Мой брат - мой самый большой грех

      На улице нет ни одной живой души: только ненормальные могут в такую темень и холодрыгу гулять по самому опасному району Сеула, ища себе приключения на задницу. Однако найдётся несколько таких ненормальных людишек. Например, те двое мужчин, что в нетрезвом состоянии прижимают молодую девушку к грязному зданию. Сейчас бы подойти к ним и как следует набить морду, освобождая и спасая юную леди. Но иногда стоит задуматься: «А нужно ли это делать? Стоит ли в это вмешиваться? Зачем создавать себе проблемы на пустом месте?» Вот и молодой парень, проходящий мимо, так же думает. Нечего руки марать из-за какой-то девицы. Она сама виновата. Если так боится и умоляет её отпустить, то какого хуя она здесь делает? Нормальные девушки сейчас спят у себя дома, а не расхаживают в четыре часа утра по улице в топике и мини юбке, а поверх накинув простую джинсовку.       Чонгук идёт медленным шагом, всё же слыша голос той девушки, что кричит ему вслед, умоляя остановиться и помочь. Парень бы помог, да вот чёт охоты нету сыграть в героя. Если же захочет, то может в актёры податься, вот там сыграет как следует, может даже Оскар получит. А сейчас пусть извиняет, ему не хочется кого-то там спасать, да и кому это нужно? Сразу же видно издалека «шлюха», и помогать таким вообще нет желания, была бы она невинной девушкой, то Чонгук бы ещё подумал. А сейчас пусть мучается, не его проблема, что её поймали какие-то извращенцы. Да и все её крики понятны, наверняка заниматься этим бесплатно — слишком противно, да и быть ко всему этому изнасилованной — унизительно.       Черноволосый всегда отличался своей холодностью и жестокостью во всех жизненных ситуациях. Ему так легче живётся, он не видит смысла притворяться добрым и любезным со всеми, даже со своими близкими. Впрочем, из-за них он сейчас и находится в каком-то Богом забытом переулке, не спеша идти домой. Там, как всегда, у двери стоит мать, ждущая прихода своего непутёвого сына, и готовится к долгому опросу и отчитыванию, не жалея ни себя, ни своего семичасового сна.       Голова парня, как всегда, болит, он задумывается бросить похождения в ночные клубы, но, как всегда, обманывает самого себя. Он никогда не забросит как алкоголь, так и курение, вместе с клубами и чертовски сексуальными девушками, которые готовы отдаться ему за долю секунды. Ему всё это в кайф, и самый большой кайф заключается, пожалуй, в том, что каждое утро ему приходится либо обниматься с туалетом, либо же скатываться с лестницы, сразу же забывая об «аспирине», — о его самой большой любви.       Чонгук не алкоголик и никогда не был алкашом. Он не такой-то, как некоторые придурки, которые нажираются так, что после двадцати пяти стаканчиков забывают своё имя. Скорее всего, он любитель, а любители являются в сто с лишним разом умнее, хотя он всегда был умен и хитёр, как хищник, потому с лёгкостью мог явиться главой своей стаи. Впрочем, у него нет стаи, но зато есть друзья, верные друзья, которые всегда рядом, пусть даже иногда и они начинают побаиваться его.       Сильно задумавшись, Чонгук уже успел позабыть о девице, которая осталась позади, и больше никаких криков не слышно. Кажется, её всё-таки изнасиловали или же только начинают сам процесс. Проклиная себя, парень всё же направляется в то самое место, откуда прошёл недавно. Ему не жаль её. Чонгук ещё может позволить этим парням отжарить её как следует, чтобы она усвоила хороший урок. Однако в нём всё ещё не успели умереть человеческие качества, потому он срывается с места и бежит оказывать помощь сразу трём людям. Почему трём? Да потому, что он больше всего окажет помощь именно этим парням, ведь если они её изнасилуют, то точно попадут в тюрягу на большой срок. Чонгуку плевать на девушку, а мужиков как-никак жаль.       Черноволосый успевает до того, как в неё успевают входить. Он с кулаками набрасывается на первого мужика, не хило так разбив нос и нижнюю губу. Первый мужчина, не устояв на ногах, сваливается на грязную землю, а в мыслях Гука: «Меньше нужно было нажираться, придурок!» Такие слабые люди бесят его, он ненавидит, когда человек, стоявший перед ним, проявляет свою слабость и никчёмность. Впрочем, оттуда и его ненависть к Тэхёну.       Второй мужчина подбегает к нему сзади с откуда-то взявшимся ножом, готовый пырнуть его в Гука. Но черноволосый всегда отличался своими рефлексами, потому он быстро поворачивается ко второму мужчине, хватает его руку и заводит за спину так, что нож падает на землю, а сам мужчина кряхтит непонятно от чего. Гуку потребовалось несколько секунд, чтобы второй мужчина так же лежал на земле, как и первый, — в полуживом и в полумёртвом состоянии.       