***
Бывало, глаза Асато горели гневом. Над этим хотелось смеяться. Бывало — стекленели обреченно и безразлично. От этого веяло опасностью. Бывало, Асато улыбался наивно и искренне. От этого хотелось отвернуться. А бывало, он обнажал клыки с тем охотничьим духом, что против воли будил внутри нечто знакомое. Первый раз Рай увидел эту улыбку в ночь, когда Коноэ навсегда остался для него ничем иным, кроме как Сангой. Когда тот слишком ясно дал понять: боевая связь, может быть, дружба — на большее он не готов. Все лишние желания с тех пор потеряли значение. Рай все равно заполучил самого лучшего напарника которого только встречал. И он знал, как сказать себе "довольно". Остановиться, чтоб не потерять еще больше. Но тогда впереди у него были часы неразрешенного желания, которое он из принципа не удовлетворил там же, в борделе: Коноэ не будет тем, кого можно вот так просто заменить. Наверняка тот уже закрылся в их комнате — и убеждаться в этом совсем не хотелось. Демон его дернул зайти так далеко именно в сезон зова. Ни на что лучшее, чем ввалиться в соседнюю комнату, обитатель которой все равно где-то шастал днями и ночами, его воспаленный мозг способен не... — Ты обидел Коноэ? — черная тень на окне нехорошо сжалась как только он открыл дверь. Как сжимаются для атаки. Или не шастал. Этому-то что — по крышам за ними следил? — Где-то здесь жила его прислуга, а не сторож. В ту ночь Асато наконец добросался словами из злобными взглядами. Или Рай был слишком раздражен, чтоб ждать, пока другой перейдет от шипения к делу. Отвлечься от желания хоть бы на и добрую драку — и пусть тот пеняет на себя. В ту ночь Рай впервые заметил то, чего никак не ожидал. Не холодное желание уничтожить его без лишних слов, которое видел в синих глазах уже столько раз с первой встречи, а — наслаждение происходящим? Услышал “Не напугал” когда смог опрокинуть на спину. “Слабовато будет” — когда свез кожу на чужой щеке. Как будто они здесь представление для Коноэ разыгрывали. Видимо, Асато не нуждался в присутствии своего кота сердца чтоб лежать в позе побежденного, но преданного защитника. Рай отпустил этого защитника-мученика ко всем демонам. Нет, не трогал он их драгоценного Коноэ. И не их это Коноэ — ни одного из них теперь уж точно. Все еще разгоряченный, уже забравшись обратно на окно, Асато вдруг спросил — искренне, как всегда: — Тебе плохо? Это правда было слабо. Рай послал его. И еще пару раз для верности. Не помогло. От него раз за разом неприязненно отходили — и раз за разом нерешительно возвращались обратно. Перемежали мрачный шепот “Убью, если расстроил Коноэ” с осторожными “Как ты?”. Как будто Асато сам не мог понять, что должен был сделать. После того как он в очередной раз огрызнулся, но так и не додумался исчезнуть наконец в чертовом окне — его такого оставалось только схватить за ногу, стянуть с подоконника вниз, снова подмять и намять что попадется. К утру Рай обнаружил себя в одиночестве, кое-как устроенным на чужой кровати. Ему больше нравилась мысль, что он вполне справился с этим и сам. Рай изо дня в день слышал наивность — или, может, довольно называть наивностью обычную глупость — в опасливых словах, едва слышных сквозь шум посетителей и хохот демонов в большом зале гостиницы Бардо. — …так называется? — Да, а ты что думал? Это тебе не ножики обычные — видишь, из особой стали. Знаки, вон, всякие по лезвию. Пялится весь вечер на его булки и даже не слышал о таких. Ты что, самый тупой тут, кошак? — от души надрывался очередной демон. — Изящно себе льстишь, Верг, — у другого демона, демона чего-то до злости близкого и мерзко отзывающегося внутри — мягкий, вкрадчивый голос. — Смотри, вон у того — тесак огромный, хлеборезка значит, а у твоего белого ниже ремней — это бу… а, хрен с тобой, черный, — не унимался Верг. И ведь никакого интереса Раю вмешиваться: — Что? — все равно бросил сквозь зубы, глянул нехотя через плечо. — Булки, — с трудом выдавил Асато почти шепотом — у Рая… красивые. Стальные. Нравятся. Он даже приподнял брови, чтоб показать как внимательно