То были дни нашей жизни

      На репетиционной базе группы «Queen», переделанной из бывшей церкви, шла подготовка к выступлению на благотворительном фестивале «Live Aid». Ребята отрабатывали песню «Hammer to Fall», когда вдруг Фредди запнулся, трогая себя за шею, а потом запел так хрипло, что прошлось остановиться.       — На сегодня всё, - разочарованно сказал он, впрочем, найдя в себе силы всё-таки улыбнуться. - Голос поганый. А вы, ребята, все молодцы. Приболел. Горло — как задница шакала.       — Да, да, - махнул рукой Джон.       — Ещё неделя есть, - напомнил вылезший из-за ритм-секции Роджер.       — Да, справимся, - согласился Брайан, снимая с себя гитару и начиная собирать свои вещи. - Неплохо, Фред, тебе просто надо немного отдохнуть.       — Да, да…       — Выпьем, Роджер? - спросил Мэй. - Здесь как раз отличный бар неподалёку.       — Можно с вами? - задал вопрос Дики.       Голоса музыкантов, спорящих о предстоящих посиделках в баре, звучали нарочито беспечно. До фестиваля «Live Aid», который покажут по всему миру, точно, оставалось всего ничего. «Queen» довольно давно не играли вместе, а тут ещё проблемы Фредди со связками… Ребята оптимистично поддерживали самих себя и друг друга. Паниковать не желал никто, но в душе каждого, шевелилось неприятное чувство — будто волна вот-вот пробьёт тонкую перегородку, служащую единственной преградой, за которой — смятение и тьма. Что-то должно случиться. Гром обязательно грянет. Фредди кусал губы. Он знал, что должен сказать им…       — Пока вы не ушли, - Меркьюри, справившись с собой, обернулся на друзей. - Есть минутка?       — Да. Что такое? - спросил Роджер.       — Я подцепил.       — Что подцепил? - не понял Дики.       — СПИД. Хотел, чтобы вы узнали от меня.       В ясном дневном свете, льющемся из витражных окон за его спиной, Фредди отчётливо видел лица ребят. Бегающие глаза Джона. Почти смертельную бледность Роджера. Полный сочувствия взгляд Брайана.       — Фред, я сочувствую, - проговорил Мэй.       — Брайан, стоп, не надо, - Фредди чуть покачал головой.- Это между нами, хорошо? Пока что. И прошу вас, если вы начнёте кудахтать или вздыхать, или, чего хуже, доставать меня своим сочувствием, вы просто потратите зря время. Время, которое можно пустить на создание музыки — это всё, чем я хочу заниматься до конца жизни. У меня нет времени быть жертвой, мальчиком с плаката, поучительным примером. Я решаю, кто я такой, и буду именно тем, кем рождён быть. Я буду артистом, дающим людям то, чего они хотят — прикоснуться к раю. Я — Фредди, мать его, Меркьюри.       Позже, вспоминая это, Брайан, Джон и Роджер едва ли могли передать словами, каким был в ту минуту Фредди. Человек, бросивший вызов смерти, легенда, почти божество. Их друг, с которым пройдены миллионы дорог, прожиты тысячи дней. Их Фредди, Фредди, дорогой сердцам вопреки всему, что плохого случалось между ними в прошлом.       Меркьюри шагнул к ним и тут же ощутил тепло их рук на своих плечах. Брайан чуть не плакал. Джон вздыхал. Роджер пытался бодрить себя.       — И хоть вы рыдаете тут, как три маленькие девочки, я люблю вас, - проговорил Фредди.       — Ну что, по бокалу? - спросил Брай.       — А лучше по десять, - заметил Родж.       — Фред, тебе, может, пить нельзя? - спросил Дики.       — И не надейся! - хлопнул его по плечу Фредди.       Они, и правда, отправились в тот бар, где заняли место подальше от всех. Пиво подали, но после столь шокирующего признания разговор не шёл. Брай и Фредди натянуто обсуждали предстоящее выступление. Дики время от времени вступал в разговор, но больше молчал. Роджер и вовсе молчал, что с ним случалось редко. Попытки улыбаться и говорить оказались провалены.       