Самый лучший сын.

Когда Кай обнаружил меня в углу рабочего кабинета, между письменным столом и шкафом с книгами, я как раз трясущимися руками закидывал в себя остатки клюквенного вина. Собственно, это было единственное остававшееся у нас на момент спиртное, и я отчаянно глотал его из горла, жмуря всё равно ни на чём не фокусирующиеся глаза и стараясь своей дрожью не начать локальное землетрясение. - Мастер Кельвин? - изумлённо сказал Кай, хотя самым адекватным при виде коллеги в таком виде посреди рабочего дня было бы куда менее вежливое восклицание. - Что вы здесь делаете? - П-пью, - выдохнул я, не в силах унять сотрясающую меня нервную дрожь. Кай аккуратно посмотрел на часы (два часа дня), а потом, святая душа, снял с дивана пёстрое покрывало и закрыл меня им, насколько возможно закрыть колыхающегося в углу человека-драже. Тьфу, то есть, желе. Почему дрожит желе, а не драже? - Мне позвать мастера Тьорка? - спросил он, тревожно оглядывая меня. - Н-нет, - с трудом ответил я. У меня зуб на зуб не попадал. - В з-зале ж-ждёт клиент. Я д-должен выйти к нему. У него с-с-срочное з-задание. - В таком виде? Я не ответил, сжавшись в клубочек, прижимая к себе пустую бутылку и плед, словно это были единственно доступные мне фрагменты действующей реальности, за которые можно было уцепиться и не пропасть в чёрной дыре небытия. - Я приму задание за вас, - решительно сказал Кай, но я схватил его за руку. Кайрус вскрикнул: моя ладонь, когда я переживаю, становится совершенно ледяной. - Ему нужен я, - жалобно сказал я. Если бы это был фильм, трагичная музыка на этой фразе достигла бы своего апогея. - Это очень серьёзный клиент. Если потеряем его, потеряем выгодное задание. Кай посмотрел на меня и подбоченился. - А если я потеряю одного из партнёров, выручка упадёт гораздо сильнее, знаете ли. Что не так с клиентом? Он угрожал вам? Он делал вам непристойные предложения? - Нет, - я глухо закопался в плед. При разговоре о клиенте меня снова начало трясти, и теперь я правда боялся ушатать шкаф. - Он очень в-в-в-в… - Воинственный? - предположил Кайрус. - Веж-жливый, - выплюнул из себя слово я. - Я всегда знал, что вы сошлись с Тьорком, потому что на дух не переносите вежливость, - Кай покачал головой. - Сидите. Я скажу клиенту, что вам нездоровится. И позову Тьорка. - Не надо, - пискнул я. Сквозь мою глухую броню из животного ужаса и отчаяния безысходности уже падающего вниз в безнадёгу человека внезапно начали проклёвываться ростки греющей душу надежды на спасение. Прошло несколько вечностей, в которые я прыгал, трясясь по кочкам, по кочкам, в ямку бух, и я увидел перед собой Вереда. Удивительно, как вид одного человека позволяет моментально расслабиться и ни о чём больше не переживать. Веред молча быстро присел передо мной и положил одну руку мне на лоб, а вторую — на грудь, некоторое время сосредоточенно прислушивался к ощущениям, а потом посмотрел на меня удивлённо. За его спиной маячил, переминаясь с ноги на ногу, Кай. - Кельвин, ты в полном порядке, - сказал Веред, не торопясь, впрочем, вставать и от меня удаляться, и я был ему очень благодарен. - Что случилось? Что-то не так с этим клиентом? - Что-то не так со мной, - устало ответил я. После нервного вздёрга мои силы были на пределе — и, едва я увидел Вереда и понял, что я в безопасности, начал отчаянно засыпать. - А с клиентом всё в порядке. - Но что произошло? - в недоумении спросил Кай. - Пусть сначала выспится, - покачал головой Веред, зная меня, и помог мне дойти до диванчика. Я трогательно не расставался с пледом, в который меня закуклил Кай — и был бесконечно благодарен Вереду, что он… Когда я проснулся, в комнате было темно и тихо, только потрескивали поленья в камине в углу — явно