Девушка, что стояла до этого на одном месте, подбегает к парню и начинает обнимать, шепча слова благодарности, не заботясь о том, что некоторые участки её тела обнажены. Не тупица ли, а? Как можно быть настолько беспечной? Ну, сказала ты ему слова благодарности, понятно. Но на фига обнимать человека, когда на тебе почти что нету одежды? Вдруг Чонгук вообще какой-нибудь маньяк-убийца, а спас тебя, потому что сам хотел трахнуть. Некоторым людям и вправду мозгов не хватает.        — Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, — всё также обнимает парня девушка, уткнувшись своим носов в его шею и ища тепло и… поддержку?        — Всё, хватит, ты своими соплями испачкала мне кожанку, — выдаёт Чонгук, пытаясь отстранить от себя эту пиявку.        — Прости, — девушка не хотя, но отстраняется от черноволосого и виновато опускает глаза, закусывая нижнюю губу.        — Давай одевайся, я не собираюсь проводить здесь ещё больше и тратить на весь этот спектакль своё драгоценное время. — может это было грубо, но зато правда.        — Хорошо, я сейчас, — девушка быстро находит свой топик и надевает его, слава Богу, что она была хотя бы в лифчике, а то смотреть на обнажённую женскую грудь он не может, ибо фетиш. Юбку с девушки не успели снять, а только приподняли наверх и опустили её трусики до колен.        — Ты всё? — спрашивает Чонгук, что всё это время стоял, отвернувшись от неё, чтобы не смущать девушку. Хотя смутить её невозможно, походу, раз прижималась к нему до этого, как не знаю что.        — Да, можем идти. — улыбается она, будто ничего и не произошло, и знает Чонгука уже долгие годы. — Ещё раз спасибо, что вернулся и помог мне. Я у тебя в долгу. — тихо щебечет.        — Ты у меня не в долгу. Я, скорее, этим тупицам помог, чем тебе.        — Прости?        — Говорю, что у меня желания не было спасать тебя. Тебе-то ничего и не было бы, подумаешь, пару месяцев пролежала бы в депрессии и никого не пускала бы к себе. Это небольшая трагедия, а этим двоим, — он кивает головой в сторону мужчин, — гнить в тюрьме двадцать лет за такое преступление и из-за своей глупости.        — П-понятно, — у девушки уже глаза на мокром месте, но Чонгуку как-то похуй на неё.        — Ты сама виновата, — говорит он спустя несколько минут, идя в тишине.        — В смысле? Как я могу быть виноватой в том, что меня хотели изнасиловать? — ахуевает она.        — Не фиг было расхаживать в таком месте, да и в такой одежде, — он проводит её взглядом, доказывая правоту своих слов.        — Давай закроем эту тему, — тихо и с обидой выдаёт девушка. — Меня, кстати, Джинхи зовут, а тебя как?        — Тебе не обязательно знать, как меня зовут.

***

      Солнечные лучи попадают через красивые шторы в комнату Чонгука и Тэхёна, освещая всё пространство, а на зеркале, что стоит у стенки на всю длину, создают солнечные зайчики, что смотрится очень красиво. Пожалуй, в этой комнате всё красиво, кроме Тэхёна и его ауры. Младший сидит на кровати весь на нервах, обнимая свои ножки и с головой уткнувшись в коленки, и одновременно шатаясь из стороны в сторону.       Ночью матери пришлось уехать в срочную командировку из-за своей работы, она могла бы отказаться, но деньги в семье всё же нужны. Потому она, быстро собравшись и разбудив Тэхёна, а напоследок обняв его и поцеловав в щёчку, уехала, сказав, чтобы как только старший вернётся, её предупредили. Сунри привыкла к поведению Чонгука, потому и не видела смысла переживать за него; всё равно под утро вернётся и получит пиздюлей от неё, но на сей раз кое-кому крупно повезло.       Тэхён сидит и не может ответить на многочисленные звонки матери, так как ему нечего ей сказать: Чонгука нету дома, он не пришёл. А если ответить и соврать, то она поймёт и приедет, забросив всю работу. Материнское сердце никогда не врёт. Младший за эту ночь много раз выходил на улицу, осматривался, желая поскорее найти старшего брата, но все его попытки увенчались крахом. Такое чувство, будто от старшего и след простыл: телефон выключен, никто его не видел, друзья сказали, что вообще не пересекались с ним, и он ни у кого из них не оставался на ночёвку.       У Тэхёна давно уже высохли слёзы на глазах, а голос подорвался из-за несколько часового рыдания, потому что плохие мысли лезут в голову и убивают изнутри. Да, Чонгук причинил ему много боли, но он уже не держит на него зла, он его брат, а значит, ему можно, только ему.       