Мне милы твои кости

      Улицы заполонило нечто похожее на фейерверки, не угасающие ни днём, ни ночью. Город пестрит цветами и различными дурманящими ароматами. Такого разнообразия цвета не увидишь больше ни в одной стране, помимо Японии. Куда ни глянь – везде глицинии, ромашки, лилии, камелии, изредка ликорисы. За ними и ухаживать не нужно, они сами по себе прекрасно растут, не поливать, не садить не требуется.       Дни в таком городе волшебны и полны красоты, но ночи особенно прекрасны, когда перед глазами не так часто мелькают резкие перемены флоры, а лишь местами видны оттенки, где неподалёку летают светлячки.       Печально, однако, лишь то, что цветы растут не на клумбах, не на полях и даже не на черепицах зданий. Они терзают плоть людей влюблённых. Из-за отдалённого расположения страны и отсутствия общей границы на суше как таковой заболевание не распространяется на другие страны. Ханахаки – так называется эта болезнь,– поражает как внутренние органы, так и части тела в целом: лёгкие, кишечник, спину, если это ползучие растения, порой ключицу и в редких случаях цветы росли прямиком из вен или из глаз. Дазаю всегда везло на самые редкие и худшие варианты.       Дазай на всю оставшуюся жизнь возненавидел эти дурацкие красные маки. Пусть эта теория и была опровергнута, но Осаму всегда верил, что чем мягче и нежнее цветок, тем слабее его обладатель. Мак прогнётся под малейшим дуновением ветра, это не цветок жестокого мафиози. Однако, сколь бы противно Дазаю не было от этого цветка, он прекрасно понимал, что именно мак, как нельзя лучше олицетворяет его . Красные как кровь, что лилась из порезов лепестки, относительно выносливы, – цветы выдерживают до -40°, но -50° его сломит,Осаму без колебаний укладывает горы трупов, смерть близкого, можно сказать единственного друга сломила криминальный ход жизни, – дурманящие зёрна в головке цветка, как и тараканы в голове мафиози. Эти чёртовы цветы росли отовсюду из вен на руках, меж рёбер, ключицы, парочка росла аккурат из правого глаза, из-за чего тот периодически кровоточил, и Дазай выдирал эти похабные кусты, выдирал и бинтовал кровоточащие места, пренебрегая обработкой ран. В течении жизни цветы могут меняться, это может быть связано с изменением объекта обожания, отношения к нему или самого характера болеющего. У Дазая же за всё время работы в мафии цветок ни разу не менялся, знали об этом немногие, эти немногие были единственными, кто знал про то, что под бинтами раны не от жарких сражений, как считали большинство, а от цветов и лезвий, которые якобы неудачно прошлись мимо стебля. – Столько времени прошло, а ты всё ещё любишь "этого человека"? – спросил как-то раз Ода, когда они в очередной раз встретились в Люпине. За всё это время Дазай ни разу не дал ни малейшего намёка ни на пол, возраст, положение в обществе, имя,Осаму всегда говорил о нём "этот человек/ эта сущность/личность" или иногда мог сказать: та персона, чьё имя вам знать необязательно, а про характер можно было судить только из коротких малозначимых рассказов. – Неужели ты обвиняешь меня в моногамии? Это же абсурд. Мы оба знаем правила: член исполкома не может иметь семьи, возлюбленного, через которых можно манипулировать. Да и кто тебе сказал, что я люблю кого-то конкретного, – брюнет демонстративно скорчил лицо, изображая отвращение, – может я так часто меняю объект обожания, что даже имени элементарно запомнить не в состоянии или же флороман и из прикола сую себе цветы в каждую щель и лишь притворяюсь влюблённым? – Ага, а когда не хватает щелей создаёшь новые и в них суёшь, мы это уже слышали. – Напомнил о себе Анго. – Это не меняет того, что всё время пока мы знакомы у тебя цветок один и тот же. Неужели это кто-то из мафии? «Все люди одинаковы, все они никчёмное дерьмо, а какое бы дерьмо не выло на вид, относиться ты к нему будешь как к дерьму, поэтому и любовь к дерьму не меняется» –хотел уж было съязвить Осаму, но язык не поднимался так низко сравнять причину своих страданий и лжи с этими шестёрками. Да и смысла врать больше нету, раз Ода видит его как облупленного, – ты чертовски прав, как и всегда. Я греховен как чёрт, я возлюбил того, кого любить нельзя. Бога. И мне приходится платить я свое злодеяние. Говорят, Бог любит всех, не верь в эту ересь, Бог любит далеко не каждого, вообще никого не любит, а меня он ненавидит. Он смотрит на меня снизу вверх, но даже так, он смотрит на меня, как на грязь на протекторе ботинка, как на жалкую букашку, которая на столько мерзкая, что давить её противно, а ведь он может, ему ничего не стоит раздавить, сравнять с землёй целое здание, чего уж там человека. Даже если он не бог, его способность ему явно дарована существами не из мира сего. Сколь божественен он не был бы. ему тоже приходиться платить. Если я не успею он умрёт. Порой я даже удивляюсь его храбрости, каждый раз использую свою способность он доверяет мне свою жизнь. – Ты только что спалил кто это. – Думаю, вскоре это не будет иметь значения.