распоряжение Жойнэ, который знал, как положительно на меня действует живой огонь. Я и правда чувствовал себя отдохнувшим, хотя вряд ли прошло больше пары часов; где-то вдалеке было слышно, как Норли тихо напевает, в последнее время она увлеклась пением. Я почувствовал шевеление в углу — и повернулся посмотреть; в кресле читал при свете светлячка Жойнэ Веред, удобно протянув ноги в шерстяных носках к камину. В зеленоватом свете светлячка и алом — камина, лицо Вереда выглядело старинной гравюрой с рельефными тенями. Каким отрешённо-красивым было это лицо, такое родное и знакомое, но загадочное, почти мистическое в полутьме. - Кельвин, хватит пялиться, - не отрываясь от книги, сказал Веред. Я захихикал. Веред потянулся, отложил книгу и пересел на диван рядом со мной. - Ну… Удиви меня, Кель, - сказал он, приготовившись к долгому рассказу. Но рассказывать мне, собственно, было практически нечего. Два дня назад я, как обычно, проверял списки клиентов, и от одного имени у меня неожиданно пополз холодок по спине. Причём это было обычное имя, просто мне стало как-то нехорошо. Я помню, что спросил тогда Йозефа, принимавшего заявку, кто эта женщина, Светлана Горей. Когда я произносил её имя, у меня сжалось горло. Йозеф ответил, что ничего особенного. Невысокая крепкая женщина лет пятидесяти, крашенные хной коротко постриженные седые волосы, выговор местный, загорелая красным загаром, цепкая. Обычная женщина, ничего особенного. Ей нужны были заборы — оградки для огорода. Единственное, что настаивала она на том, чтобы это обязательно сделал я. Мол, ей кто-то меня рекомендовал. Её втиснули в расписание на следующий день, часа в два дня. И начался кошмар. При мысли о ней у меня сдавливало горло, я начинал задыхаться. Тряслись и холодели руки, болел позвоночник. Я пил чашку чая за чашкой, совершал элементарнейшие ошибки, глаза у меня бесконечно бегали по предметам, не в силах ни на чём сфокусироваться. Я презирал себя за слабость и непрофессионализм, но ко времени встречи у меня дичайше разболелись желудок и голова, а спину я уже не чувствовал. Невероятным усилием воли я заставил себя зайти в зал и увидел леди Горей сидящей на диванчике. Её лицо, типичной огородницы Восточного Побережья, действительно выглядело, как у многих женщин на рынках, с обычных для них непредумышленным загаром. Она была одета очень просто, в летнее трикотажное платье и дешёвые туфли на небольшой платформе, а в её ушах блестели золотые серьги. В руках она сжимала тёмно-бордовую сумку из кожи. Увидев меня, она встала и улыбнулась. - Мастер Крокуда! - сказала она. - Я так рада, что удалось попасть к вам на приём! Каждый шаг давался мне непросто. Голова закружилась так, что я едва не падал в обморок, к глазам неожиданно подступили слёзы. Я был в таком ужасе, в каком не находился миллиард лет. С меня как будто сдуло всё, кроме базового инстинкта — спасайся, убегай, опасность! Мышцы одеревенели, в голове стучала кровь, ударяясь, казалось, обо всё, заливая мозг приливными волнами. - Леди Горей, - мне пришлось прокашляться, потому что голосовые связки тоже одеревенели. Мы обсуждали с ней её забор минут тридцать. Все эти тридцать минут я не слышал, что она говорит. Я не слышал даже, что говорю я. Кажется, я в этот момент просто старался не хлопнуться в обморок — и все мои силы уходили на то, чтобы на автомате выглядеть абсолютно нормально. Я слабо помню этот разговор. Слабо помню и последующие пятнадцать минут, но, видимо, я дошатался до маленького коридора на первом этаже, в который мы редко заходим, и проплакал там в углу, глотая болезненные рыдания и всхлипы, пока не заснул. Когда я встал, меня, по счастью, никто не хватился. У нас действительно очень большой дом. Я