за что пьем? Уже не помнится, а мед так и льется. Да только вот не всем так весело: среди толпы бушующей сидит молодец один, да хмурится. И если видел б кто, так сразу сапогом по морде хмурой и заехал бы. Негоже рядом с княже нашим мины корчить кислые. Да только не спасло бы это дело, причины были веские паршиво себя чувствовать. То был Колыван — гад да пройдоха редкостный. Но богат, как тысяча чертей, и лицом вышел, змей он эдакий. Ох, и набил он сундуки свои златом да драгоценностями, играя в игры азартные. То ли руки были ловкие, то ли удача следовала за ним, словно пес преданный. Черт его поймет, а десять игр из десяти он выигрывал. Но и в его двор заглянула неудача хитрая. Проиграл он Князю Киевскому. Да не абы как: пред боярами да вельможами! Курам на смех, прямо скажем. И если б злато потерял, так не велика беда. Отыграться он бы точно сподобился. Дак этот змий проклятущий, Княже Киевский, желание запросил с Колывана. А какое – не сказал. Ууу, чудище косолапое. Лишь сказал: "На пиру будь, да не стесняясь садись рядом. Пряничек свой сахарный доставай, да медом закуси. А что будет далее, я скажу тебе, когда понадобится". Не понравилось быть Колывану проигравшим, да отнекиваться неча. Полный зал свидетелей. Ох, народ честной, ну и дела делаются… Вот и сидел наш друг сердешный, за колпак свой красный держась, да буравя взглядом стол. Что может с него потребовать Княже Киевский? Неужто опозорить хочет, пред народом на потеху выставить? Ведь столько дел гадких на счету Колывана, что век считай, не насчитаешься. Запустил он руку в пряди свои пшеничные, да зубы сжал покрепче. Плохая дума думается, ой плохая. Да на празднике, где собрались все красны девицы. Вот тут бы и жёнушку себе румяную сыскать, чтоб в дом привести, да монисто на шею белую надеть. Молод был наш Колыван, да одинок. Чай чёрт подшутил над ним, да в довесок ко всему характер дал поганый. Да настолько, что сторонились его даже кошки дворовые. Эх, не сладок пряник, коли Князь Киевский сидит рядом радостный. И глаза его сверкают, словно самоцветы яркие. Смехом звонким заливается и устами яркими пригубляет кубок драгоценный. Вот же гад проклятый, эка улыбается, встряхивая волос копною, цвета словно мед янтарный. Интересно, ежли ближе оказаться, может даже пахнут так же… Стукнул себя по лбу Колыван, наваждение сбрасывая. Какое дело ему до гордеца этого? О своей головушке думать стоило бы. В суматохе да за мыслями, не заметил Колыван взгляда на него направленного, слишком уж лукавого. Князь Киевский кубок свой на стол поставил. Почти вскрикнул молодец, когда рука княжеская на бедро его легла, сжав по-собственнически. Удивлённый взгляд поднял Колыван на Князя. Тот лишь усмехнулся и рукою вверх повел, нагло улыбаяся. У Колывана ажно дух перехватило, когда ладонь заклятущая схватила его за место, прямо скажем, личное. — Князюшка, да что ж ты это делаешь? – не узнал молодец голос свой срывающийся, да дыханье сбившееся. А тем временем Князь Киевский вдруг слишком близко оказался, обхватил рукой за талию, прижимая к себе крепче. Да клонился к уху и молвил жарким шёпотом. — Как что? Забираю долг обещанный, – ощутил Колыван в тот же миг, как рукою ловкой распускают пояс его златом шитый. Вот тогда и округлились очи ясные до размеров блюда, что на столе стоит. Попытался Колыван скорее скрыться, да куда там: сзади спинка кресла его удерживает, слева народ пьяный буйствует, справа Князь ехидно улыбается. Ну не бежать же прям по кушаньям сапогами грязными? — Ты, дружок, не дергайся. Бежать уж точно некуда. Или же ты хочешь прилюдно обвинить меня? Думаешь, поверит кто, ежли репутация твоя бежит вперед тебя? Ну давай, попробуй, коли тебе так хочется, – оторопел вмиг Колыван, на правителя уставившись. Он не думал никогда, что может княже такие речи выдать. Тут и понял молодец, что проиграл он и эту партию. И бежать отсюда ему некуда. Князь по взгляду все понявши, не стал терять времени и забрался под портки тканные. — Да что ж творишь ты?! Вещи каки поганые… — уцепился рукою Колыван за накидку княжескую, губы приоткрыв и задыхаяся. Улыбался хитро Князь, тело на ласки предательски отзывается. Потемнело в очах сразу же, огнем по телу дрожь раскатилася. И не от меда выпитого, а от касаний ловких, да умелых. — Али скажешь, что ты этому противишься? – обожгло дыханьем жарким шею тонкую, затрясло тело белое. Что же я, как дивчина, в руках добра молодца? Колыван надеялся, что вот-вот рассердится, но что-то не шла в головушку злоба эта нужная. Лишь вставали образы один другого неприличнее. — Ту же люди! Вон толпа экая, оглянись! Увидят нас, ну, убирай скорее руки свои заклятущие! – тело перестало Колывана слушаться, он едва сдержался, закусив уста покрепче. — Ты и правда думаешь, что волнует толпу пьяную, что за столом нашим происходит? Прекрати болтать, как сорока чертова. Ощутил вдруг Колыван на устах набухших пальцы княжеские. Не противясь более, обхватил их и вобрал до конца послушно. Заплыли глаза предательски, задрожали бедра тонкие. Он подобных ласк и не испытывал, то-то ему так нравится. А Князь, чего греха таить, хорош был. От того гудело в голове, да земля уходила из-под ног. И тут руки княжеские нечто сотворили, да такое, что лицо пошло пятнами алыми. — Боже правый, Князь! – ахнул Колыван. — Да туда зачем же, или вам смерти моей хочется?! Не ответил Князь, проникая в тело узкое. Колыван лишь мог рот зажать, чтоб не выдать ненароком их. И слилося все вокруг в один вихрь бешеный, словно дубинкою огрели, да с обрыва сбросили. Лишь лицо с глазами яркими различалось средь цветов намешанных. Что же это, право делается? А и бес ним, пусть случается. Затряслося тело раззадоренное, и почти сорвался звук постыдный, да ощутил вдруг он сладки губы княжеские, на своих искусанных. — Вот так это дело делается. То бишь, долг твой возвращается, – словно ничего не было, вернулся к кубку Князь Киевский, подмигнув ехидно. Вспыхнул Колыван и отвернулся спешно, пояс завязывая, да кафтан запахивая. Вот же жук проклятый, этот Княже Киевский. — Ежли хочешь – уходи. Ты теперича свободен от долга своего. Ну, а коль надумаешь, заходи сегодня вечером. И приноси свой пряничек, откушаем. Думал Колыван, что стать ему краснее некуда. Вон, и так колпак с лицом сливается. Вмиг поднялся и стрелою вылетел, воровато озираясь. Но действительно, никто и головы не повернул. Видно, хороши были кушанья, да крепки напитки. Уж стоя на улице, Колыван задумался. А чего и не зайти действительно, вместе б пряничка откушали…