Нежность, тягучая до одурения и верно сводящаяся с ума. Эта нежность теплом проходилась по всему телу, завязываясь в тугой узел у живота. Говорить о чувствах сейчас было просто бесполезно, ведь они давно дали волю действиям.
Она как наркотик, попробуешь хоть раз и уже без неё невозможно.
Она — прекрасна, идеальна во всем, само совершенство. Пьетро проклинал и одновременно благодарил всё на свете за то, что у него такая сестра. Запретный плод сладок, а она местами могла показаться через чур приторной. Все её «недостатки» Максимофф гордо величал достоинствами. Ванда прекрасно знала о его неистовой увлеченности ею, и зная это ей хватало смелости дразнить его, переодически злоупотребляя возможностью попросить полотенце в душе, не боясь переодеться перед ним, попутно советуясь в чём-то уже не столь важным, и ловить косые взгляды. Пьетро давно не подросток и не любил эти игры, ведь безусловно знал, что к ничему хорошему такое явно не приведёт. Помнится, Ванда как-то приходила к нему с просьбой научить ту целоваться. Совершенно бесстыжая «ученица», стонав ерзала на его ширинке, видимо ожидая реакции его тела, дабы сдобрить свою самооценку, и это томное причмокивающее «Пьетро», срывающейся с уст сестры, давало понять о взаимном влечении. Но она лишь игралась, а он давно готов к таким трюкам.
Максимофф не отказался бы поиграть с ней, однако стоило помнить, что они давно не дети. Если Пьетро и будет играть, то только по-взрослому.
Изначально казалось, что все происходило не всерьёз, было не более чем их личной забавой со своими правилами, но все это осталось позади в один день. В день, когда Ванда зашла, озаряя весь дом улыбкой и демонстрируя на свей руке проявившейся знак связи. Она давно ныла Пьетро о своём несчастье, мол все давно нашли свою судьбу, да на самом деле любви искренней и ответной быть на свете не может вовсе. Однако
утопленные чувства его, так и кричали о своей беспомощности в этой ситуации, где-то глубоко в нем сидела надежда на их «больше, чем просто любовь».
Максимофф порой слишком уверенна в себе, она думает, что читает его словно открытую книгу, а на деле не может понять обложки. В очередной раз заводит обыденную игру, удумав резвиться с ним в Кошки-мышки. Ванда легко вживается в роль, с грацией взбираясь тому на колени. В следствии приласкав и подразнив близнеца, самодовольная, называя его идиотом, заканчивает свой нехитрый ход.
— Вовсе нет, я член твоей семьи, — Пьетро подыгрывает ей, продолжая строить из себя невинного мышонка в лапах, полностью управляющего всем исходом, кота. — даже если на горизонте объявится какой-то ебырь для тебя… поверх названный суженным, назначенным самой судьбой, то жди от меня лишь богословения.
Максимофф довольна его неуверенными оправдательными речами, а тем более его разочарованным взглядом при её отстранении… по крайней мере, до сих пор пропитана уверенностью, что этот раунд ведёт именно она.
— Смеёшься? — ухмыляется Пьетро, резко сменив тон — Из всех твоих доводов правдив лишь один, сестрёнка. Тот самый довод, гласящий, что я — собственник. — спидстер уверенно притягивает ту ближе к себе — А раз на то пошло… Будешь моей собственностью? Ах, да… Во избежание глупых ответов, предупреждаю, что вопрос риторический.
Пьетро мимолетно улыбается, по-детски целуя Ванду в носик, тем самым заставляя шатенку заблистать умилением. В тот день она назвала его собственником, огорчаясь, что близнец не радовался за сестру, обнаружившую на себе метку искренней и долгой любви, напоминавшую изысканную татуировку в виде крыльев, покрытых тонким кружевом перьев. Правда крылья эти были не раскрыты, они сжаты в ожидании долгого полёта длинною в жизнь, скромно укрыты, храня тайну для своего спутника. В отличие от Пьетро… его крылья в тот день распахнулись, оставляя Ванду в незнании. Он не решился рассказать ей о метке, которая дополнила бы легкий полет Максимоф.
А ведь эта метка была на нем.
***
«Здравствуй, милая сестра, надеюсь, не думала, что я уйду из жизни твоей? Надеюсь, успела соскучится по мне… и не забыла про душу мою за пятнадцать лет отсутствия, ибо моя и на день тебя из мыслей не оставляла.»
Ванда бумагу трепетно целует и к груди прижимает, веки закрываются, выдавливая слезы. Тонкие струйки по щекам вниз бегут, оставляя за собой темные тропинки. Спустя столько лет он вновь заставляет ее плакать, ничего не меняется. Она и забыла думать о встречи с ним… У Ванды есть любящий муж, прекрасная дочь и чувство собственного достоинства, но лишь одного человека ей все так не хватало. Ее сердце давно собственного брата пригрело и забыть не может, а тут чувства вновь накрывают Максимофф этой лавиной.
Он стоит на пороге и бесстыже улыбается, сверкая белоснежными зубами, его волосы взъерошены, одежда чуть помята, небесного цвета глаза ни чуть не утратили красок и не постарели, впрочем, как и все его тело. Он так же молод, будто прошедшие годы пролетели мимолетно, забыв притронуться к Пьетро. Его образ всегда был чёток и ясен в голове Максимоф, но видя его наяву она осознает, как была слепа. Картинка в её голове была фальшива, ибо ничто не может передать пьянящуюю яркость сущности её брата.
Она помнит все до малейших деталей, помнит тот день, когда первый раз открылась ему…
Она продолжает дразнить его, готова истерзать его губы, но дальше зайти не решается. Он повален ею с животным интересом, однако инициаторша продолжала спрашивать его перед каждым своим шагом. «Любишь меня? Да.» — отвечала она на свои же вопросы — «сумей же показать свою любовь мне, милый…». Он первым запускает язык в её рот, зная как она любит максимально влажные поцелуи, заставляет девушку улыбаться и тянуться к нему с пущим желанием. Она по-хозяйски откидывает его голову и языком проходится по его шеи, жадно вдыхая запах. Уверенно устраивается на нем и тянет за воротник рубашки к себе почти сталкивая их носами, он садится опираясь опираясь об матрас.
И помнит, как потеряла его. Рассказывала ему о своей судьбе, завороженно представляя свою истинную любовь, предначертанную ей судьбой. Она тогда и не думала о чувствах Пьетро, упустила самого важного человека в своей жизни, заменив его каким-то «идеальным мужчиной», которого сама себе надумала. Он уходит после того разговора. Уходит и не возвращается… до сегодняшнего дня.
За это время к Ванде приходит понимание, что для него все происходящее между ними было так необходимо, ведь он любил её. Любил крепко и
безответно.