***

– Три. Целых три ебучих месяца я поливал этот драный цветок, чтобы сейчас ты сказал мне "ой Чуечка, спасибо что создавал комфортные условия для разрастания плесени на этой бренной земле в этом ебучем, как и его хозяин, горшке. Ах да, чуть не забыл, куски пластика в ухаживание не нуждаются". Ты мало того, что скинул мне пластиковое подобие цветка и наказал стеречь его, мол вырвал его из себя, отдаёшь своё сердце мне на попечение, но тут несостыковка произошла: плесень, дурман или ещё какой либо сорняк так и не пророс, уж прости, не справился, гниль не прижилась. Но что же дальше? А дальше ты слинял восвояси и ни-ху-я. Первые две недели Огай устраивал мне допрос о твоём месте пребывания и читал нотации, мол мы напарники и должны знать друг о друге всё вплоть до любимой марки трусов, местоположения в любой момент и имени ещё не состоявшихся внуков. – Чую всегда так бомбило, когда он больше чем на четыре дня терял Дазая из виду. Иногда это были внеплановые путёвки, не обязательно согласованный с начальством, порой попытки суицида и отлеживание в стационаре, а с кого спрос? Именно. С рыжего напарника, – и что ты скажешь сейчас? Какие земли видывал? – но когда пропажа находилась, Накахара вымещал весь своё накопившийся стресс, злость и раздражение на этом переростке. Осаму по этому поводу не сильно переживал: ну побесится карлик и успокоится. Нужно выговориться – выслушает, нужно что-нибудь избить – просим к вашим услугам, но.... чш-чщ-чщ-чщ, тише, спокойней, искривление пространства будет лишнем, как и эта новорождённая в углу чёрная дыра, давай-ка мы от неё избавимся, вот.... так-то лучше. – А ты разве не помнишь? – Осаму спокоен, его ничего не тревожит, ни в первый ни в последний раз такое совершает. – А я оказывается что-то забыл, напомни же мне, бестолочи, чего такого я позабыл. – Ах ты забыл. Как так можно, стыд и позор... Ровно три месяца назад, по завершению очередной миссии ты так на меня рассердился за то, что я не успел аннулировать твою способность и небрежно нёс на плече, как тряпочную куклу, что в последний наш визит ты сказал мне: "и чтобы очи мои тебя не видели", вот я и решил сделать тебя сюрприз, свалил на Окинаву на три месяца. Ну как тебя? Понравился подарок? Тот факт того, что Дазай ездил на лечение, а не на какой ебучий отдых, лучше не брать во внимание. Никому же не нужен уязвимый исполком. – Я был бы счастлив, вернись ты на катафалке, а так нет никакого смысла в подарке если ты вернулся живым. – Какой же ты жестокий, Чуя-кун. Верно говорят, что низкие люди так агрессивны, лишь потому что нервы у них короткий, – Осаму прикрыл глаза, точно кот довольный реакцией своего оппонента и продолжил свой монолог, уворачиваясь от наступающих ударов – да не в этом смысл моего возвращения. Я повстречал прекрасную деву и хотел совершить с ней двойное самоубийство, но в назначенный день я просто сбежал, вспомнив о тебе, меня нашли МВД. А я вообще-то обещал ей до конца и навсегда идти с ней. Последовал смешок с расстояния чуть ниже Осаму. «Сколько же длиться твоё "навсегда"?» – спросил его обладатель и сделал вид, что не заметил как кровавые цветы расцветают на бинтах поверх глаза, опять этот коньюктивит, – как уверял бинтованный – будь он не ладен. – Осаму, тебе до понятия "моногам", как до концы вселенной. – ох, если это так и есть, то мир и в правду плоский, он и в правду держится на трёх слонах, вот только этот самый мир Дазая в двух шагах от него и конец его чуть выше метра от земли, не тык уж и далеко до его конца, раз он его уже постиг поцелуем в макушку. Каждому действию есть своё противодействие, и этот раз не исключение; обратным действием стал удар в нижнюю челюсть брюнета. – Ну ты чего. Чуя, я же от всей любви, с презентом. – Осаму как всегда строит из себя ни в чём неповинную обиженку, и презент вовсе не подарок, а свалившееся на голову проклятье в виде бинтованного с ног до головы тела в чёрном плаще до колен. Чуя пропускает мимо ушей эти приторные слова "от всей любви, с презентом", они напарники, вместе кладут сотню тел за ночь, они не чёртовы Бонни и Клайд. – Если презент это не твоя смерть, то выкинь его, мне противно получать от тебя подарки. мори уже в курсе о твоём чудесном возвращении? – А кто сказал что подарок тебе? – на самом деле Дазай купил подарки для всех своих друзей, для пересчета которых пальцев одной руки хватит с излишком, и Накахара в их числе – И вообще-то я думал, что ты, как верный пёс Огая ему всё доложишь или я ошибся и я тебя волную всё же больше него. А в прочем, это уже не важно, Огай встретил меня в порту и передал нам задание. Через пятнадцать минут выезжаем, а мне нужно уладить кое-какие дела.       Миссия стандартного вида: кто-то в отеле с подпольным казино, что принадлежит порту, обнаглел и большую часть прибыли оставлял себе. Выхода в этой ситуации два: договориться или устранить саму причину. Первый вариант пробует Дазай, в случае неудовлетворительного ответа в ход вступает Чуя, стоящий всё это время по левое плечо от Осаму. Слова "Огай уже совсем сбрендил, раз на переговоры посылает шестнадцатилетнюю мелочь вроде вас. Вы хоть пистолет держать умеете?" не относятся к числу допустимых ответов. Что ж, умение пользоваться пистолетом ему любезно продемонстрировали, а спустя полчаса и половине работников. Брюнет предложил прогуляться, а его напарник был не против разделить с ним одно ночное небо. На крыше какой-то многоэтажки, примеченной бинтованным, скорее всего, для очередной попытки суицида, вид на звёзды был лучше всего. – Осаму, ты же понимаешь, что смерть Оды – это ещё не конец, – согласие со стороны собеседника – мне показалось, или сегодня на миссии ты...занервничал? – следует отрицание – ты как-то изменился, ты в порядке?

