Каждый раз, когда скорость моей машины превышает двести километров в час, я чувствую свободу. Я чувствую то, ради чего я существую здесь. Чувствую, как никчёмен мир вокруг меня, и насколько я высок по сравнению с ним. Он проносится мельком в моих глазах, пылающих этим адреналином. Он — ничто. А я в этот момент быстрее любого его движения. Но именно в эти моменты от падения в пропасть меня спасает лишь тонкий волосок. Он может порваться в любой момент, уронить меня в бездну и не вернуть.
Просто разбить меня. Но ты никогда меня не упрекала. Когда я шел кататься с друзьями, ты лишь еле касалась губами моей щеки и шептала, чтобы я берег себя. Мне казалось, что тебе
плевать. Ты никогда не закатывала истерики по этому поводу, не пыталась остановить меня, хотя прекрасно знала, что в один день я могу не вернуться. Почему тебе было всё равно? Ты не боялась потерять? Не любила меня? Я в это не верю. Твоё сердце было полностью отдано мне, каждая фибра твоей души трепетала лишь моим существованием. Но всё же, ты никогда не оберегала меня от угроз. Просто плыла со мной по течению, не пытаясь лечить мои пристрастия к скорости и опасности. Слишком уважала меня, чтобы переучивать? Возможно. Мне не знать. Ведь даже сейчас, когда я вновь упираю педаль в пол, чувствуя, как ветер, задувающий в приоткрытое окно, беспорядочно треплет мои волосы, словно ты треплешь мои нервы своим безразличием, я думаю о том, почему всё так. И знаешь что? Я понимаю лишь то, что ты распаляешь меня этим. Словно пытаешься сделать так, чтобы я заставлял тебя волноваться обо мне. С каждым разом моя скорость всё больше, я даже пересел на байк, чтобы это выглядело ещё рискованнее. Я попался в твою ловушку и теперь не могу ничего с этим поделать. Я стал заложником твоей игры, твоих правил. Это неправильно, и мне это не нравится. В один день это плохо кончится, и я прекрасно это знаю. Я так больше не могу, но от меня, увы, уже ничего не зависит, ведь только ты можешь прекратить это. Пока ещё не стало поздно, прошу, останови меня,
Элиза Коэн.
***
Это было весьма странно. Моё поведение никогда не подобало поведению взрослого, осмыслившего себя человека, но я как-то умудрился оказаться в Rainbow в момент самого его зарождения, да еще и на посту какого-никакого помощника командира. На мне висели многие поручения, решения о приёме новых рекрутов в отряд, заполнение документов и прочее. Я до сих пор помню, как мы набирали «первую волну». Мы прошерстили спецподразделения многих стран, отобрали двадцать самых выдающихся их участников. Конечно, документы пришлось перебирать мне. Досье на каждого я изучал досконально, вчитываясь в каждую букву написанного. Жульен Низан, Доминик Брунсмайер, Тимур Глазков, многие другие… Кого-то я отметил сразу. Вот Майку Бейкеру, например, изначально было суждено стать прекрасным лидером, я увидел это ещё когда читал о нём и не видел лично. Стоит заметить, что изначально мы набрали семнадцать человек. Но позже мне донесли ещё три папки. Как ни странно, это были документы девушек. Моника Вайс, Эммануэль Пишон и Элиза Коэн. Никогда бы не подумал, что в элитном отряде будет служить прекрасный пол. Все три дамы, помимо военной подготовки, имели за плечами ещё и инженерное образование. И почему начальство так любит эту инженерию? Чёрт знает, но ещё многие набранные имели опыт в этой сфере. Меня это тогда не особо интересовало. Тогда моё внимание приковывали лишь пометки в папках, оказавшихся весьма тонкими. Или же они лишь показались мне таковыми после пролистывания досье Бейкера, который уже тогда имел весьма нехилый опыт за плечами. Однако, несмотря на немногочисленность записей в их досье, изучать именно эти три папки мне пришлось дольше всех. С немкой, Моникой Вайс, у меня не возникло никаких вопросов. Принята и точка. Над Пишон я думал чуть дольше. Ей был всего двадцать один год, но она уже успела отличиться и в университете, и в армии. Хотя, нам нужны были перспективные новобранцы. Рядом с её именем я тоже поставил печать о принятии. А вот Элиза Коэн… Я долго не мог понять, как её досье вообще здесь оказалось. Двадцать шесть лет, за плечами факультет инженерии в Тель-Авиве, Израильская армия, а сейчас и вовсе американский ФБР. Казалось бы, а не достаточно ли нам инженеров в отряде? Хотя мне было интересно, что же из этого выйдет. В её психологическом портрете были указаны такие качества, как: трудолюбие, самоуверенность, врождённые лидерские навыки, серьезность по отношению к любому делу. Из отрицательных: вспыльчивость и агрессия. Весьма забавно, что из ФБР у нас уже был похожий экземпляр — Джордан Трейс, но он, исходя из информации в досье, был спокойным и размеренным. И теперь я хотел узнать, смогут ли эти двое ужиться в тесном кругу отряда Rainbow. Да, я принял её лишь из интереса. А еще из-за того, что мой перфекционизм не мог допустить, чтобы во всех подразделениях было по четыре человека, а в ФБР всего три. Конечно, всех двадцатерых впереди ещё ждали испытания на профпригодность, но у меня не было даже мысли о том, что они не сдадут эти «тесты».