слушает, но Асато стушевался и не сказал ничего больше. Пришлось развернуться и идти куда шел. Стоило и не останавливаться. — Ну, а потрогать хотя бы попросил. Дашь потрогать, белый? — Верг даже не пытался давить хохот. — А я... согласен с черным котенком насчет этих булок, — протянул вслед Фрауд — тот, что отвратительно отзыва… просто вызывал отвращение. — Ага, еще скажи, что тебе видно. Но все, очередь! Только говорить надо “аппетитные”, мелкий. — Почему, если они не съедобные? И почему булки? — голос Асато был последним, что слышал Рай, пусть он и предпочел бы не слышать вообще ничего. Двухлеток так дурачат. Двухлетки тянут в рот что сорвут. Наивность Рай не любил. А потом все кончилось. В решающий день Асато с ними не было. И после он так и не вернулся. Сбежал. Оставил Коноэ — а тот все продолжал тревожиться о нем, даже когда сам был в опасности. Раю хотелось зло улыбаться. Кто бы мог подумать, что это он окажется последним, кто осудит Асато такое за бегство. По всему выходило, что тревожиться Коноэ стоило именно тогда, когда этот кот был рядом. Иногда общение с демонами не проходит даром и от них можно услышать о занятных вещах, особенно если в достаточной мере развлекать их размахиванием мечом. А ведь знай и Коноэ обо всем — Асато отхватил бы от него удар куда сильнее, чем тот, что получил Рай, когда заявил, что в одиночку справится со своими проблемами. Он лучше любого знал цену таким ударам и уж ими-то определенно ни с кем делиться не собирался. Беглеца он нагнал чудом далеко за чертой Рансена. Сложилось бы что иначе и они — Коноэ — потерял бы его навсегда. Помог ли Раю его охотничий нюх на демонов или просто случайность, но он знал, что сам Асато при встрече будет близок к демону как никогда раньше. Он и бился как демон. Не дрался — вырывался. Пришлось прижать его к дереву, держать меч у груди. Так просто уйти ему не удастся. — Значит, все-таки бросил хозяина? Ответом ему было долгое молчание. Взгляд затравленного зверя, снова. Без тени того вызывающе живого, что однажды врезалось в память: — Разве Рай не этого хотел? — Плевать на тебя хотел. Не плевать на Коноэ, которому не плевать на тебя. — Что с ним? В глазах Асато блеснул такой страх, который Рай никогда не позволил бы себе испытать. — С ним все в порядке, не твоими стараниями. А вот с тобой — нет. — Мне нельзя... — Я знаю! —...оставаться рядом с ним. Рай успел пожалел о своей горячности, а Асато замер, уставился на него опешенно и — улыбнулся. Поймет еще, что его не спешат осуждать или ещё чего… лишнего. Лучше б Раю молчать будто дела нет. Ведь и правда нет. А тот все улыбался своей светлой улыбкой. Первый раз он улыбнулся так не Коноэ. Первый раз при этом в глазах стояли слезы. И ни одна не пролилась — он сделал для этого все что мог, дышал глубоко — Рай чувствовал это под своим мечом. Почти как собственной кожей. Какой же все-таки… осталось только разозленно цыкнуть. — Ты злобный, самодовольный и ни капли мне не нравишься, Рай, — улыбка так и не сходила с лица Асато, но если он продолжит в том же духе ее очень скоро захочется оттуда стереть (и что-то кольнуло в груди добрым знаком), — Но ты такой не на самом деле. Раз ты дорог Коноэ. И он так дорог тебе. Как сейчас. Вот спасибо, да кто бы вынес эту сентиментальность. — Проваливай к демонам, идиот. — Поэтому ты сможешь его защищать. — Да. От тебя. В глазах Асато плескалась такая боль, от которой Рай старался держаться как можно дальше. Он тяжело выдохнул. — И если ты только попробуешь искать встречи с моим Санга, — теперь он произносил эту фразу по праву и не без удовольствия, — без меня — я убью тебя. И вот оно, то чего он уже почти не ждал увидеть вновь. Улыбка Асато изломалась, разворот головы подчеркнуто обнажил шею, дыхание под мечом стало ровнее. — Догонял, чтоб просто погрозить мне? Убивай. Сейчас, если готов. Ты хорошо знаешь, как это делать. Даже если я стану — тем, другим собой. Только останься рядом с Коноэ и никогда не причиняй ему ни вреда, ни боли, иначе и я тоже… Что — тоже? Вернется по его душу, демон? Нет уж, сегодня