Воспоминания увели барабанщика далеко. В эти мгновения он отчётливо понимал, что по-настоящему счастлив был именно в далёкие дни их полуголодной молодости. Тогда они с Фредди снимали одну квартиру на двоих. Впрочем, название «квартира» было слишком громким для комнаты с небольшой кухней и общими ванной и туалетом с соседями. В их головах вечно звучала музыка. В их карманах вечно свистел ветер. Друзья держали магазинчик, где с переменным успехом продавали всякие странные вещички. Как и в случае с квартирой, название «магазинчик» едва ли подходило их ларьку. Роджер по мере сил присматривал за ним, пока Фредди отрабатывал очередную смену в аэропорту «Хитроу». А ведь нужно было ещё как-то учиться!       Деньги появлялись, но исчезали почти мгновенно. В целях создания хоть каких-то запасов в холодильнике они сразу обходили по нескольку магазинов в поисках продуктов и пива со скидкой. Закупившись, шли домой, а там приходил Брайан, худой, с копной кудрей, вечной гитарой и сигаретами на всех. Никто из парней не был потрясающим поваром, еда часто то подгорала, то недоваривалась, но это было неважно, ведь сразу после ужина начиналось настоящее волшебство. Фредди садился за старое, но при этом прекрасно настроенное фортепьяно, и принимался играть и петь всё, что только успел сочинить.       Дальше в бой бросали ящик пива, купленный задешево по причине того, что срок годности напитка уже трещал по швам. Впрочем, пиво испортиться не успевало. Брай играл на гитаре, Роджер отбивал ритм на одном из барабанов, который каким-то чудом помещался в квартире (при этом фортепьяно, без которого Фредди не мог жить, помещалось почти идеально, хоть и занимало почти половину комнаты). На барабане, а то и на крышке фортепьяно, а то даже и на столе. Чувство ритма у Тейлора всегда было потрясающим, да. Дальше гитара шла по кругу — от Брая к Роджу, от Роджа к Фредди и так далее.       Между тем, за окнами становилось совсем темно. Парни, выбравшись на тесный балкон, курили в темноту, смеялись, восхищались, но чаще спорили друг с другом, и говорили, говорили, говорили… Иногда то Фредди, то Брай, то Родж уносились обратно в комнату, чтобы записать то, что вот только что пришло в голову. Потом появился Джон Дикон. Совсем молоденький, молчаливый и чуть стеснительный он, тем не менее, показал на бас-гитаре такой класс, какой не показывали и куда более опытные басисты, приходившие на прослушивание до него.       Нужно сказать, что бас всегда был проблемой группы, даже до того, как «Smille» стала «Queen». Басисты не приживались, и отчасти причиной тому был ударник со своим непростым характером. Сейчас Роджер, пусть и нехотя, сам себе признавался в этом. Союз баса и ударных — основа любой песни, и если басист и барабанщик не могут настроиться друг на друга, можно смело прекращать репетиции в принципе. Те басисты, которые могли чётко играть «в ударные», отчего-то бесили Тейлора, а те, кто не бесил, категорически не попадали в его игру. Дики с первой же репетиции настроился на Роджа. Мало того, что он играл чётко один в один, так ещё и героически терпел все его вздорные выходки, и в итоге они подружились.       Характер басиста был до того покладистым, что даже когда выяснилось, что на одной из пластинок его по ошибке указали как Дикона Джона, он не стал разводить скандал, а просто попросил больше так не делать и напомнил, что его зовут Джон Дикон, а не наоборот. Тогда уже и Фредди, и Брайан, с которым Роджер и начинал играть изначально, сошлись во мнении, что они нашли лучшего басиста в этой галактике.       Пусть дорога группы не всегда была легка, все четверо чувствовали себя счастливыми. Всё так хорошо, всё ещё впереди. У них были они. У них были инструменты, место для репетиций и даже студия для записи первого альбома по ночам. У них было место для шага вперёд и их песни — те, что уже звучат, и те, что ещё не появились, но обязательно появятся на свет и принесут счастье не только своим «родителям», но и всем людям на свете. У них были поклонники — пусть не миллионы, не тысячи, но сотни — это точно!       