Это была их последняя ночь вместе.

– Более чем. А с чего тебе так о мне волноваться? – аргументом следует факт их напарничества и близкой дружбы. – А ты не меняешься. У тебя есть планы на будущее? может где-то хочешь побывать или покинуть мафию? – рыжеволосый назвал все такие планы абсурдными, ибо их жизни всё время что-то угрожает, но ещё немного подумав, он добавил о желании улететь в Аргентину.

Огай позволил столь долгую пропажу ценного кадра, зная о его душевных терзаниях, вызванных потерей близкого друга.

Они решили пойти домой к Чуе, его квартира всегда выглядела уютной, пусть и маленькой. Аллею освещали фонари, их свет них резал глаз не привыкших к столь яркому освещению мафиози.

"500 дней лета" стал последним просмотренными вместе фильмом.

На следующий день Осаму прервал миссию и дезертировал.

Прошла неделя...

Месяц.

Пол года...

А он так и не объявился. Даже весточки не отправил. Чуя был бы рад ещё хоть раз увидеть его наглую морду и ещё разок ударить по ней. За это время в порту многое поменялось. Огай старался подсовывать всю выполняемую ранее Дазаем работу всем, кому только можно, но как и ожидалось, никто и на расстоянии выстрела не стоял рядом с тем качеством работы, с каким её делал Осаму. А Чуе в свою очередь пришлось на совсем распрощаться с "порчей", это тоже подкинуло работёнки. Но кто сказал, что обратная сторона медали миловиднее? да и кто знает, с какой стороны номинал, а где скучный текст о достижении её обладателя. Уже пятую ночь подряд Осаму просыпается от боли. Уже пятую ночь ему снится один и тот же сон о том, как он вытащил Накахару на длительную прогулку за город дабы нарисовать его портрет на фоне макового поля; Дазаю всегда казалось, что его цветок болезни как нельзя лучше подходил к лицу Чуи. Чуя в модели никогда не годился, уж больно неусидчивый и Дазай в этом убедился на собственном опыте. «Осаму, вот скажи мне честно, нахуя тебе увековечивать кривое подобие моей прекрасной мордашки, если уже сейчас человечество создало такую вещь, как фотоаппарат или телефон.» Чуя сорвался с места и подошёл посмотреть на уже на половину готовую работу, –Накахара отметил недурную моторику бинтованных рук, но озвучивать в слух не решился, – и получил за это по носу кисточкой, обмоченной в ярко красную краску... Уже пятую ночь подряд Осаму в своих снах видит как Чуя стоял весь измазанный краской с пюпитра и клялся, что прикончит его. Всё бы прекрасно, если бы дазай каждый раз не просыпался с новой дыркой в лёгком и очередным букетом этих чёртовых цветов. Осаму не мог просто так его забыть, а вдруг его рыженького подорвало на бомбе? Дазай искал всевозможные сайты в интернете о всех несчастных случаях в которых замешана мафия: нет слов о пострадавших среди мафии? Нету. Вот и хорошо, Чуя всегда бережно относился к своим подчинённым, не то что Дазай, не ценящий людских жизней. Пройдёт неделя и он снова ищет его в дайджестах и газетах. И так по кругу. Ему дали два года на "зачистку" его прошлого, и только по завершению этого срока он сможет вступить в ВДА. Но как же долго эти два года идут. Это просто невыносимо. Прошло шесть месяцев, а что мы имеем в итоге? В кармане нет денег на проезд, погряз в долгах за аренду квартиры в которой уже три дня не появлялся в надежде о том, что про него забудут, собственно, так и случилось, но бонусом к этому стало обморожение и вынужденное возвращение в свою гробницу чёртовой мумии. Но даже так, не всё так печально, как молвится, Осаму впервые за всё время прогулялся по старым, подавно забытым местам города только ради себя любимого, а не Мори послал прикончить какого-то уёбка. К слову, а как там поживает его верный пёс, одаренный шляпой? Подстрелили? поднялся в статусе? Не пора бы о себе ему заявить и напомнить, кто тут хозяин? Дазай достаёт свой полуразёбанный мобильник, –я, вроде, удалил его контакт,– по экрану проносятся контакты и аватарки к ним, – а нет, вот же он, а кого я тогда удалил? В "важных" Чуя никогда не числился, как и он у него не часто покидал чёрный список – ненависть взаимна. Осаму кликает по кнопке вызова абонента "непослушный кобель". Гудки... Невыносимо длительное молчание. "Вызываемый абонент занят или находится вне зоны действия сети" – только и прозвучало в трубке. Что ж, видимо, ничего нового не случится и Чуя открестился от подобного мусора в телефоне.