отряхнулся, умылся, чувствуя странную, истеричную лёгкость в теле, прошёл в свою комнату и просто смотрел на колыхающиеся прозрачные занавески и вид залитого солнцем балкона за ними. Я был спасён. У меня началась новая жизнь. Потом я прошёл к расписанию и обнаружил, что записал леди Горей на послезавтра. Отсчёт начался снова. И это было мучительно и ужасно. И, когда она пришла, я вырубился до того, как смог заставить себя выйти к ней. - Вот и всё, - сказал я. Меня сильно трясло, руки снова заледенели; Веред, кусая губы, подошёл и взял мои ладони в свои. - Я не могу это объяснить. Это непрофессионально, ужасно и очень некрасиво. Женщина скопила деньги, чтобы сделать забор своей мечты… А я не смог выполнить свои профессиональные обязанности. Я, лучший магик Сторон Света, не смог справиться с каким-то забором. - Скажи мне, Кельвин Крокуда, - нежно и трепетно сказал Веред, и от этого его нежного тона мне стало как-то ещё сильнее не по себе, чем когда он на меня орал, а ведь он почти не орал на меня никогда, - ты ведь магик? - Да… - Мой партнёр? - Да. - Мой, позволю себе так это назвать, супруг? - Ну… Да… - Мы друзья? - Да, - пискнул я, догадавшись, куда он клонит. - Так почему я узнаю от Кайруса Марвела, что ты уже три дня планомерно уничтожаешь себя из-за какой-то ерунды?! - взорвался Веред. - У нас что, клиентов мало? А ей что, сплющился забор от тебя? Йозеф сделает ей такой же, да ещё с бесплатным освещением по периметру, за вдвое меньшую цену, почему ты не предложил это вместо того, чтобы пойти радостно помирать в углу? Ты должен был мне сказать сразу! - Ну, это же ерунда… - пробормотал я, чувствуя, как глаза наполняются слезами. - Это же… На самом деле это просто клиент… Я должен был… Веред вперил в меня указательный палец и отчётливо произнёс: - Ты ничего никому не должен. Я шмыгнул носом. - Ты только что сказал, что я должен был обо всём сказать тебе сразу! Веред застыл всего на секунду. - И мне не должен был, - уже куда менее грозно сказал он, всё так же потрясая для весомости передо мной злосчастным пальцем. - Но если ты хочешь жить в мире и гармонии в этом доме, я тебе очень рекомендую сообщать мне сразу, что тебя что-то печалит настолько, что ты готов напиться... Без меня. Я от неожиданности прыснул от смеха, а потом, разумеется, полез обниматься. - И ещё одно, - приглушённо сказал Веред откуда-то из моих волос, забивших ему, наверное, всё лицо. - Нам с тобой надо поговорить о постановке приоритетов. Кай сказал, что ты назвал женщину, которая строит забор для скота в пригороде, серьёзным клиентом, а задание — выгодным и срочным, - я снова захихикал. - Я понимаю, ты переживал, что у неё разбегутся козы, если ты не построишь забор, и съедят всё вокруг. Экономика нашей страны придёт в упадок, начнётся голод, людям придётся есть всякую пакость, иммунитет упадёт, разовьются болезни, преступники и мародёры безнаказанно будут грабить и убивать мирных ослабленных жителей, начнётся новая эпоха — эпоха Сбежавших Коз, и лишь немногие переживут этот ад, а символом окончания эпохи будет полное истребление несчастных козочек и постройка огромного золотого забора. Твоё имя будет навеки проклято. Что ж, - Веред разорвал объятия и коротко поцеловал меня в нос. - Тебе, должно быть, будет приятно узнать, что от Эпохи Коз нас уже спас Жойнэ, выехавший час назад с ней в какие-то загадочные пустоши за городом. Поэто… АЙ. Я вцепился в руку Вереда; меня снова затрясло, я задыхался. Веред коротко выругался, отодрал меня от себя (к сожалению) и потянулся за сладким чаем, заставил меня выпить несколько глотков. - Что не так? - очень терпеливо спросил Веред. - Йозеф, Йозеф, - бормотал я, стараясь встать. Моё сердце снова пронизывал ледяной