Крах провокатора

Глава Боевой организации эсеров Евно Азеф был на зарплате у охранного отделения, причем зарплата эта превышала жалование самого начальника охранки. К своим обязанностям Азеф относится весьма вольно: «кого хочу, сдаю, кого хочу, взрываю». Когда Азеф запамятовал сообщить начальству точную дату теракта и заместитель Азефа, Борис Савинков, взорвал министра внутренних дел Плеве, в охранке задумались о моральных принципах гениального провокатора. Особенно зол был начальник охранки Лопухин. Он, во-первых, был ставленником Плеве и лично с ним дружил, во-вторых, потерял должность из-за еще одного громкого политического убийства, которое тоже организовали подручные Азефа. Впрочем, сомневаться начали и революционеры. Не смотря на головокружительные успехи Азефа и его организации, «охотник на провокаторов», «русский Шерлок Холмс» Бурцев обратил внимание на корреляцию между контактами с Азефом и шансом быть арестованным. Проанализировав подозрительные аресты (кстати, охранка иногда специально арестовывала недавние контакты Азефа, фактически угрожая ему разоблачением, чтобы держать в узде) и слив информации из самой охранки, Владимир Бурцев обвинил Азефа в предательстве. Собранный им пакет компромата тянул на немедленную расправу, будь речь о птице помельче, чем Азеф. Собственно, тот это понимал и несколько раз подставлял на партийную расправу провокаторов помельче себя. Однако за Азефа подчиненные встали горой, и вот партийный суд грозил уже самому Бурцеву, за клевету. Бурцев не растерялся и обратился напрямую к Лопухину. Тот и сдал махинатора со всеми потрохами. Даже согласился дать официальные показания на эсеровской судебной комиссии, состоявшей чуть менее чем полностью из террористов и народников. По легенде, Лопухина на место заседания привезли в экипаже с завязанными глазами, там его встретил Борис Савинков, тщательно поддерживающий образ «благородного террориста». «Вы, вероятно, захотите получить гарантии личной безопасности?» — с чопорной учтивостью поинтересовался без пяти минут новый лидер Боевой организации. «Не стоит начитать наше общение с подобного оскорбительного недоверия» — кисло усмехнулся бывший царский жандарм. Показания Лопухина и улики, собранные Бурцевым, похоронили Азефа с головой. Мнения, однако, разделились. Застрелить провокатора — оно понятно, дело правильное. Но ведь талант-то, талант! Высказывалось мнение дать Азефу искупить вину кровью, устроив грандиозный теракт — убийство самого императора. Тогда всякая вина перед партией будет с него смыта. Нарешать, однако же, ничего не успели, потому что у Савинкова не выдержали нервы и он отправился к Азефу с прямым вопросом: «Евно, ты предатель?». «Да как вам в голову такое пришло, неблагодарные?! — взревел Азеф. — Я вас привел в террор, я вас научил работать, я вам показал конспирацию, я столько удачных дел провернул, а вы мне — „предатель“?! Пошли все вон из моего дома, я вам завтра так отвечу, что будете до конца дней передо мной свою вину замаливать!» Савинков с друзьями, поджав хвосты, ретировались с глубоких душевных терзаниях. Азеф никакого «завтра», разумеется, дожидаться не стал, собрал вещички, деньги, документы, влез в платье жены и был таков. Боевая организация так полностью и не оправилась, началась волна моральной паники, обвинения и подозрения в провокаторстве, несколько горячечных суицидов. Лопухин получил статью за разглашение гос. тайны и отправился в ссылку. Азеф умер в 1918 году в Берлине в полной нищете. Все свои деньги он хранил в русских ценных бумагах.