Тэхён подходит к комнате матери, берёт статуэтки Будды, относит к себе в комнату и бережно кладёт на тумбочку, присев рядом на колени, и начинает обращаться к Будде и духам:        — О, мой добрейший коренной Гуру! Воссядь на лотос и Луну, увенчивающие мою голову, и по своей великой милости одари меня благодатью твоих тела, речи и ума. Обращаюсь к тебе, о Будда Шакьямуни, чьё тело происходит из неисчислимых добродетелей, чьи слова исполняют чаяния смертных, чья мысль ясно видит всё существующее. Обращаюсь к вам, о наставники духовной традиции, свершители многих великих дел: Досточтимый Майтрея, Благороднейший Асанга, Васубандху и все иные драгоценные учителя, явившие путь обширного ведения. Обращаюсь к вам, о духовные наставники традиции глубинного постижения: Досточтимые Манджушри, Нагарджуна, Чандракирти и все иные драгоценные учителя, которые явили этот наиглубочайший путь. Обращаюсь к вам, о духовные наставники традиции сокровенной мантры: Победитель Ваджрадхара, Тилопа, Наропа и все иные драгоценные учителя, явившие путь Тантры. Обращаюсь к вам, о духовные наставники по линии Древний Кадам: Второй будда Атиша, Дромтонпа, Геше Потоба и все иные драгоценные учителя, явившие единство пути обширного ведения и пути глубинного постижения. Обращаюсь к вам, о духовные наставники по линии Новый Кадам: Досточтимый Цонкапа, Джамвел Гьяцо, Кхедрубже и все иные драгоценные учителя, явившие единство Сутры и Тантры. Обращаюсь к тебе, мой добрейший и драгоценнейший учитель, являющий заботу о необузданных умом, не усмиренных чередой всех предшествующих будд, как будто эти подопечные — удачливые ученики. — Следующие три обращения он повторяет ещё трижды и после этого начинает: — Пожалуйста, пусть мой брат вернётся живым и здоровым. Мы все его очень любим, пусть он иногда и совершает ошибки. О, Будда Шакьямуни, чьё тело происходит из неисчислимых добродетелей, чьи слова исполняют чаяния смертных, чья мысль ясно видит все существующее, будь милостив и верни нам Чон Чонгука. Верни моего старшего брата, что ненавидит меня и причиняет боль. Я готов терпеть всё, если с ним всё будет хорошо. Я готов терпеть от него многочисленные избиения и увечия. Ты — тот, кому я верен и отдан всей душой и телом. Будь милостив и…        — Твой Будда услышал тебя, и я вернулся, — заходя в комнату и видя весь этот спектакль, говорит Чонгук.        — Чон… Чонгук, — почти рыдая, светловолосый кидается в объятия старшего брата.        — Да что это со всеми? Кидаются на меня, как будто я Бог какой-нибудь. — Чонгук смотрит на своего брата, что обнимает его всеми конечностями. Черноволосый подхватывает под бёдра младшего и относит к кровати, бросая его на неё.        — Ч-Чонгук… — младший смотрит на брата, что свисает над ним и смотрит каким-то не таким взглядом.        — Я слышал, как ты молился. Значит, ты готов терпеть все мучения, лишь бы я был рядом?        — Да, — коротко и с уверенностью отвечает младший.        — Ты подписал себе договор с дьяволом, малыш. Ты так хотел, чтобы я вернулся, так я вернулся. Но твой дорогой Будда ничем тебе не поможет, не освободит тебя от этого грешного мира и от меня. Четыре благородных истины буддизма для вероучения — это ничто. Смешно смотреть на людей, которые думают и верят в то, что смогут достигнуть «Нирванны*». Уверен, ты один из них, раз так яро молился. Что там гласит первый и четвёртый пункт истины… Ах да, вспомнил, первое — это «О страдании», а четвёртое — «Пути к прекращению страданий». Так твой путь к прекращению страданий никогда не прекратится, не прекратится, пока я жив. Я люблю смотреть, как ты страдаешь, люблю, когда тебе больно, люблю твои слёзы и ссадины на теле. — Чонгук говорит всё это тихо и равномерно. — Знаешь, меня не Будда твой вернул, а я сам вернулся. Он никогда тебе не поможет. Но свои обещания ты должен держать. Ты сдержишь их, так ведь, малыш?— Чонгук левой рукой немного, но достаточно сильно надавливает на горло младшего, чтобы у того появились кристальные слёзы на глазах.        — Я верен своим словам так же, как и Будде. Если я обещал, то сдержу свои обещания, чего бы мне этого не стоило.        — На данный момент и на протяжении всей твоей жизни я — твой Будда. Я тот, кому ты должен поклоняться.        — Да, мой Будда, мой Бог, мой Аллах и мой Госпо… — не успевает договорить младший, как проваливается в чёрную бездну, медленно падая и забываясь. В этой бездне нету ни выхода, ни пути назад.