ужас. - Йозеф! - Кель, я не ревнив, но… - Веред взглянул в мои бешеные глаза, и вдруг тоже заволновался. - Ладно, пойдём, найдём твоего Йозефа. Я благодарно схватил его за руку, и мы выползли искать Йозефа. С каждым шагом путь давался мне всё легче, так что уже у входной двери я отпустил руку Вереда и шёл самостоятельно. - Марвелл, когда ушёл Йозеф? - крикнул Веред через весь холл. - А что? - тут же насторожился Кай. Из дома мы выбегали уже втроём, причём лицо у Кая было такое, каким я его вообще никогда не видел (и надеялся больше никогда не увидеть). Кай быстро сотворил птицу, мы вскочили на неё — и домчали до пригорода минуты за четыре, хотя при нормальной скорости мне бы не сдуло ленту с волос. Очки я старался придерживать по максимуму. Увидев нужный адрес, Кай, опять же, в сосредоточенном ледяном молчании ушёл в крутой вираж на спуск, и нам с Вередом оставалось только молиться, что в стремлении спасти Жойнэ от гипотетической опасности Марвелл не прикончит остальных своих партнёров. Место было крайне живописное, на грани бедности — несколько деревянных домов, куцые изгороди и огороды. В огородике, засучив рукава, стоял по пояс в картофельной ботве весьма цветущий, хотя несколько запылённый Жойнэ. При виде нас он приподнял бровь и продолжил творить забор. - Так, ну ты, типа, жив, - сказал Кай в лучших традициях любовных романов, перескочив через уже созданный забор и заняв своё место рядом с Жойнэ посередь колорадских жуков в зелени. - Типа того, - Жойнэ снова коротко посмотрел, теперь прицельно на бледного меня с растрёпанными волосами. - Крокуда беснуется три, морская фигура замри? - У нас, знаешь ли, традиция такая, - лениво ответил Веред, успокаиваясь. - Ездить в деревню, дышать свежим воздухом. Контролировать качество продукции. - Обычно это случается, когда не получается проконтролировать качество сумасшествия Крокуды, да? - Жойнэ изящным росчерком завершил творение и довольно огляделся. Выглядело и правда очень красиво. - Так, я пошёл за оплатой. И пойдёмте домой. - Я с тобой, - сказал я до того, как Жойнэ успел повернуться, и обнаружил, что сказал это не один. Веред смущённо тёр нос, Кай смотрел на Жойнэ крайне решительно. - Да что со мной может случиться, - закатил глаза Йозеф. Мы, толкаясь плечами, зашли в небольшой коридорчик, а потом в основную комнату. И задумчиво замерли. Комната была деревянная, только потолок замазан извёсткой, да белела печка в углу. Скудно, чисто. Посреди комнаты стоял стол с красивой старинной скатертью. А за столом сидел я. Мы молча смотрели на меня. Я смотрел на себя. Я-второй с задумчивым интересом взирал на нас. Пауза затянулась. - Наконец-то, - нарушил молчание Веред, - начали сбываться самые мои смелые мечты. Мы нервно захихикали, но хихиканье прекратилось, когда мой двойник за столом, одетый, к слову, в мою лучшую парадную форму, как-то неестественно сложил губы в улыбку и сказал: «Хи-хи». Мы нервно на него покосились, и он на всякий случай ещё раз, как по слогам, прочитал: «Хи хи хи» - и тоже замолк; взгляд его остекленел. Из дальней комнаты деловито вышла Светлана с чайником и чашкой в руках и замерла, увидев столь тёплую и местами дублетную компанию. - Добрый день, мадам, - сказал Веред. - А вот это — настоящее? С диким воплем наша чудесная заказчица швырнула в Вереда чайник, в Йозефа - чашку, а на меня ринулась с кулаками (Марвелл, стоящий за нами, вообще её не особенно интересовал). Отскочила от моей автоматической защиты, по которой стекал чудесный ромашковый чай (который ей бы совершенно не помешал), свалилась прямо под ноги моему двойнику, а потом снова ринулась на нас, но Жойнэ и Веред уже подхватили её под руки, аккуратно повязали, а потом усадили за стол прямо напротив моего