"Один пропущенный звонок. "хозяин" звонил 15 мин. назад."

Скумбрия!!! – пронеслось в рыжей головке, – что ему могло от меня понадобиться, Огай же сказал, что он порвал с мафией –потускневшие за последние пару месяцев радужки вновь загорелись синим пламенем. Раз Осаму более не работает в портовой мафии, то Огая не обязательно уведомлять о находке и теперь это лично их дело. Через два часа кончается смена, тогда и созвонятся, а пока, у Чуи свидание с не терпящей ожидания стопкой бумаг. Накахаре порой кажется, что всей макулатуры, с которой он когда-либо разбирался в стенах Портовой Мафии хватило бы на постройку домика пригодного для жизни, а то и два. А у Дазая есть крыша над головой? Когда он работал в порту Огай разрешал ему жить в одном из своих домой, а сейчас ему придётся как-то выкручиваться. А какая Накахаре чёрт возьми разница каково живётся бросившей его кобелюке. Суицидник всегда знал в какую сторону и с каким темпом ему крутиться, самовыпил это не отнимает, зато, он отнимает время и нервы рыжего.       Парочка кружек кофе значительно ускорили процесс и стопка бумаги подошла к концу быстрее, чем время. Сделал дело – гуляй доёбывайся до бывшего напарника смело. Так, собственно, Чуя и поступил.

Входящий вызов непослушный кобель

– Вступил в клуб Взрослых Детей Алкоголиков? – вот так и встречают после долгой разлуки ни привет и не здравствуй, душа моя, –Я так понимаю, ещё не помет.– только и слышит поднявший трубку вместо "как твои дела?" – Я тоже рад тебе и нет, я не вступил в ВДА – процент алкоголя в крови ещё слишком низок. – Дазай порой поражался решению Огая сделать из этих грызущихся вечно псов дуэт. – Ох, с каким бы удовольствием я бы тебе сейчас врезал, ты и представить не сможешь. – Представить, может, и не смогу, но если ты поторопишься вернуться в свою конуру, то смогу почувствовать верность моего пса. – Уно моменто, дебилосио. – Чуя вдавил педаль газа в пол; кого волнуют правила дорожного движения, когда у твоего дома твой старый предательский друг и хозяин? – А что это мы всё обо мне, да обо мне? У тебя как дела с работой? Огай, небось, в край тебя загнал. А впрочем, неважно. Запомни свою мысль – договорим как приедешь, если успеешь, конечно.