***
Первой базой отряда стал всем известный «Херефорд» в одноименном городе Англии. Мне тоже пришлось там обитать, составлять индивидуальное расписание дня для каждого из оперативников, как для маленьких детей. Словно бы они в этом нуждались! Я даже на два дня не мог оттуда уйти, чтобы лишний раз покататься! Однако тем же лучше. Я наблюдал за всеми и каждым в отдельности. В частности и за Элизой Коэн. Почему-то её поведение особо приковывало моё внимание. Но мне было не достаточно наблюдать со стороны. Я хотел пообщаться лично, но подобраться ближе просто не было причины. Мы пересекались лишь в столовой и на тренировках. Однако долго ждать не пришлось. Моя цель сама пришла ко мне. В один день она решила первая завести диалог. Но, видимо, лишь на рабочей почве.
— Здравствуйте, вы —
Исаак Джонсон, если я не ошибаюсь? — её голос звучал более чем спокойно. Почему-то я ожидал другого.
— Да, Я. Разве моё имя не запоминается раз и навсегда после тренировок?
— Я просто уточнила, — моя собеседница нервно нахмурилась, явно не удовлетворившись этим риторическим вопросом. — Я как раз по поводу тренировок. Почему их так мало?
— Четыре в день по два часа. Мало? — поинтересовался я, оценивающе рассматривая Элизу. Я даже на полигоне так близко её не видел, хотя была возможность подойти и хотя бы сделать замечание. В ответ на мое «мало?» девушка лишь утвердительно кивнула, не попытавшись пояснить свой немногословный ответ. — Коэн, поберегите себя, вы и так всё свободное время прожигаете в спортзале. Не боитесь за здоровье?
— Это лишь мое дело, где и как проводить свободное время. Раз уж на то пошло — дайте круглосуточный доступ к тренировочному оружию и полигону. Почему мы должны постоянно ждать назначенного времени, чтобы тренироваться?! — Коэн выжидательно уставилась на меня, складывая руки на груди. Неужели, её так сильно волнует физическая подготовка?
— Не в моих полномочиях, — я покачал головой, пожимая плечами. — И всё же, задумайтесь ещё раз о своем здоровье после таких… — Я хотел закончить, но Элиза прервала меня.