хихикающего чучела. - Итак, - сказал Веред. - Удивите нас вторично до того, как мы сдадим вас на руки полиции. - У вас, наверное, что-то плохое случилось? Я вас чем-то обидел? - спросил я. Приступы страха, слава богу, прошли. Правда, я немного побаивался себя, сидящего напротив, но не мог не отметить, что моя причёска со стороны выглядела очень симпатично. - Моего сына зовут Джеридан Горей, - глухо ответила Светлана. - Он покончил с собой два месяца назад. - Я очень вам сочу… - Из-за тебя, - с ненавистью поделилась основной информацией Светлана. Я запутался в «вствую» и затих с круглыми глазами. - А, Горей, - вспомнил Веред. - Я проверял его выпускную работу два года назад. Очень способный, даже страстный мальчик. Но… - «Крокуда, Крокуда», - с ненавистью выплюнула мою фамилию Светлана. - Только от сына и слышала, как он хочет переплюнуть этого выскочку. Каждый год по шесть раз сдавал эти свои тесты на лучшего магика — и не доходил до твоего уровня, мразь. И после очередного раза просто… Сломался, - Светлана посмотрела на меня; в её глазах слёзы просто горели от ярости, как серная кислота. - Ты ведь не мог уступить ни пяди своего титула, никому. Сидишь миллиард лет на нём, как собака на сене, никого не пускаешь. Я продала всё, что у меня было, чтобы отомстить тебе. И купила это магическое творение у волшебников. Он должен был заменить тебя на первое время, пока я бы пытала тебя, а потом, после твоего убийства, меня бы уже никто не нашёл. Но ты даже в этом всё испоганил, струсил, не стал делать работу для бедного человека. Ниже твоего достоинства, да? Прислал вместо себя своего помощника, чтобы сделал за тебя всю грязную работу? - И что вы с Йозефом собирались сделать? - сурово спросил Веред. Я видел, что, если до этого момента он настроен был шутить по поводу второго Кельвина и планировал даже помочь женщине, то после фразы, содержащей слова «пытала тебя», его настроение резко изменилось. - Его заменить игрушкой Кельвина не получилось бы. - Я бы взяла его в заложники, - просто сказала Светлана. - И ждала бы, пока ты не высунул свою трусливую морду из норы. А потом убила бы тебя. И его. - Я даже не знал вашего сына… - ошарашенно пробормотал я. - Именно за это я тебя ненавижу особенно! - вскрикнула женщина, и слёзы потекли у неё по лицу, мажась в дешёвой туши. - Мой сын в могиле, и это никак, ровным счётом никак не повлияло на тебя! Ты живёшь, как жил, пухнешь на своём богатстве, плюёшь на людей, которые зарабатывают меньше тебя, бесчувственная ты хладнокровная мразь! И она тут же вздрогнула от того, как подскочил стол под кулаком Йозефа. Веред стоял, явно сдерживая себя, и Йозеф оттеснил его от Светланы. - Ты знаешь, кто я? - спросил Жойнэ ласковым тоном, в котором плавал килограмм раздробленного стекла. - Один из слуг этой твари, - с ненавистью ответила Светлана Горей. - Неверно, - так же нежно ответил Йозеф, не отрывая от неё взгляда, как змея перед броском. - Я могу щёлкнуть пальцами — и стать правителем всего этого мира. В моих жилах королевская кровь. Я полноправный партнёр Кельвина. Я третий в списке магиков. Я тоже стоял между твоим сыном и высшими баллами. И вот он, Веред Тьорк, — тоже стоял, потому что он — второй. А знаешь, что на самом деле подтолкнуло твоего сына к самоубийству? Ты. - Что?! Да как ты… - Судя по твоему способу решать проблемы, чему ты могла хорошему научить своего сына? - тем же мягким тоном продолжил Йозеф. Он, казалось, вообще не моргал. - Вместо того, чтобы спросить у него, как дела, ты подзуживала его, говорила, что он всё сможет, просто недостаточно старается. Это ведь ты завысила ему планку, правда? Ты всегда повторяла всем знакомым, что твой мальчик — самый лучший. Разве у него был выбор при