Завершение вызова

Накахара лишь рыкнул и сильнее прежнего нажал на педаль газа. Они оба знают, что означают слова "если успеешь, конечно". Догадаться не сложно – Дазай сломал замок в дом Накахары и собирается столь же успешно сломать его прекрасную люстру, которую, к слову, они выбирали вместе. По началу, Ринтаро хотел, чтобы эти двое жили в одном доме, но спустя время стало ясно, что они это не выдержат, как и нервы Огая, поэтому было решено их расселить относительно недалеко друг от друга. Однако, каково же было удивление Мори когда он на следующий день после миссии "Двойного Чёрного" рано утром, дабы не опоздать на работу, пришёл к Чуе проверить его самочувствие и застал самый опасный дуэт в одной кровать спящих в обнимку, кто бы мог подумать, что эти двое спящих ангелочка прошлой ночью перебили целую гвардию и сейчас отсыпаются в свой редкий выходной длиною в день, а может два. Ринтаро не удержался от того, чтобы не сфотографировать эту картину маслом; "они такие лапочки когда не грызутся" – ответила на присланное Огаем фото Коё. Как потому узнал Огай, Дазай так переживал за своего напарника после увиденного, что посчитал свинством со своей стороны бросить его, тем более, когда тот на середине пути был уже не в силах идти дальше и упал от изнеможения. Но, как ни странно, на следующее утро, когда Огай разбудил Накахару для осмотра, а Дазай не смог нащупать того, кого так долго обнимал в радиусе доступность, эти двое продолжили собачиться.       Пятнадцать минут и он уже на месте. Придётся менять замок на входной двери на что-то получше, а если не поторопиться, то со старым приятелем придётся провести ту же операцию. Накахара считает спешку лишним в этой ситуации. Он как обычно заходит в свой уютный дом, сменяет обувь на небольшом каблуке на домашние тапочки в виде кроликов, подмечает чужие серые кеды, снимает шляпу, плащ вешает на его законное место, кладёт ключи на тумбочку и после этого идёт на кухню за бутылкой вина и двумя бокалами. Вечер обещает быть длинным. Хозяин дома обходит свои владения и инспектировал комнаты на предмет суицидального хлама. А вот и он, стоит с видом короля, победившего в войне за территорию, на чёртовом стуле и шею его, как колье на ключице королевы указывает на её статус, обрамляет верёвка. – Чуя! У тебя тут на плафоне пыль с пауком не тронуты. Тебе роста не хватает их убрать? – Накахара поражается не столько наглости бывшего напарника, сколько факту его жизни. Как его только не прикончили? – Загадил мою жизнь, так теперь и дом решил испоганить? Я достаточно наслушался про способы суицида дабы знать, что после того как ты повесишься твоё мёртвое тело непроизвольно опорожнится прямо на ковёр. Его чистку, как и починку освещения я буду оплачивать с твоего счёта, который, судя по всему, на нуле. Я прав? – Уууу~ А ты запоминал всё, что я тебе говорил, мне так приятно, и да, я на мели. – Осаму произнёс это слишком радостно, как для человека, собиравшегося только-что покончить с собой. Они оба знают, в этом доме трупов не будет. По крайней мере не сегодня. – Слезай давай, я заварю тебе чёрного чаю, – хозяин дома развернулся спиной к гостю и направился в сторону кухни, – давай пересмотрим фильм "500 дней лета". – Чуя отметил как за спиною зашевелились, снимая петлю с плеч и спускаясь со стула.       По ту сторону окна мчатся машины. Это не единственное горящее окно, но уже достаточно поздно и подавляющая часть города спит и видит уже третий сон, чего не сказать о этих двух. Дазай сидит в позе лотоса и когда Чуя касается ран смоченной в спирте ватке болезненно шипит в унисон с вскриками Саммэр "пенис" из фильма. Ему никогда не нравилась эта девица, а Чуя наоборот, считал её единственной нормальной в этом фильме. – Да чёрт, ты раны обрабатываешь или дыру во мне спиртом хочешь прожечь?! – Недовольно вскрикнул Осаму, почувствовав задержки спирта на бывших местах пребывания красных цветов, а ведь это чуть больнее, чем тушить окурки о руки. Дазай, конечно, склонен к боли, но чёрт дери не до такой степени, – Ты же в курсе, что так раньше людей пытали. – Да, мне это прекрасно известно, – совершенно спокойно, с ноткой издевки подтвердил Чуя, – и я продолжу так делать пока не скажешь в кого ты так влюблён. – Это блять не твоё дело, – рявкнул Дазай, в ответ прозвучало насмешливое "ути какие мы злые" и последовало прижигание очередной раны, – почему тебя это так волнует? – В прошлый раз, когда ты так же зарос маками, Анго с Одой предотвращали твою очередную попытку суицида. Они сказали мне, что ты разбил почти всю посуду в своей сычевальне и пытался вскрыть вены одним из осколков, – Накахара отложил спирт и ватку в сторону, сел напротив Осаму, так чтобы было видно его нахальную морду; они оба знали о том, что рано или поздно им надо будет обговорить это, – ты спился, я тогда думал... что потеряю тебя из-за какой-то мрази. – Осаму опускает голову и отводит взгляд. Он не смог бы всю жизнь скрывать это от напарника, а Чуя не слепой, заметил. – Помнишь ту ночь? –глоток вина опаляет горла обоих теплом, – Ты сказал мне той ночью о том, что хочешь улететь в Аргентину, ты хотел завести там семью и детей... и собаку, эту спасающую людей, не дающую