— Не ваше дело! — холодно и резко отрезала она. — Если вы всё ещё думаете, что ваши слова для меня что-то значат — вы ошибаетесь. Что ж, отказ так отказ. До встречи, капитан Джонсон, — Коэн вяло отдала честь правой рукой и, развернувшись на пятках, ушагала куда-то в сторону спортзала. Вновь…
Конечно, я не забыл об упоминании её самоуверенности и трудолюбия в досье, но не настолько же! Изматывать себя так, как изматывает она, ну просто опасно для жизни! А нам ведь нужны были здоровые оперативники… Но что я мог сделать? Ничего. Хотя, может она просто волновалась о предстоящем испытании и поэтому так усердно готовилась? Кто знал, кто знал…
***
Испытание — вообще отдельный разговор. Никогда я не видел отряд, настолько сильно
не беспокоящийся о «вступительном экзамене». Хотя я сам считал этот экзамен бессмысленным. Мы, вроде как, сами отобрали этих парнишек в ряды, но лишь теперь хотим протестировать их? Не лучше было бы сделать тест до приема в команду? Однако это уже не от меня зависело. У нас тут Six решает, что делать, а что нет. И вот мне, например, надо было принимать тест. Не слишком ли много обязанностей для одного командира?! Ну действительно, как мама им всем, ей богу! Ладно, хоть заплатили дополнительно…
А что насчет самого теста, начальство распределило две части экзамена: для начала физическую, а потом, как ни странно, дипломатическую. Да, оперативники должны были показать умение общаться, насколько бы бесполезным это действие не казалось. А еще запара была в том, что мужчины и женщины сдавали отдельно. То есть, в один день я должен был принять семнадцать человек, а на следующей неделе ещё троих. Бред! Почему было не перемешать их в кучу и сдать за один день? Меня до сих пор мучает этот вопрос, ведь мне так и не дали на него ответа. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Куда приятнее вспоминать о том, как прошло испытание, а не об его причинах и логике, которых-то и не было. Я был на сто процентов уверен в прохождении испытания мужской частью отряда, поэтому в день их экзаменации не обращал внимания ни на что, кроме времени выполнения задания. Что полоса препятствий, что простые спортивные упражнения дались
парням мужчинам проще простого. Я провозился с ними не более четырех часов, чему был несказанно рад, потому что думал, что это будет длиться куда больше. На следующей неделе мне пришлось принимать девушек. Полоса препятствий изменилась не сильно, как и список нормативов в моём листке, там были поправлены лишь некоторые значения времени. И почему "слабому полу" так много привилегий? Они служат с мужчинами в одном отряде, наравне, а тесты сдают по отдельным критериям! Несправедливость какая-то... Да и ладно, не мне же сдавать. К моему же удивлению, женщины в тот день не опоздали от слова совсем. Сказано прийти в восемь вечера — они все тут. В тот день мой стереотип о задерживающихся девушках рухнул. Я сразу предупредил их, что долго возиться не буду, да и быстрее пройти всё и уйти — тоже в их интересах.
Первым нормативом была стрельба по мишеням. Идеальные показатели у всех трёх "образцов", тут не поспоришь. Или же я просто не придирался. Не имеет значения. Далее сдавали простейшие (по моему мнению) нормативы, в виде отжиманий, пресса и подтягиваний. Ничего интересного, это может каждый военный. Да тут почти любое испытание пройдёт каждый военный! Мы ведь этих ребят не только из-за физических показателей выбирали. Да, физической подготовкой они все блистали. Ровно так же, как блистали умом. Но это им предстояло доказать позже, а пока полоса препятствий. На её прохождение девушкам было дано целых две минуты и десять секунд, в то время как мужчины должны были пройти её за минуту и пятьдесят. Ладно, это вновь не моё дело. Моей задачей было отдать свисток и засечь время. Ничего более.
Сигнал. Старт. Все трое сорвались с места незамедлительно. Реакция, отточенная годами службы... Похвально.
Странно, но меня не столько интересовало прохождение полосы француженкой и немкой, сколько американкой. Элиза быстро вырвалась вперёд, перемахивая через импровизированные барьеры, не снижая своей скорости. За её спиной остался и канат, подвешенный горизонтально так низко над землёй, словно бы за людей, проходивших это препятствие, сильно боялись. Я не успевал подмечать в голове какие-то нюансы прохождения — настолько молниеносно Коэн летела вперёд. Я не успел заметить, каким образом она забралась на деревянную горку. Я увидел лишь то, как "рыжая бестия" (как я успел окрестить её тогда в своей голове) уже спрыгнула вниз и, упав на одно колено, на полсекунды остановилась. Это показалось мне странным. Только что она незамедлительно проходила всё, побивая все известные рекорды, а тут... Просто остановилась? А нет, вот снова бежит. Но уже медленнее. Это не особо заметно, но скорость девушки снизилась. Вайс и Пишон даже умудрились нагнать ее. Но оказаться впереди им было не суждено. Уже на финише Элиза всё ещё была первой. Даже слишком первой. Минута сорок. Для заданных двух и десяти — лучше лучшего. Моника и Эммануэль пришли позже всего на пять секунд. Мда, начальство могло и урезать временные рамки для дам. Уж слишком хорошо они справились. Обменявшись примирительными рукопожатиями и выслушав мои поздравления, девушки разошлись кто куда. Вайс и Пишон направились в сторону здания, в котором обитал весь отряд, а Коэн с тяжестью упала на скамейку, стоявшую неподалеку от полосы. Странно, и почему она не пошла с остальными? Здесь же больше нечего делать.
