***
Я досмотрел до конца концерт замечательного французского певца. Не понимая слов, я прислушивался к его интонации, музыке, голосу, всё это было так замечательно и так подходило моему мажорному настроению, что я незамедлительно принял решение. Попробую использовать посох. А что? Если не получится, то что я теряю? А если получится, это и будет мой первый шаг в другую жизнь. Только необходимо правильно сформулировать мысль. Что я хочу? Петь как Джо Дассен? Нет, голос у него, конечно, обалденный, но это его голос, у меня должен быть свой. Я же ни разу не пробовал, вдруг у меня есть талант. Я же кроме своего бесконечного долга больше ни о чём никогда не думал. Порылся в дисках в комнате кузена, нашёл караоке. Правда, это был рэп, но так даже лучше. Пока не научусь понимать музыку, буду пробовать под это. Исполнил несколько песен, даже записал на диктофон. Прослушивал своё исполнение, когда готовил ужин. Даже понравилось, да, голос у меня есть, правда, слегка хрипловатый, но для рэпа годился. Но я не хотел читать рэп, я хотел петь песни о несчастной любви. Завтра схожу в магазин, где продают диски с нормальными песнями, и буду оттачивать технику исполнения. Когда пойму, что готов, обращусь с просьбой к посоху. Шелкбот сказал, что за всё время ещё никому не вручали посох Мерлина, а это значит, что нет гарантии в том, что он действительно исполняет желания. Полистав журналы, которые захватил у кузена, я пожалел что вообще взял их в руки. Это были журналы с порнографией, и мне в данной ситуации смотреть этого не стоило. Мы иногда с Драко просматривали наши любовные игры, а потом придумывали что-то новенькое… Воспоминания о любимом больно ударили по сердцу. Неужели всё вот так и закончится? Мы очень трудно и долго шли к сближению. Прошли все этапы: от ненависти до любви. Но, видимо, любовь была только с моей стороны, а он просто позволял любить себя. Мы действительно, были совершенно разные. И по происхождению, и по воспитанию. Он — утонченный аристократ, а я — простолюдин, невежда и неуч. Несходство характеров, интересов и отношения к другим людям. Ничто не могло нас с ним связывать. С самой нашей первой встречи мы относились друг к другу, если не с нескрываемой ненавистью, то с большой неприязнью. А со второй встречи между нами началась «холодная война». Мы выводили друг друга из себя, злили и бывало даже дрались. После каждой стычки стремились сделать как можно больше гадостей, взаимно, не уступая один другому. Его слова унижали меня, ранили глубоко в сердце. Я стремился не уступать ему в оскорблениях. Я не понимал, почему он вызывает у меня столько чувств и эмоций. Мы с ним никогда не разговаривали просто, а постоянно находились в эмоциональном, возбуждённом состоянии. И даже если я говорил друзьям, что мне совершенно неинтересно что-либо знать о нём, в глубине души всё равно терзало любопытство — чем и как живёт мой «враг», а сердцебиение учащались при любом упоминание о нём, не говоря уже про встречи, во время которых мы опять начинали перебранки, которые нередко доходили до простого обоюдного мордобоя. Потом снятие баллов, отработки и щеголяние фингалами, потому что никто не решался избавлять нас от них. Это было запрещено нашими деканами, так сказать, в воспитательных целях… Любовь — это большое несчастье, если она невзаимна. Это потерянное для многого время, ты перестаешь быть просто человеком. Это когда ты извиваешься, мучаешься, и такая боль внутри где-то между сердцем и дыханием, и ты не знаешь, откуда она возникла эта боль, и как от неё избавиться. И ты понимаешь, что ничем не привлечёшь этого человека. Он так же чувствовать, как ты, не сможет никогда, а тебе нужно только так… Ты плохо представляешь себе, что происходит, ты всё время в униженном состояние. И ты ждёшь! Всё время ждёшь! И это самое страшное, потому что ты понимаешь, что ждать-то нечего… Когда я понял, что не просто неравнодушен к Драко, а люблю его? Может, на пятом курсе, когда он прикрывал наши занятия в ОД от Амбридж, находясь в инспекционной команде, созданной ею специально для того, чтобы подловить меня на чём-нибудь «противозаконном»? Или на шестом, когда чуть не убил его в туалете, а потом по ночам сидел возле его кровати в Больничном крыле, спрятанный под мантией-невидимкой? Нет, в первом случае я чувствовал благодарность, а во втором — вину. И даже когда он обратился ко мне за помощью, превозмогая свою гордость и независимость, и тогда у меня было только чувство сострадания, потому что он оказался почти в такой же ситуации, что и я. Нашим заданием было убить могущественных волшебников. А может, это произошло, когда Драко помог нам, — мне, Гермионе и Рону, — рискуя своей жизнью, сбежать из подземелья Малфой-мэнора? Или же, когда я, увидев его на куче старого барахла в Выручай-комнате, спасающегося от Адского пламени, не смог оставить его там и вернулся за ним в пляшущее пламя? Тоже нет, тогда