этом? Разве мог он сделать что-то не так? Посмотри на себя. Вместо того, чтобы после его смерти сделать что-то в его честь, созидать, основать, например, фонд помощи таким же повёрнутым мальчикам и девочкам, ты продолжила своё разрушение. Тебе нужно было кого-то обвинять, чтобы снять вину с себя. Тебе нужен был сын-лидер, сын, который побьёт рекорды. Тебе не нужен был обычный сын с его проблемами. Ты всю жизнь пыталась стать лучшей и не преуспела, и тебе нужно было, чтобы это сделал за тебя твой сын. Вылез из кожи, но забрался на вершину. Он был хорошим парнем. Но тебе не нужен был хороший парень. Тебе нужен был лучший. Лучше, чем у соседок. Лучше, чем у всего мира. Ты была, как те сумасшедшие тётки, которые просаживают все свои деньги, ставя на скачках на одну и ту же хромую лошадь, в остервенении крича на неё с трибуны, что она должна была прийти первой. Что ты сказала ему перед его самоубийством? Что он не оправдал твоих надежд? Какая фраза застряла у тебя в горле навсегда? Светлана уже задыхалась от рыданий. Слёз, соплей и слюней было так много, что я даже хотел попросить Вереда развязать её, но у Вереда было такое лицо, словно мы все собрались тут её убивать. Ни грамма жалости. Я посмотрел на Кая — тоже такое же. Ну, ещё бы, она же планировала убить и Йозефа тоже. - Я сказала… - сказала она, и голос её сорвался. - Я сказала ему, что он опозорил меня и весь наш род тем, что не смог победить кого-то с такой идиотской фамилией. И что я вложила в него всё, что у меня было, потратила на него всю свою молодость. Чтобы он так меня подвёл. - В моих жилах течёт королевская кровь, - сказал Йозеф жёстко. - И я был счастлив когда-то поступить к Кельвину Крокуде учеником, и для меня честь быть сейчас его полноправным партнёром. Потому что это его уровень, это его дар, который — да — на момент никто не может побить. Ты ничего не понимаешь в магике, но это тебя не оправдывает. То, что ты так обращалась с ребёнком из своего эгоизма, выжимая из него жизнь, всегда будет на твоей совести. И я не позволю тебе после того, как ты задушила одного человека, вцепиться так же в шею с обвинениями другому, лишь бы не думать о собственной вине и продолжать лелеять ярость. Кельвин — очень внушаем. Потому что он, к сожалению, добрый человек, и не верит, что в мире есть такие люди, как ты, и готов взять на себя вину даже за подвихнутую лапку какой-нибудь черепахи, которую в глаза не видел. И ему хочется всем помочь, и чтобы всё в результате было хорошо. Если бы твой сын пришёл к нам, он бы получил помощь, поддержку и обучение. Но он не пришёл. И если ты хотя бы ещё раз обвинишь Кельвина в смерти своего сына, я перережу тебе глотку, и совесть не будет меня мучить ни единой секунды. Потому что иногда — ты представь себе — рядом с добрыми людьми находятся жестокие, которые могут защитить их от таких, как ты. И мне жаль, что рядом с твоим сыном не было такого человека. Ты услышала меня? - Да, - сдавленно прошептала Светлана. Веред и Йозеф посмотрели друг на друга. Веред протянул Йозефу карманный нож, и Йозеф легко перерезал полотенце, связывающее руки женщины. - А полиция? - ошарашенно спросил Кай. - Пойдёмте отсюда, - брезгливо ответил Йозеф. - Но ей нужно помо… - Кельвин, на выход, - сухо сказал Веред тем тоном, при котором даже я не осмеливаюсь с ним спорить. - Хи. Хи, - сказал мой двойник под рыдания Светланы Горей, поворачиваясь вслед за нами. Выйдя из дома, мы ещё некоторое время шли по широкой дороге, по краям заросшей сорняками. - Ладно, - сказал Кай. - Что это было? Почему вы не вызвали полицию? - И что это за сеанс психоанализа? - спросил я. - Ты что, знал её? - Я знал множество таких, как она, - пожал плечами Йозеф легко. - И мне довольно часто