С тех пор музыканты, когда не работали в студии, начали сходится в квартирке вокалиста и барабанщика уже вчетвером, где говорили обо всём на свете, играли, смеялись, пили и выходили курить на балкон, часто приводя в недовольство соседей. О, эти чёртовы соседи то стучали в стенку, то орали с верхнего этажа, а один раз на неосторожно высунувшегося с балкона ударника вылили целое ведро холодной воды. С громкими ругательствами Роджер побежал наверх разбираться, и точно прибил бы соседа, этого вредного хрена, если бы друзья ни оттащили его прочь. Разборки шли и из-за того, что кто-то из парней слишком долго сидел в ванной или туалете.       Именно в туалете Роджера настигло то, о чём он вспоминал теперь с невыносимым счастьем и горечью. В один из вечеров он, открыв незапертую по беспечности дверь, застал Фредди.       — Хочешь отлить, Родж? Подожди, я сейчас.       — Я…       Барабанщик застыл соляным столбом, во все глаза пялясь на Фредди. Он и сам не мог сказать, почему. Вокалист изучающе взглянул на него, и бедный Родж ощутил, что миг за мигом взгляд сверкающих тёмных глаз зачаровывает его. Твою мать, это же туалет!До чего же тупо получается!       — Хочешь меня потрогать?       — Нет.       — Тогда зачем так смотришь на мой член?       — Иди на хрен, Фред.       — Дотронься и увидишь, что я такой же парень, как и ты.       — Только у меня член больше.       — Ты уверен?       — Хочешь проверить?       Вызов был брошен. Они проверили, но чуть позже, ночью, лежа на полу у стены. Брайан и Дики мирно спали на единственном диване, который им любезно уступили, как гостям. Место и время, конечно, были выбраны не самые лучшие, но всё вышло именно так. Сначала они пытались померяться предварительно возбуждёнными органами, что в полутьме сделать трудно, а потом… Родж до сих пор помнил жаркие руки Фредди на своём теле, его подрагивающую кожу, горящую под руками его, Роджера. Сбитое в страсти одеяло. Обжигающий жар, текущий по венам вместе с кровью. Два напряжённых ствола под взаимными ласками. Это только ночь. Только ночь. Только пьяная ночь, которая ничего не значит.       — Поцелуй меня, дорогуша.       — Я не гей.       — Тебе что, слабо?       Родж помнил, как вместо ответа он впился в красивые губы Фредди, как от горячего поцелуя, слишком, пожалуй, откровенного, чем, бывает, целуют друг друга напившееся приятели, оба будто плавились друг в друге. Он помнил, как горло сдавило, словно арканом — до того хотелось целоваться ещё и ещё, вторгаться языком в его рот, вбирать в себя его запах, его сладость, становясь единым целым, и какое наслаждение они испытали, когда, наконец, кончили. Натянув одеяло, два проказника постанывали и хихикали, зажимая друг другу рты, чтобы не разбудить друзей. А если бы разбудили, то что? Сейчас этого уже не узнаешь. Роджер помнил тонкое тело Фредди в своих объятьях, его сверкающую в полутьме улыбку, его пальцы в своих светлых волосах, мягко массирующие голову…       Как давно это было, впрочем, иногда Роджеру казалось, что все было как вчера — он даже не знал. А сейчас, когда прошлое нахлынуло, точно волна, хотелось, до боли и крика хотелось, чтобы это было вчера. Они бы проснулись на полу, запутавшись в одеяле, потом распутались и пошли варить кофе на кухню, а потом будить Брая и Дики — и никакого СПИДа, никаких ссор и размолвок, никакой группы на грани распада, никакой смерти. Только музыка, его поцелуи, его любовь! Только жизнь, чудесная и бесконечная!       Фредди и Роджер продолжили жить вместе и одной случайной лаской не ограничились. Тейлор твердил себе, что он натурал. Его продолжало тянуть к девушкам и… к Фредди, у которого, к слову, тоже были отношения с Мэри. Тейлор чувствовал себя счастливым только наполовину, но в итоге… В итоге Фредди ушёл жить к Мэри, а Роджер нашёл себе подружку. Как её звали? Он теперь не помнил. Перетаскав в постель десятки девушек, он продолжал хранить любовь на глубине сердца к Фредди, пока не встретил прекрасную француженку по имени Доминик. К тому времени Фредди уже расстался с Мэри и принялся за парней из гей-клубов. И можно было бы опять всё изменить, но Роджер уже просто не мог бросить Доминик, это было бы нечестно по отношению к ней. У них всё было уже серьёзно. Мышеловка для Тейлора захлопнулась. Было уже слишком поздно.       