Убей меня

      По полу-пустой улице катила карета, запряженная парой гнедых коней. Цокот копыт отскакивал, резонируя, от стен домов, расположенных достаточно близко друг к другу.       «Да уж, это вам не Москва,» — думал Эраст Петрович, смотря на довольно грустный пейзаж за окном. Петербург тяготил его, сдавливал своей серостью и камерностью, буквально выжимал воздух из легких.       И все же, что-то заставило Фандорина приехать сюда, не взирая на ужасную погоду и откровенную нелюбовь к красивейшему городу.       А ехал Эраст Петрович не куда-то, а к кому-то.       Карета выехала на широкую улицу, на которой не было ни души, только какой-то нерасторопный сименарист бежал под дождем, кутаясь в плохонькую шинель. Фандорин стал, наконец, замечать знакомые места. Проехав пару сотен метров, экипаж свернул во двор роскошного особняка, на фасаде которого красовались кариатиды и богатая лепнина. «Все как Яша любит,» — с теплой, но в то же время грустной улыбкой отмечает детектив.       Наконец, карета остановилась и кучер открыл дверь своему хозяину. Немного помятый и сильно уставший, Фандорин покидает экипаж и направляется к дому.       — Monsieur, ou dois-je laisser votre équipage?*- спросил кучер по-французски по причине абсолютного незнания русского.       В это время дверь дома отворилась и Фандорина встретил дворецкий Якова.       — Добрый вечер, Ефим, — поздоровался он с престарелым слугой, — Яков Петрович дома?       — Его благородие сейчас в кабинете, Эраст Петрович. Предупредить его?       — Нет, благодарю, — детектив снимает белые перчатки, — лучше помогите Антуану разобраться с каретой.       — Будет сделано, Эраст Петрович, — дворецкий поклонился и, проводив гостя внутрь, принялся исполнять приказ.       Мужчина оставляет пальто горничной в передней и идет вверх по широкой дубовой лестнице прямой наводкой к брату.       Первые десять шагов дались ему легко, следуещие пять-сомнения начали грызть детектива изнутри, а дальше становилось только хуже. Вся оставшаяся дорога до Яшиного кабинета напоминала Фандорину подъем на Голгофу. Казалось, что все то, что терзало его все последние полгода решила снова нахлынуть, но сразу и беспощадно. С самого отъезда Гуро в эту треклятую Диканьку сердце Эраста чувствовало неладное. Все письма от брата, коих было не очень много, так и пестрили упоминаниями о Гоголе. Признаться, Эраст даже начал тихо ненавидеть этого мальчишку. Яков все также продолжал говорить, что безумно любит Эраста, ездил к нему в Москву все также часто, но что-то все же не давало детективу покоя. Между братьями появилась некая недосказанность, которая пугала и злила Фандорина. Нетрудно догадаться, что причиной всего вышесказанного был Николай.       Наконец, дойдя до нужной двери, Эраст по старой привычке постучался и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет.       Яков Петрович сидит за столом, вчитываясь в какие-то бумаги и отрывается только тогда, когда слышит стук. Появление брата сильно удивило его, ведь тот в Петербург приезжает только в случае крайней необходимости, да и о визитах всегда предупреждает, а тут… Не предупредил, да и вид у него какой-то совсем замучанный.       — Эраст? -будто не веря своим глазам, Гуро встает из-за стола и направляется к гостю, — Зачем пожаловал? — мужчина останавливается, наклоняя голову вбок.       — Яш, нам нужно поговорить, — Фандорин сглатывает ком в горле, стараясь выглядеть гораздо более спокойно, но внутри раненой птичкой бьется сердце, стремясь выпрыгнуть наружу.       Гуро вздыхает, догадываясь, о чем хочет поговорить брат. С самого начала было ясно, что Эраст почувствует перемены в их отношениях, но Яков до последнего старался оттянуть этот момент:       — О чем? — спрашивает мужчина, отходя к окну, чтобы спрятаться от взгляда пронзительно-голубых глаз.       — Яков, — детектив напряженно выдыхает, смотря на темный силуэт, стоящий у окна, — Скажи, что между нами происходит?       Яков Петрович тяжело вздыхает, смотря как бегут тяжелые капли по оконному стеклу. Он не готов к этому разговору, но кто его об этом сечас будет спрашивать?  Гоголь появился в жизни Гуро случайно, и так же случайно появились чувства к нему, захватившие в свой омут с головой. А что же Эраст? Любовь к брату осталась, но приобрела несколько иную форму. Уже не было этой пьянящей тяги к младшему, ушла легкость. Николай же давал ему все это, сводя с ума своей невинностью и скромностью. С этой игрушкой хотелось играть вновь и вновь.       — Я все еще люблю тебя, Эраст, — севшим голосом говорит Яков, смотря на брата, на фарфоровом лице которого, казалось, не дрогнул ни один мускул.       — Да? — с несвойственной для себя холодностью спросил детектив, — Хоть раз в жизни попробуй не лгать, — Фандорин бил словами, будто плетьми, — Я слишком хорошо тебя знаю, Яков.       — Чего ты хочешь? — Гуро напоминал сейчас нашкодившего мальчишку, которого застукали на мелком вранье, но только вот он уже далеко не мальчик, да и поймали его отнюдь не на мелочи.       — Ты действительно любишь Николая? — с горечью в голосе спришивает Эраст, садясь на край широкого дубового стола.       Гуро молчит, тяжело дыша, будто после пробежки. Он любит Гоголя, но ведь и Эраста тоже. Или нет?       — Да, — еле слышно отвечает мужчина, — люблю.       И куда только делась его обычная гордость?       Фандорин молча кивает, закрывая глаза. Внутри все разлетелось на тысячи маленьких осколков, теперь больно пронзающих душу. К горлу снова подступил удушающий ком.       — И что теперь? — Гуро подходит сзади к Эрасту, — Это все?       — Прощай, — Фандорин подскакивает с места и стрелой вылетает из кабинета брата.       Ему больше нечего делать в этом городе, построенном на чужих страданиях. Нужно скорее вернуться в Москву и приступить к работе над новым делом. Нет. Лучше уехать. Куда- неизвестно, но это не так важно.       Буквально выхватив на ходу из рук дворецкого пальто, детектив покидает особняк, надеясь больше никогда не увидеть ни его, ни старшего брата, который его просто разлюбил. Наигрался…       — Antoine!— зовет он кучера, — который ждал его подле экипажа, — On doit partir immédiatement! **— садится в экипаж громко хлопая дверцей.       — Oui, monsieur,— юноша тут же вскочил на козлы и стегнул лошадей, которые тут же взвились, унося экипаж подальше от особняка.       Только в дали от чужих глаз Эраст позволил себе дать волю чувствам. Из глаз ручьем покатились горькие, не пролитые до этого, слезы. Любовь всей жизни развалилась словно карточный домик от дуновения ветерка. Внутри все рвалось и ломалось будто от урагана. Хотелось забыться и больше никогда не приходить в себя. Руки сами собой потянулись к портсигару и спичкам. Раскурив как следует сигару, детектив провалился в дымное забытье, принявшее его в свою негу.       Всю дорогу до Москвы Фандорин провел в прострации, не замечая ничего вокруг. Он не ел и практически не пил. Только курил и спал.       На пороге дома его встретил Маса, тут же сообщил о письме от «Гуро-сана».       — Сожги, — только и сказал Эраст, увидев конверт с сургучевой печатью на письменном столе.       Он не хотел больше ни слышать, ни видеть что-то, что связано с братом, разбившим его сердце.       С него достаточно.