— Всё нормально? — не мог же я оставить это просто так.
— Лучше всех, — устало отрапортовала рыжая в ответ, поднимая на меня опущенный взгляд. Я не мог не подметить того, как странно её рука лежала на голени, словно сжимая ушибленное место. Или не словно?.. Наверное так. Ну не зря же я — без четырех курсов врач! (Меня хватило лишь на два года медицинского)
— А мне кажется: не лучше, — настоял я, присаживаясь на корточки напротив Элизы. — Может позволишь посмотреть? — я перехватил её руку, отцепляя её от ноги.
— А по лицу схлопотать? С каких пор вы с подопечными на "ты"? — Коэн вернула свою ладонь на место. Видимо она уже собиралась подняться, но слишком устала для этого, поэтому осталась на месте.
— Могу и на "вы". Подвернули? — мне было легче проигнорировать её первый вопрос, чем придумывать на него едкий ответ. — Может повязку?
— Я непонятно сказала?! Не надо ничего! — девушка небрежно пихнула меня в колено, вскочила с места и, сделав пару вполне уверенных шагов прочь, вновь остановилась, упав на одно колено. Забавно, она абсолютно не умеет врать.
— Может я всё же могу помочь? — я не мог сдержать самодовольной улыбки на своем лице, чувствуя, как уголки моих губ невольно дёргаются, создавая ту самую эмоцию.
В ответ я получил лишь кивок, сопровождаемый сдавленным болезненным мычанием. Недолго пришлось уламывать... Зато я чувствовал себя настоящим героем, когда помог ей подняться и пойти вперёд. Забавно было лицезреть рыжую у себя под рукой (хотя там я был под её рукой), такой тихой и подавленной, пытающейся смотреть куда угодно, кроме моего лица. Ещё минуту назад она готова была вмазать мне со всех сил, а сейчас лишь молчала и недовольно мяла в ладони рукав моей футболки.
Даже в медсанчасти между нами будет сохраняться молчание. Мы сидели там друг напротив друга. Я смотрел на неё, а она делала всё, чтобы не смотреть на меня. Свесив больную ногу, уже заточённую в фиксатор голеностопа, с кровати, Коэн собирала рыжие, ещё короткие на тот момент волосы в тугой хвост. Случалось так, что она всё же смотрела на меня, но каждый взгляд превращался в "я просто комнату осматриваю, попробуй доказать обратное".
— Может пойдешь уже? — весьма враждебно и как-то холодно предложила Элиза, переведя на меня глаза более, чем на секунду.
— И оставлю тебя одну? — недоумел я. — Лучше скажи мне, ты здесь ночевать собираешься?
— А что если да?
— Тогда я тоже.
Фраза, сорвавшаяся с моего языка, спровоцировала напряженное молчание. И нет, я ни капли не жалел о сказанном, ведь этим заставил её вновь умерить свой пыл. За последний час это стало для меня своего рода упоением: слышать то, как она ничего не говорит, вслушиваться в её тишину, ведь в остальное время она была такой шумной... Блаженство... Почему-то в
её тишине я находил что-то громко кричащее, оглушающее, затмевающее остальные звуки собой. Тогда всё это казалось мне таким странным. Вроде как я заботился о ней, как о своем подчиненном. Но с другой стороны?.. Наверное, там было что-то большее, иначе почему я так и не ушёл тогда? Хотел больше насладиться её молчанием? Больше смотреть на неё? Хотел дождаться, пока она вновь заговорит? Я не помню, да и не понимал этого тогда, наверное. Мы бы так и просидели там всю обещанную ночь, если бы один из дежурных врачей не сообщил нам, что медсанчасть закрывается на ночь. Ну да, могли себе позволить: серьезных пациентов нет, а ночью вряд ли кто-то поступит. Не круглосуточно же пока работать. Коэн не стала ничего возражать. Она вскочила с койки и быстро прошагала к выходу, грациозно минуя стул, на котором я сидел последние полчаса. И куда она собралась? Знала же, что я пройду за ней. Уже через две секунды я открывал для рыжей дверь, стоя за её спиной. Она даже не заметила меня сперва и умудрилась запечатлить мою фигуру лишь после выхода в коридор.