им просто умереть, тварь, и ты вроде ещё что-то забыл. В ту ночь я хотел тебе признаться, но побоялся испортить твои планы на будущее, а оно у тебя есть, ты всегда был, да и сейчас тоже, силён духом, готов был отдать жизнь за своих ребят, этих предателей, и ты ей дорожил в отличии от меня, это меня часто бесило. А когда я ушёл, я был рад, искренне рад тому, что ты не увидишь больше моих серых кед в прихожей и пустых бутылок пива около монитора, которые я оставлял после работы за твоим компьютером. Я ещё долго жалел о том что тебя отпустил. На следующий день Анго позвонил мне по скайпу, а я не ответил. думал такие поганые друзья как я никому на хуй не нужны. Больше он мне не звонил. – А в последнем ты не прав, – прервал его Чуя, – ты нужен мне, только подумай, сколько раз я использовал порчу, а ведь если бы не ты, то я бы долго не протянул. Я жив буквально только благодаря тебе. В китае говорят что если ты спас человека, то ты ответственен за него до конца своих дней. – Ты тоже неоднократно меня спасал, так что мы квиты. А хотя, я же ответственен за того. кого приручил. – на лице Осаму расплылась ухмылка, он заметил чёкер, подаренный как в символ верности своего пса, на тонкой шее. – Не отходи от темы. – напомнил ему покрасневший мафиози, – В кого ты втюрился? – А как же интрига? Я не могу просто так вывалить ответ. Я хочу, чтобы ты прочувствовал все мои душевные терзания. – драма - его лучшее и, пожалуй, единственное терпимо-привлекательное качество. – Ладно, как скажешь, – Накахара был готов к подобным закидонам, – только этот дом ты не покинешь пока я не узнаю ответ. – По рукам. Фильм уже давно закончился. Осаму распластался на диване в гостиной, Чуя плюхнулся на свою кровать. Завтра выходной, можно выспаться.       "А знаешь, с другой стороны у тебя не плохо жизнь сложилась, – Осаму, сам не зная зачем, произносит эти дряные слова, осознавая всю поршивость нынешней обстановки, – Ты завёл отличную, полноценную семью: прекрасная жена, хороший дом твоей мечты, как у чёртовой Барби, у тебя две чудесные дочурки близняшки". Чуя сидел на коленях и рыдал, его слёзы раздражали кожу на уголках глаз не меньше чем человека, доведшего его до такого состояния. "Зачем... зачем ты мне это говоришь?" – Накахара искренне не понимал, а может не принимал целей этого нарциссического уёбка. "Дабы ты осознал степень своей жалости, – Осаму не узнаёт самого себя, разве он это говорит? – Твои дети, близняшки ушли из дома, жена бросила тебя и счастлива с другим. Тебя выставили из собственного дома и в этом нет моей вины, во всём виноват ты сам." Звуки всхлипов участились и чередовались с вскриками, попытками убедить себя в собственной невиновности. "Дазай!" – прозвучало значительно увереннее и Чуя уже не сидел свернувшись калачиком, он уверенно стоял, и смотрел точно в глаз окликнутого. "Дазай" – повторился вскрик подобно второму звонку в театре. "Осаму, чёрт тебя дери!" – вот и третий звонок, сейчас начнётся представление. Всё затряслось. Интересное однако начало. "Проснись, ёбанная ты клумба!" Это название пьесы? Эксцентрично. Почему тело ноет от боли? А впрочем, не так уж и важно, куда интереснее наблюдать как тьма сменяется светом. Скоро актёры выйдут на сцену и сыграют свои роли. – Чуя, хватит орать, ты мешаешь мне наслаждаться спектаклем. – сонным голосом попросил только что пробудившейся Осаму; первым, что он увидел было размытое от слёз изображение Чуи, склонившегося над ним. – Спектакль? Ты последние пару часов кричал моё имя во сне и дубасил ни в чём не повинную стену. Ещё ты оброс маками. Может поведаешь мне сценарий этого спектакля? – Осаму лишь отрицательно покачал головой, – Господи, семнадцатилетняя дылда, а ведёшь себя как маленький. Может тебе ещё сказку на ночь прочесть, Ремарк "Жизнь взаймы" послушать хочешь? – Ни за что, – деловито проныл расцветший маками комок сплошного недовольства. И что же вашему высочеству не угодило, прозвучал вопрос со стороны, – я ненавижу эти блядские книги и фильмы, –Накахара сел на диван аккурат перед лицом брюнета создавая ему прекрасный обзор, но тот не растерялся и улёгся головой на колени. Какой же он тихий и ... милый? утром, когда не надо на задание, промелькнуло в голове, но вырвалось лишь резкое: Клише! Чем тебе история больных так невзлюбилась, сам ведь пол года мне только и твердил о её превосходстве над остальной писаниной. – Там люди любят друг друга искренне и хэппи-эндом кончается финал. А мы же вроде думаем, что любим кого-то впадаем в депрессию, мы не вместе. – То-о-о-о-о есть, ты завидуешь, прям как мелкая девочка. Это даже смешно, не находишь? – Накахара медленно поглаживал по кучерявой макушке, – по тебе не видно, что тебе весело, ну ладно, проехали. Мори навалил на меня работёнки, так что я на какое-то время отлучусь, дом полностью в твоём распоряжение, но смотри обои не разрисуй. Дазай приподнял голову, освобождая от тяжести своих знаний Накахару. "Могу я узнать, что за работёнка?", – обронил он в след уходящему уже сидя на краю дивана. – Могу сказать лишь то, что Элис захотелось сладенького. К слову приберись тут и с цветами что-то сделай, кустик. – это было последнее прозвучавшее из уст Чуи перед уходом.

