Сердце усталое счастье узнает вновь

POV Дмитрий. Этот зал утопает в роскоши и помпезности: оттенки алого и россыпь золота в интерьере, белоснежный рояль. Но все это — ничто, по сравнению с твоей красотой. Костюм подчеркивает стройность тела и оттеняет чернь волос, сейчас уложенных нарочито правильно, а в иные моменты разметавшихся в беспорядке, обычно созданным моей ладонью. Твой голос завораживает. Каждый день хотел бы я слушать переливы интонаций, зависящих от эмоциональности песни, но увы, ты поешь изредка, оттого мне сейчас так приятно наблюдать за этим. Ты прекрасен. Все эти люди не достойны подобного зрелища. Твой взгляд устремляется в мою сторону, а слова песни так сочетаются с моими чувствами. Я будто в бреду, не могу оторвать своих глаз от твоих, поволоченных дымкой тайности и, в то же время, хищной откровенности. Не уверен, что смогу вынести ещё хотя бы десяти секунд твоего чувственного голоса и непрерывного, даже вызывающего взгляда. Люди похоже тоже заметили, слышу перешёптывания. Сорваться бы с места и… тут ты отводишь взгляд, но только чтобы поднять его выше, на другую персону. Я следую за ним и моему взору предстаёт кротко улыбающаяся Ирина Александровна, дивной красоты девушка, вся устремившаяся сейчас к тебе. И ты продолжаешь смотреть на неё, называя, пусть лишь в песне, «дорогой». Она краснеет, тронутая таким вниманием, не переставая улыбаться. Теперь ты поешь для неё, да? Сейчас она уже не кажется мне столь милой. Наивной — да, поверившей в чудесную историю о несуществующей к ней любви Феликса — да. Хочется крикнуть, прекратить этот фарс, разъединить ваши взгляды, дать ей, и вообще всем, понять, что ты — мой, подтвердить ходившие о нас слухи. Но что я могу? Ты больше не смотришь на меня. Я выхожу из зала одним из самых первых, направляясь в комнату, куда ты ушёл после выступления. Я должен видеть тебя, прямо сейчас. Стоишь ко мне спиной, с полотенцем в руках, настораживаешься, услышав шаги. Я подхожу ближе и наклоняю голову к твоему плечу. — Какое прекрасное выступление… — за этим следует поцелуй в шею, прямо под ухом, — ты был так элегантен, — захватываю тебя в кольцо из своих рук в области талии и касаюсь языком мочки уха, чуть прикусывая, на что ты шумно выдыхаешь. -Особенно мне понравился момент, — слегка поворачиваю тебя и опускаюсь влажными поцелуями к ключицам, виднеющимся из-за расстегнутой рубашки, ты сжимаешь полотенце в своих руках, — когда ты пожирал меня глазами. На этом моменте опускаю свои руки ниже, на бедра, и поднимаю вгляд на тебя, раскрасневшегося, прямо как Ирина под твоим взглядом несколькими минутами назад. Продолжаю свой монолог: — Не боишься, что теперь я поглощу тебя? — прохожусь ладонью по пояснице, будто растирая больное место. Ты полностью поворачиваешься ко мне лицом, сглатываешь — кадык поднимается и опускается, открываешь затуманенные глаза, а затем произносишь: «Не боюсь» и тянешься руками, выбросившими полотенце куда-то на пол, — к моим плечам, а губами — к моим губам. Но я поворачиваю своё лицо от поцелуя и отстраняю руки от тёплого тела, произнося: — Ц-ц-ц, и не стыдно тебе? Ты недоуменно смотришь и нервно поглаживаешь моё плечо. — О чем ты? Я ухмыляюсь. — Разве ты не должен быть сейчас рядом с той, для которой недавно так подобострастно пел? Ну что ж, неприлично заставлять даму ждать, — ты хмуришь брови и усиливаешь хватку на моем плече, но это меня не останавливает, — Ах, нет? А мне казалось, она только и ждёт, что ты придёшь к ней и… — Довольно! — слишком резко восклицаешь ты, а я наблюдаю за твоим неровным дыханием. В молчание проходит ещё несколько секунд, и я уже собираюсь увеличить столь близкое расстояние между нами, чересчур близкое в данной ситуации, как ты касаешься ладонью моей щеки. — Ты ведь сам прекрасно знаешь, что это вынужденная необходимость для меня… — очерчиваешь пальцами мои скулы и висок, — мне следовало проявить свою заинтересованность в ней, ведь… — Так заинтересованность все же имеет место быть? — с некоей обидой произношу я. — Да прекрати же ты! — опять заводишься, — Нет никакой заинтересованности, нет ничего и не может быть! — слегка опускаешь голову, — Ты понимаешь, что о нас с тобой и так слишком много говорят в свете, а после моего неконтролируемого поведения сегодня, то есть этого длительного взгляда, да и с таким подтекстом… — выдаешь подобие улыбки, — сложно не догадаться… — А может я хочу, чтобы догадались? — порываюсь я и беру лицо напротив в свои ладони, — Чтобы все узнали, кому ты принадлежишь. Целую грубо, прикусывая нижнюю губу и тут же зализывая ранку. От тебя доносится тихий стон, ты приоткрываешь губы, и я соприкасаюсь с твоим жарким нутром, перенося одну руку в столь любимые вихры волос. Ты обнимаешь меня за шею и отрываешься от моих губ. — Главное, что мы знаем об этом, — ты пытаешься восстановить сбитое дыхание и улыбаешься, уже по-настоящему, — И никто ни за что не сможет отнять у нас это. — Да, ты как всегда прав, — глажу тебя по голове и обнимаю за талию, притягивая ещё ближе. Мы вновь соединяемся в поцелуе. Наши сердца вновь знают счастье.