— Хватит уже меня преследовать! — пренебрежительно бросила Элиза, когда осознала, что я вновь позади и не отстаю.
— Я уже говорил, что командир должен следить за своими подопечными?
— Следи за кем-нибудь другим!
— Кроме тебя никто не ведет себя так, что требует пристальной слежки, — и это было правдой, никто больше не калечил себя.
Коэн вновь умолкла. Тихо шикнув, она продолжила свой путь, делая вид, что легкое прихрамывание на одну ногу было умышленным ею же. И снова она такая тихая... Тогда я еще не понял и не решил для себя, что Элизе идет больше — тишина или разговоры. Первое завораживало своей молчаливой громкостью, а второе её голосом, резким и холодным. Словно бы мне от девушек только это и надо... Безразличие и агрессия к себе. Наверное, это привлекало меня и
в ней тоже, как и в немногих других. Поворот за поворотом, Коэн плутала по базе, словно не помнила, где выбранная ею же комната. В некоторые моменты тишина между нами становилась абсолютно
невыносимой. Изредка мне даже казалось, что база опустела, оставив нас с рыжей наедине. Неприятное чувство... Но его быстро развеивали оперативники, иногда мелькавшие в коридорах и дверных проемах помещений. Это успокаивало. Наконец, не выдержав молчания, я решил всё же заговорить, несмотря на все свои убеждения о прекрасности ее безмолвия.
— Забыла где комната? — с усмешкой спросил я, пытаясь перевести это в шутку. Фигово вышло, если честно.
— Нет, конечно, — и вновь её голос. Но уже не столько холодный, сколько ненавидящий и гневный. Я начинал её бесить, и это было видно. Но отступил ли я тогда? Нет. Мне слишком нравилось видеть её реакцию.
— Что же тогда такое, Коэн? — мои губы дрогнули в самодовольной улыбке.
— А разве не ясно? Просто хочу, чтобы тебе надоело, и ты отвязался наконец, сукин сын! — Элиза остановилась и обернулась, вперившись в меня озлобленным взглядом. Честно, я ожидал чего угодно, кроме того, что она начнет
так кричать. Да, она делала это в полтона, но звучало так громко, что разрывало барабанные перепонки. То тишина такая, то крик... Ты уж определись, рыжая...
— Не легче в таком случае быстрее дойти до комнаты? Я не пойду с тобой туда, как ни крути, — мой очевидный ответ не заставил долго ждать.
— Проверяла тебя на сообразительность... Тест провален. — она вновь охладела, но та искра ненависти всё ещё горела в тускло-зеленых глазах. После этого рыжая вновь развернулась и припустила вперед. И, господи, насколько бы глупо это ни было, но я пошел за ней! Не говоря ни слова, прото поплелся следом, нагоняя каждое её ускорение! Однако, кажется, Элизе было уже... Всё равно? Да, изредка она грозно поглядывала на меня, но, в целом, сохраняла молчание всю оставшуюся дорогу. Уже у её комнаты, мы лишь перекинулись короткими взглядами, в которых не было ничего, и расстались. Коэн просто открыла дверь и скрылась за нею, а я остался стоять в коридоре, бездумно пиля глазами место её исчезновения.
В реальность меня вернули только голоса оперативников, послышавшиеся за спиной. Позади проходили мимо трое французов, но волновала ли меня тогда их этническая принадлежность? Нет конечно. Шагая в сторону своего кабинета, я раздумывал ни о чем. Точнее, раздумывал обо всём, пытаясь не думать о Коэн. Думал о работе, о будущем отряда, о грядущем отдыхе. Лишь бы в голове вновь не всплыло имя рыжей бестии. Но оно вновь и вновь влетало в память, разнося мои мысли, словно бильярдные шарики по столу. Бред! Точнее, тогда я посчитал это бредом. Ведь мне было тридцать лет, а я не мог проигнорировать двадцатипятилетнюю стерву! Странно, как мое отношение к ней так быстро сменилось от превозношения её голоса, до сравнения её со стервой? Я не знал и не хотел знать. Но одно я знал точно.
В тот день, шестого октября две тысячи двенадцатого года Я, Исаак Джонсон, безнадежно и глупо влюбился в Элизу Коэн.