***

      Некогда заполненная до краев пепельница, из которой бычки этих осточертевших брюнету ментоловых сигарет буквально вываливались, пуста, посуда расставлена, пыли нет места на стеллажах даже в спальне хозяина царит порядок. А всё зачем? Зачем Осаму так парится? Он и сам не знает, отстаньте от него со своими вопросами. Он, В конце-то концов, не последняя дрянь, которая переспала под кровом добрых людей и свалила, оставляя на память о себе грязь и разруху, он, вообще-то, строит планы на светлое будущее, и Чуя неотъемлемая часть этого будущего. Самый быстрый путь к сердцу человека находится между четвёртым и пятым ребром, бывший мафиози знает это не по наслышке, но сегодня можно обойтись без таких похабных способов. Ужин. Ужин при свечах. Это меньшее, на что способен Осаму для причины своего недуга в виде ханахаки. И вот тёмный, приличной длины стол уже накрыт, его обрамляет ярко алая скатерть на которой красуется с трудом приготовленный бисквит, лучшее, на что способен горе-романтик. На правом и левом краю стоит по канделябру с тремя свечами в каждом, а центр украшает ваза с цветами, выдранными и глаза, пары вен и ключиц и ещё каких-то ярко красных цветов, найденных на кухне – даме сердца хотел подарить или что-то в виде того? Он ведь раньше не видел у Чуи таких цветов, и ящеры ему о подобном не докладывали. Как бы там не было, этим вечером он обязан признаться в всём. Дазай уверен, когда Накахара это увидит, он скажет, нечто на подобии: "это настолько же прекрасно, насколько противно", так же он уверен, что нельзя так долго ходить за одним только тортиком. Раздумья о возможном месте прибывании рыженького красавца, как и сервировку стола прервал звонок домашнего телефона. – Слушаю. – сказал Осаму, подняв трубку телефона. – О, Осаму! – опешил человек на том конце провода, – Впрочем, это было ожидаемо. – Дазаю сложно было не узнать прохладу голоса бывшего начальника. – По хорошему, я не имею права распространять такую информацию, но тебе, как его доверительному лицу могу и рассказать. Накахару подстрелили на задании. Он как всегда отстреливался за своих ящерок и схватил пулю и в последствии сломал кости о трубы на которые упал. Ранение не смертельное, он лежит в стационаре, его расположение ты знаешь. Навести его, я предупрежу санитаров, чтобы они пустили тебя. – Брюнет бросил трубку. Большего Осаму знать не хотел, не сейчас. Он помчался в стационар, по виду напоминавший небольшой многоквартирный дом, с коим его зачастую путали приезжие. Пешочком до него можно было дойти минут за тридцать от дома рыжего, – Огай специально располагал всё и всех вблизи к главофису. Но Осаму не идёт, он бежит, бежит как бежал Мелос, дабы спасти друга, в одной из придуманных им и рассказанных Оде историй.       Перед лицом распахиваются входные двери. Девушка за стойкой регистрации попросила одеть бахилы, но тот, якобы не слыша, разрывая речь одышкой, спрашивает о месте пребывания смазливого рыжего парня. Девушка, немного поразмыслив и проверив некоторые бумажки, сказала: Палата №436. Отлично. Дазаю, как постоянному клиенту-постояльцу-обитателю здешнего помещения прекрасно известно где она, как обустроена и для каких людей. Первая цифра означала этаж. Десяток – тип травмы, а единицы – степень ранения. И таким образом мы получаем большую потерю крови, вызванную пулевым ранением и ещё какое-то осложнение. На четвёртый этаж кладут любимчиков Огая по его личной просьбе. Двое любимчиков сейчас в одной палате. Один прикован капельницей к кровати и мирно спит, не чувствуя, как слёзы второго, скрючившегося над койкой и забывшего надеть бахилы, омывают его лицо. Мысли, чувства Осаму смешиваются и противоречат сами себе. "Одно лёгкое изнутри повреждено красной камелией..." – написано на листке бумаги на планшете, висящем на краю койки. Ханахаки. Дальше читать не хотелось, и так видно по загипсованным конечностям где переломы. Он лишь взглянул на рентген. У Чуи такие милые кости. И давно он кого-то любит? Если так-то подумать, то рыжий раньше мог взять отпуск или больничный на неопределённый срок, неужели на лечение? Но почему Осаму не знал про это, они, как-никак, были напарниками. Боялся, что Дазай и его даму к суициду сведёт? Чуя был прав, если считал, что Дазай на такое способен. Бинтованный при первой встречи клеймил так называемого Короля овец "своим" или "своей собственностью". А с другой стороны, он чем лучше? Влюбился в своего напарника и не удосужился даже нормально попрощаться с ним перед уходом, а спустя год так похабно заявил о своей персоне.       