черед Рая возвращать ему излюбленную фразу: — Я убью тебя. Обещаю. Если не будешь давать о себе знать. Если ровно через год не вернешься в Рансен и не найдешь здесь нас — Коноэ. Пока я буду рядом, я всегда смогу защитить Коноэ, даже от тебя. Ты не должен бояться. А если ты не найдешь нас, если затеряешься — я решу, что с тобой все кончено. И тогда выслежу, где бы ты ни был и кем бы ты ни стал. Наверное, сейчас он смотрел самым лучшим своим взглядом — взглядом, требующим довериться ему — пусть он и не собирался растрачивать его здесь. Рай не заметил, когда начал заражаться чувствительностью своего Санга, которую еще недели назад готов был вытравить из него безразличием и зуботычинами. Но так уж вышло, никогда не угадаешь кто в боевой паре будет готов покориться первым. — Не смей бросать Коноэ сейчас. К его несчастью, он к тебе привязался. Глаза Асато светились таким теплом, на которое Рай никогда не был бы способен. — Как и к тебе, Рай. — Провались к демонам. Асато ступал назад по утренней заиндевевшей траве медленно, осторожно. Его била дрожь и дрожала эта глупая улыбка. Рай не спускал с него твердого, угрожающего взгляда. Он его провожал. — Если Коноэ больше тебя не увидит — я приду за тобой, — повторял он вслед, будто все убеждал в чем-то неизвестно кого. — Если не сможешь сберечь себя ради него — ты не заслужишь могилы. — Ты меня услышал? — Перестань улыбаться! — Глупый кот! Он свое дело сделал. И Асато не затерялся. Год спустя им и правда не составило труда найти его в Рансене. Коноэ был счастлив. В том числе тому, как двое дорогих ему людей терпели общество друг друга. Они с Раем вернулись из странствий в поисках хорошего найма, а где скитался Асато — было известно ему одному. Рай имел свое нелестное мнение на этот счет, но это его не касалось. Тогда он так и не наведался в гости к маленькой кошечке, с которой и впредь собирался спасаться от лишнего напряжения. Впоследствии он объяснял себе все случившееся актом добродетельности в ответ на, положим, благодеяние — наверняка терпеливость Асато во время давнего ночного визита раздраженного Рая можно было засчитать ему за благодеяние. Конечно, в том, что этот благодетель сам до сих пор не разобрался, насколько особенно и опасно время зова, виновато лишь его отстающее развитие, а Рай уже один раз зарекался наставничать в постели — но было здесь и ещё кое-что. Только они вдвоем могли понять, что значит не смотреть больше ни на кого другого после встречи с одним рибика из Каро. Только им больше никто и не был нужен. Это сближало. Это толкало к откровенности. Даже если она звучала совсем уж неловко: — Я хочу быть Раем для Коноэ. Хочу им быть… — Асато шептал сбивчиво в полумраке где-то совсем близко, почти по коже. Тело его хотело совсем другого и это отчасти вызывало сочувствие. Отчасти же Рай не хотел представлять, что сам мог плести в таком состоянии. И предпочитал думать, что именно этот раз — а никак не прошлогодние ночные приключения — был первым. А Асато изо всех сил старался его в этом не разубеждать. Или, может, просто соображал не лучше, чем он сам год назад. А ещё казалось, что он совсем растерял свою обычную настороженность, тихую враждебность в присутствии Рая — как только он принял его как стража Коноэ, как своего надсмотрщика. Как только они заключили этот странный союз. Только в возбужденном бреду под руками Рая нет-нет да давал о себе знать прежний дикий кот: — Почему ты угнетаешь всех рядом с собой? Даже когда не угнетаешь — все равно так кажется, — и как ему дыхания хватало. — Потому что это ты глупый бунтарь. Глупый кот. — Ты не нравишься мне. Но я чувствую, что чувствует Коноэ. Чувствую то же. Ему хочется дотянуться. Прислушаться. Последовать. Это нехорошо, неправильно, слишком… — никак не мог остановиться пока не впился клыками в ключицу почти до крови, — …сладко. Действительно кот-идиот. И совсем не умеет еще себя контролировать. Сжать пальцы в его волосах, только чтоб тот разжал зубы. — Просто молчи. Постанывал он не в пример лучше, чем говорил что попало. В конце концов, дорога у каждого из них своя. Но будет… печально, если с этим, вторым его глупым котом что-то случится. Не пропади.***