хотелось, признаться, перерезать им глотку, я даже разочарован, что не удалось в этот раз. Мне нравилось сидеть на крыше Школы, там было тихо и вид хороший. Так я раз десять минимум снимал с этой крыши таких же, как её сын. Но такие твари не выродились, к сожалению, и продолжают выжимать своих детей. С той секунды, как она начала кричать на Кельвина и обвинять его в том, к чему он очевидно не мог был причастен, я узнал типаж. И подумал, что надо начать говорить, пока Тьорк не убил эту дуру, а то потом закапывай её в этой картошке. Потому что Тьорк был готов убить её. - Это правда, - коротко ответил Веред, и я переплёл свои пальцы с его, чтобы немного смягчить его. - А полицию нет смысла вызывать. Так или иначе, когда её ненависть теперь направлена на неё саму, она накажет себя сама. Тем или иным способом. - Ты хочешь сказать, что она себя убьёт? - мои глаза расширились, и я рванулся назад, но Веред сжал мою руку. - Ты никуда не пойдёшь, - сказал Веред. - Кельвин, она хотела убить тебя. - Да она же не в себе! - вскрикнул я. - У неё сын умер, она вообще вряд ли понимает, что делает! Ей же нужно помочь! Веред покачал головой и устало улыбнулся. - Вот за что я тебя люблю, Кель… - печально сказал он, и совсем неромантично добавил. - И вот за что я чаще всего очень хочу тебя выпороть. Кельвин, она взрослый человек. Который сможет сам сделать свой выбор. - Ты хочешь сказать, что мы позволим ей умереть?! - в ужасе спросил я, вглядываясь в лицо Вереда. Я не был уверен, что вообще знаю его. - И как ты планируешь жить с таким грузом? - Кельвин… - Веред тяжело вздохнул, продолжая череду пятидесяти оттенков вздохов, и, не отдавая мне на всякий случай руку, притянул к себе, как маленького. - Слушай, я вызвал Юлю в момент, когда Йозеф промывал этой женщине мозги. Она придёт и немного приведёт эту Горей в порядок. Это максимум, который мы можем ей дать. - А если она убьёт Юлю? - пискнул я. Веред снова вздохнул. - Как ты сказал, Йозеф? - Подвихнутая лапа незнакомой черепахи, - подсказал Йозеф, наслаждаясь спектаклем. - А Юля страшная, - объяснил мне Веред очень доступно. - Юлю даже я боюсь. И Светлана её очень испугается. И уж точно не причинит ей абсолютно никакого вреда. Понял? - Понял, - устало ответил я. У меня снова начали слипаться глаза. - Пойдёмте домой, пожалуйста. Меня в дело Светланы Горей больше осознанно не посвящали. Каю, я так понимаю, тоже ничего не говорили. Несколько раз я видел Йозефа и Вереда, шепчущихся о чём-то вполголоса, и я как-то понимал по их отведённым взглядам, что они обсуждали её. Услышал я о Светлане Горей в первый раз с того момента только через полгода: на моё имя пришло маленькое письмо без обратного адреса. А когда я вскрыл его, там было только одно слово на записке - «Простите». И деньги — точная сумма оплаты за забор. А ещё через две недели узнал, что в Школе стала действовать бесплатная анонимная помощь для детей, попавших в трудные жизненные ситуации, оплаченная из неизвестного источника. Мы тоже вложили туда деньги, и мне почему-то до сих пор кажется, что это была не просто инициатива какого-то богатого выпускника. А это был тот самый вклад имени Джеридана Горея от его матери. Которая на самом деле любила его. Как умела. Но научилась любить своего сына по-настоящему, к сожалению, только тогда, когда подарить ему эту любовь уже не имела ни малейшей возможности. Тем вечером, когда мы пожертвовали деньги в бесплатную анонимную помощь, я увидел фото Джеридана на доске почёта. Улыбающийся бледный мальчик с горящими карими глазами, веснушчатый, с встрёпанными чёрными вихрами и длинным носом. Несколько часов дома я просидел, уткнувшись в колени Вереда, а он молча гладил меня по голове. И ни о чём не спрашивал.