Томное вздыханье. Вздрагивание ресниц. Успешная попытка пошевелить рукой. – Омывают трупы, а я живой, – еле слышно промолвил больной в попытке принять сидячее положение, пока ему не помешали забинтованные до кистей рука, аккуратно надавив на плечи, – покамест. – Вот именно, покамест, а мог и не выжить, если бы в лёгком проросла вторая камелия. Вообще себя не бережёшь? – Смешно слышать подобное от тебя. – пробормотал Накахара, стирая с лица слёзы бывшего напарника, который его то-ли не услышал, то-ли решил не внимать речам больного и продолжил свою песню. – Ты ведёшь себя как маленький ребёнок. Сказал бы мне, дескать Дазай, я влюбился в одну блядь и теперь страдаю, прикончи её пожалуйста, и всё, дело с концами. Наёмники ведь так и делают: убивают или заказанного или заказчика. Просто скажи кто это и я убью его или её. Чуя усмехнулся. Осаму опешил от такой реакции на его предложение. – В том-то и дело, что полюбил я какую-то блядь. И сам жить нормально не может, и другим не даёт. Убить ты его то ли к сожалению, то ли к счастью ни за что не сможешь, мне, порой, кажется, что он не убиваем. Я сбился со счёта, сколько раз ты пытался его прикончить, но у тебя не выходило. – Осаму скорчил задуманную мордашки и стал перебирать все возможные варианты у себя в голове, все, кто был его мишенью уже давно мертвы. У него, конечно, есть один знакомый, не уступающий ему в развитии, но Накахара его вряд-ли знает, да и не по Русским его верный пёс, мол слишком агрессивны для его тонкой натуры. – Осаму, – Дазай повернул голову к Чуе и смотрел с недоумением на окликнувшего его по имени, а такое происходит крайне редко. – когда ты был в порту, котелок у тебя неплохо варил, а сейчас что случилось? Если ты опять издеваешься, то поверь, шутка не смешная и тебе не к лицу тупить. – Но что, если у меня нет идей от слова вообще? – Не пизди,у тебя всегда есть идеи. Выкладывай. – Его фамилия начинается на "Д"? – Вот любишь ты всё усложнять. Да. – В отличие от тебя, я ничего не усложняю. Достоевский? – Нет. Дебил. – Ну в таком случае... Я? – Ну наконец-то, я думал никогда не догадаешься. И вот за какие заслу- – Дазай набросился на Чую и стиснул его в своих объятьях, буквально час назад, когда узнал историю болезни Чуи он возненавидел его рыжие волосы и обожал их на столько, что утопал, ненавидел его лживые губы, – Осаму, ты чего? – Накахара мельком подмечает тлеющие на теле Осаму маки. – Я тоже тебя люблю.

***

      С того момента прошло больше года. Они договорились о неразглашении обоим сторонам об их встречах, а встречались они довольно часто и нередко ночевали друг у друга. Ещё через год или два, Накахара прибьёт бинтованного к стене и будет грозить прикончить, но так и не сможет. Но это уже другая история, а сейчас они сидят на кухне у Чуи и ведут беседу о былом. – Помнишь, как мы зимой сидели у меня дома, а ты зачитывал мне свои первые стихи под Эйнауди? – Осаму вспоминает некогда заученные им поэмы некогда его напарника. Особенно сильно он любил "Так появляются кости". –Как такое забудешь. Мне казалось меня к чёрту сметёт вьюгой. – А вот сейчас нам по двадцать, мы молоды хотя внутри мы давно старики. Я к тебе не приеду развели мосты, нас разделила эта чёртова юность. Мы тогда верили в счастье. А сейчас что? – Осаму переводит взгляд на Чую – Ну, я алкоголик с трехлетнем стажем. В тот вечер они ещё долго так сидели. На прощание Осаму поцеловал Чую в заледеневшие губы и они так по детски сгорали в друг друга глазах со стыда.

Твои милые кости ломались о трубы.