Тейлор вновь оказался в баре. Вернувшись из шального прошлого, он находился здесь и сейчас. «То были дни нашей жизни», - промелькнуло в голове ударника. - «Мы были молодыми и жили только ради удовольствия. Для будущей славы и известности, да, но на хер нужны были бы и слава, и известность, когда бы мы все не ловили кайф от той музыки, что играем».       Сейчас годы лишений и неизвестности позади. Они «Queen». Пусть и побывавшие на грани краха, но ещё великие и способные задать жару каждому, кто посягнет на их королевскую корону. Они добились известности, денег, возможности играть на многотысячных стадионах, записываться в лучших студиях. Они короли. И что же? Счастливы ли они? Нет.       Роджер глядел в прошлое и не находил перемен — это было счастье, это были ребята, его ребята, самые офигенные парни на свете, его лучшие друзья и их музыка. И Фредди. Могли бы они быть счастливы? Роджер глядел в будущее и видел белый гроб с единственной красной розой. Гроб для того, кого, как теперь со всей отчётливостью понимал, он любил по-настоящему.       Дни нашей жизни, что прошли стремительно, как один миг! Он бы мог поддаться чувству, навсегда изменить себя, прожить целую жизнь, любя одного Фредди, оберегая его от всего, но тогда бы его сын, к которому он был очень привязан, не появился бы на свет. Смог бы он бросить всех женщин ради его одного? Никогда не встретить Доминик, не взять на руки их ребёнка? Роджер не знал, смог бы принести такую жертву или нет. Знал одно: он стремительно, день за днём, теряет Фредди. Они все теряют Фредди. Но был ли Фредди когда-нибудь его? Роджер обожал его, Фредди Меркьюри, гения, безумца, легенду, своего лучшего друга, любовь, что почти случилась с ним, но всё же не случилась. Может, если бы он решился тогда остаться с ним, Фред не подхватил бы ВИЧ? Если бы это помогло спасти Фредди от СПИДа, то, да, он был бы готов… Но как можно было знать раньше, как повернётся судьба? Всё это сводило в ума.       — Родж, ты что? - участливо спросил Брайан, поглаживая его по плечу. - Тебе плохо?       Брай. Его старый друг, великодушный и тонкий душою, потрясающий гитарист, милый Брайан Мэй. «Если бы ты знал, как я страдаю», - подумал Роджер. -  «Что бы ты сказал мне? Браю и Дики тоже нелегко, но что бы они сказали мне, если бы знали всю правду? Уже неважно».       — Простите меня, парни, - проговорил ударник. - Если бы я не оказался беспечным трусом, всё было бы по-другому.       — О чём ты, дружище? - опешил Джон.       — Я тоже не понимаю, - сказал Фредди. - Я признался вам, но, Роджер, прошу, не терзай сам себя и меня. У нас в запасе есть ещё время.       — У группы — да, - Тейлор пристально посмотрел на него. - Но у нас с тобой его нет, у нас вообще ничего нет и ничего никогда, никогда уже не будет. И всё ты понял, Фред.       — Ты прав, - нахмурился Меркьюри. - Но не надо винить себя одного, я тоже виноват. Я пропустил что-то важное.       — Что тут происходит? - голос Мэя дрогнул. - Говорите начистоту, если уж на то пошло.       — По-моему, они просто пьяные, - сказал Дики.       — С пары пинт пива? - взгляд Брая стал острым. - Что-то не верю.       — Нам всем бы не помешало чего покрепче.- вздохнул Джон. - Ситуацию это не изменит, но… в общем, хотя бы сегодня будет не так тяжело. Нам всем.       — Анестезия, значит, - сказав это, Брай заказал водки и виски.       Выпивка, более крепкая, чем пиво, оживила друзей. Они поговорили об «Live Aid», о двух новых песнях, затем пустились в воспоминания, повеселившие всех.       — Родж, помнишь, мы как-то ехали в автобусе и там была какая-то неповоротливая старушка? - спросил Фредди, улыбаясь в усы.       — Ещё бы!       — Расскажи, Родж, - попросил Дики.       — Я спросил, выходит ли она на такой то остановке. Бабка сказала, что нет. А я и говорю: «Вот и зря: это охуенная остановка»!       Все четверо засмеялись в голос.       — А помните, на гастролях в Японии нам подарили бочонок сакэ, и мы никак не могли разойтись спать по номерам, пока его не прикончили? - спросил Мэй.       — Да, обидно было оставлять, - кивнул Джон.       — А потом из кроватей еле выползли, - добавил Фредди.       — А потом был этот чумовой концерт, когда японцы так ломились к сцене, что чуть борцов сумо не смяли, которые сцену охраняли, - напомнил Роджер.       — Мне пришлось их успокаивать, но английского они не понимали, а японского я не знал, поэтому пришлось спеть им колыбельную на гуджарати, тогда они хоть немного притихли.       — Парадоксально, - развёл руками басист.       — Но факт, - с уверенностью сказал ударник.       — Так вот, что это были за песнопения! - воскликнул Брай.       — Ты только сейчас это понял? - вытаращил глаза Фредди - Десять лет прошло!       — Не десять, - напомнил Джон.       — Нет, стой, это был 1975 год! - не унимался Фредди.       — Нет, это был 1976 год, - упёрся Дики.       — Нет, точно 75!       — Ну, я же помню, что 76.       — Так ли это важно? - Мэй примирительно обнял друзей за плечи. - Всё, что мы пережили, было идеально и потрясающе.       — Неприятностей в жизни было так мало тогда, что те дни нашей жизни можно назвать идеально счастливыми, Брай прав, - сказал Роджер.       — Мы не можем повернуть время вспять, ты знаешь, - Фредди невесомо погладил его по руке.       — Ты бы перевёл часы назад, если бы было можно? - горячо спросил Роджер. - А ты, Брай, ты, Дики, перевели бы часы?       — С научной точки зрения это едва ли возможно, - Мэй сделал паузу, и, выпив виски, что ещё оставался в стакане, продолжил. - Но я бы вернулся в те времена хотя бы на один день.       — Я бы тоже, - кивнул Дикон.       — Уговорили, - Меркьюри хлопнул ладонью по столу и улыбнулся, несмотря ни на что. - Я бы не прочь попасть в одну из ночей в нашей съёмной квартире со старым фортепьяно, заштопанными шторами, ящиком пива по акции и склочным соседом сверху. Нам тогда было так весело!       — Веселее, чем теперь, - заметил Роджер.       — Да, - вздохнул Брайан.       — Точно, - подтвердил Джон.       — Вот раскисли, - в шутку подтолкнул их Фредди. - Нам ещё будет весело! Впереди событие столетия, и мы в нем участвуем! Дайте мне шанс подлечить свои порванные связки и, клянусь, мы пробьём дыру в крыше этого стадиона!       — На «Уэмбли» нет крыши, - напомнил басист.       — Тогда мы пробьём дыру в небесах!       — Ты легенда, Фред, - прошептал Роджер.       — Ты чертовски прав, Родж. Мы все легенды.       Они поднялись из-за стола все вчетвером и вновь обнялись с такой теплотой, что, казалось, мир вокруг затрепетал, словно крылья бабочки в лучах солнца. Хрупкой, как крылья бабочки, отныне была и жизнь Фредди, но он, повинуясь огромной внутренней силе и святой вере в своё предназначение, не желал сдаваться. Можно было поддаться течению жизни и плыть к смерти в отчаянии и горе неизбежности, но это было не про великого Меркьюри.       Брайан, Джон и Роджер были воодушевлены. Их отчаяние, их слёзы отступили прочь перед силой и отвагой их друга. Дни их жизни, которые они провели вместе не властна была отнять у них даже сама смерть.       «Мы все умрём», - подумал Тейлор. - «Важно то, что ты успел сделать при жизни. Фредди абсолютно прав. Мы уже легенды, особенно Фредди. Фредди… Когда гляжу в прошлое понимаю — я ещё люблю тебя. Пусть у нас ничего не вышло, у нас бы вряд ли могло что-то выйти, но я люблю тебя. Когда-то я, возможно, мог сделать тебя любимым и счастливым, а сейчас всё, что я могу для тебя сделать — создавать музыку вместе с тобой. Ты всегда будешь частью меня».