мне было не до разбора чувств. А вот когда я увидел его в зале суда Визенгамота, сидящим в антимагическом кресле, потерянного, избитого, с потухшими сухими глазами, я понял, что не могу его потерять, что он дорог мне, что я не смогу жить без него. Вот тогда и защемило у меня сердце. Я понял, что дороже его у меня нет никого. Первый раз в жизни я воспользовался своим статусом героя. Как мог громил старых маразматиков, прятавшихся во время войны за спины школьников, а теперь с важным видом осуждающих тех, кто не смог пойти против семьи, против отцов. Да, я могу гордиться собой! А почему бы и нет? Я смог отбить от Азкабана всех, кому на момент битвы «Света с Тьмой», как назвали эту бойню журналисты, было меньше восемнадцати лет, если они не принимали участие в убийствах. Их-то я отбил, но сам потерял своих друзей, с которыми прошёл от начала и до самого конца. Ни Рон, ни Гермиона меня не поняли. Рон сказал, что я таким образом зарабатываю дешёвый авторитет у чистокровных. А Гермиона? Гермиона просто послушала своего парня, что было довольно-таки странно. Тогда я остался совсем один в большом, пустом доме на Гриммо, 12. Даже домовика не было: Кикимер героически погиб во время битвы. Он вывел всех домовиков из замка, и они наравне с профессорами и студентами громили полчища приверженцев Тёмного Лорда. Когда нас пригласила к себе профессор Макгонагалл, ставшая директором школы, и предложила вернуться и продолжить обучение, чтобы получить диплом, я сначала хотел отказаться. Зачем он мне нужен, этот диплом, уже тогда я не собирался оставаться в Магическом мире, но она сказала, что в школу вернутся все студенты со Слизерина, и им будет несладко здесь, среди тех, у кого погибли родные, друзья и просто знакомые. Кто сможет их защитить? Опять я! Гермиона сказала, что уезжает к родителям в Австралию, куда она их отправила перед тем, как мы пошли искать крестражи, и там закончит образование, ну, а Рон, естественно, поедет с ней. В тот момент я подумал о Драко, ему могло быть хуже всех. Ведь его отец был правой рукой у Лорда. И я решил, что ничего не потеряю, если потрачу ещё один год на школу. Может быть, хоть в этот раз мне удастся поучиться без приключений. Я посмотрел на портрет бывшего директора Дамблдора, тот отвёл свои нарисованные глаза от моего взгляда. Только я один знал правду о его смерти… Когда мы с Драко встретились на перроне вокзала, он просто кивнул мне головой в знак приветствия и прошёл со своими друзьями в вагон. А мы с Невиллом и Дином зашли в другой. К нам присоединились Полумна и Джинни. Джинни буквально висла на мне, при этом отзывалась зло и неприятно о Слизеринцах, планируя, какие гадости им можно будет устраивать в школе. Их ведь ограничили в заклятиях, кроме бытовых чар и они не смогут защищаться. Слушать всё это было так мерзко, что я не выдержал и вышел из купе. Не хотелось первый день начинать со скандала. Потом проведу беседу, как советовала Макгонагалл. Я прошёл через вагоны к тамбуру, там стоял Малфой. Молча встал рядом с ним. — Что, Герой, достали фанаты? Или рука устала подписывать автографы? — в своей язвительной манере, спросил Драко. Я не стал ничего ему отвечать. Зачем? Мы уже не дети, нечего заниматься словоблудием. Я просто повернул его к себе лицом и посмотрел в его глаза, он не опустил взгляд и так же смотрел на меня. Пару секунд колебания, и мои губы прикоснулись к его губам, он сначала пытался оттолкнуть меня, но я не отпускал его и прижимал к себе с неистовой силой. До этого я ни разу не целовался с парнями, да и с девушками тоже, не считать же детское чмоканье с Чанг или с Джинни, это и было то всего пару раз. Мои ноги стали ватными, а колени подкашивались, но я крепко держал в объятиях блондина. Драко перестал брыкаться и расслабился, я ослабил свою хватку и плавно перенёс руки на его талию. Спустя мгновение он нежно запустил руки в мои волосы, прижимаясь близко ко мне. Я оторвался от его губ и взглядом, полным дурмана, посмотрел ему в глаза и прошептал: — Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Он испуганно отпрянул от меня: — Нет, ты меня не любишь, ты меня ненавидишь, — прошептал он. — И я тебя ненавижу. — Позволь мне любить тебя, — шёпотом сказал я и носом прошёлся по его волосам. — Нет, ты не можешь любить меня, ты должен меня презирать, — ещё тише сказал Драко. — Но я люблю тебя, — настойчиво ответил я ему. — Не отвергай меня, пожалуйста. Давай попробуем, я ведь не противен тебе? — Не противен, — и он сам потянулся за поцелуем. Да, всё правильно. Он позволял мне любить себя, защищать, а сам не испытывал при этом ничего. За всё время нашей с ним близости он ни разу не сказал, что любит… Только твердил: «Ты теперь мой! " — как владелец… Так тяжело мне ещё ни разу не было…Часть 6
12 марта 2019 г. в 22:18
Как жаль, что память не убить,
Она одна нам жизнь калечит.
Как больно помнить всё и жить…
С нелепой фразой: " Время лечит!»…