Лист в воде светил едва-едва, маленьким зеленым светлячком. Смешивался с лунным светом из окна — и комнату, в которой не так давно ещё горели красные огни, было теперь совсем не узнать. Раю не хотелось вставать, а Асато уже успел влезть на подоконник и наблюдал за улицей. Настороженно размахивал хвостом, совсем без одежды — и не было никакого желания призывать его к порядку и приличиям. Рай так и не научился понимать, что у этого кота на уме. Наверное, это было и не нужно. Пусть напрягает, зато не дает расслабиться. Он поймал себя на том, что вглядывается в смуглую кожу в лунном свете. Шрам на спине Асато сейчас сложно было различить, но Рай давно запомнил его форму. Когда-то он старался избегать его взглядом. Когда-то он вызвал злость самим своим существованием. Такой же нелепый, как и кот, что его носит. С таким шрамом почти позорным казался его вечный щенячий взгляд. Само то, что получив от жизни такую метку можно было оставаться открытым и наивным — оскорбило тогда Рая до глубины души. Разламывало на части мир, в котором наивные идиоты не знают жизни и мало чего в ней заслуживают. Как будто весь его путь из котенка в Сецуре до нынешнего Рая, такого как должно, дорогого не стоил. Чужой заживший шрам оставлял кровоточить его гордость. Только в почти полной темноте можно дать себе волю и не отворачиваться от этого притягивающего взгляд знака. Почти признать, что этот кот по-своему сильный, едва ли не такой же сильный своей неуязвимой открытостью, как и Рай за своей идеальной броней. Слишком… сладко? Кот-идиот, правда что. Он сам. Рот едва заметно растягивался в умиротворенной улыбке, совсем не ища его позволения: — Свалишься. — Они следят за мной здесь, в Рансене, — в голосе Асато была лишь тревожная готовность, слишком неожиданно полоснувшая умиротворение, — Точно знаю. Но у нас свет. Они должны догадаться, что я не один. Рай даже приподнялся в своей постели. Вот, значит, как он живёт? И думает, что это жизнь — постоянно быть в бегах? Впрочем, он же уже решил что это не его дело. Все с самого начала было только ради Коноэ. И неважно, каким словом назвать то, к чему они все пришли сейчас — если оставить Асато самого справляться со своей дурацкой жизнью, с которой он, конечно же, не справится, его Санга сильно огорчился. Рай всего лишь перенимал беспокойство Коноэ из-за этого кота. Что ж, если их чувства с Санга одни — не должно быть ничего странного в том, что их обоих будет тревожить один рибика. — Завтра мы уйдем, а ты оставайся в гостинице пока им не надоест и сами не придут за тобой. Не вздумай высовываться. Одному старику будет полезно поразмяться с тобой за компанию. — Не переживай, я справляюсь, — и на один лишь миг по мягкой улыбке пробежала тень боевого азарта. Рай довольно прикрыл глаза. — Ты останешься, — он не настаивал, но возражений больше и не предвиделось, они научились не спорить хотя бы через раз. Стоило все-таки подняться и огляделся самому. — Рай? — Чего тебе? — он замер в густой тени недалеко от окна. — Если вы с Коноэ теперь одно, по-настоящему, как Тоуга и Санга… — Асато сидел, обхватив руками колени, и теперь будто смущенно сжался, за волосами не рассмотреть было лица. А за окном — трое. Четверо. Нет. Они не станут ждать, пока их демон окажется один и потеряет бдительность. Да и кто здесь может с ним быть кроме маленькой кошечки. —…то ничего, что мне будут нравиться обе половины? Рай тяжко выдохнул и встретился с горящим взглядом, ждущим более ясного ответа. — Глупости не говори. Синие глаза лишь растерянно округлились. Но ещё пара слов — и они вспыхивает ещё ярче, довольно и почти хищно — Возьми лист из воды. Они же были последним, что исчезло в темноте. Вместе со звуком лязгнувшего об пол металла где-то посреди комнаты. — Подбери свои стальные булки. Казалось, ребяческая улыбка давала о себе знать даже во тьме. И сдавленный шепот в ответ: — Твое счастье будет, если гости явятся раньше, чем я до тебя доберусь.