***
POV Kazuma Не знаю, что двигало мной тогда, что двигало и сейчас… Я не завидовал его успеху и его богатству, хотя очень страстно всё это желал иметь. Я не завидовал тому количеству внимания, которое он получал от женщин. Я был уверен, что добьюсь всего, чего только захочу, если он будет рядом. Когда я был с ним, внутри меня все расцветало, я с новой небывалой силой верил в себя. Верил в нас. Но я завидовал его неумению любить, потому что ему не требовалось испытывать это "прекрасное чувство", чтобы быть счастливымм, чтобы улыбаться, чтобы просто быть. Эйто-сан был моим кумиром ещё со времён нашей старой работы, и только после его ухода я понял, что испытываю нечто большее. Но я до сих пор не знал, как это называть. Меня злило, что он не чувствовал и капли от того, что испытывал я, когда он находился рядом со мной. Как же я был зол! И это чувство росло с каждым днём. Я не понимал, почему мне так нужна его компания, чтобы ощущать крылья за спиной. Не понимал, почему воздух начинал пахнуть весной, едва я завидел его на горизонте. И я не понимал, почему у него этого нет. И я ненавидел его за то, что у него этого нет! Вскоре я ненавидел за то, что он вообще ни к кому не мог испытывать подобного. Более того, на уме у него были лишь одни деньги. Я так хотел подарить ему эти целительные для алчной души чувства. Я так хотел, чтобы он хоть что-то начал испытывать помимо жадности и эгоизма. С кем угодно, неважно, я бы пережил. Но он был неисправим. Эйто-сан становился всё коварнее и жёстче. Я больше не мог видеть его таким. Конечно, мне следовало соврать самому себе, что я хотел избавить его от такой жалкой жизни, но дело было не в нем. А во мне и моей злости. Мой гнев вскоре перевесил все светлые чувства, и я решился на самый страшный поступок. Может, это было помутнение, может, это какая-то болезнь, а может — истинный я. Но я отравил напиток моего дорогого Эйто-сана. И в тот же день я испытывал доселе неизведанную боль. Я видел мёртвого Эйто-сана, его слабое тело в естественной позе на диване, струйки крови, стекающие с его губ. Его голова поникла — он уже не улыбался. Прямо, как я хотел. Но мне было едва ли радостно. В груди так защемило, что я почти не мог вдыхать. Я трогал его ещё теплые руки, стоя около него на коленях, и не мог поверить своим глазам. Самому себе. Я действительно убил его, моего Эйто-сана. Зачем ты сделал это, громогласно вопил я в мыслях своему больному разуму. Чего я желал? Вся злость, вся обида стёрлись, будто и не было. И потому было сложнее понять, почему я решился на это. Но причина не имела значения, когда результат убил меня самого. Я хотел, чтобы Эйто-сан однажды был счастлив, а мне было достаточно и того, что он просто рядом. Но я отравил милого юношу, которому суждено было приносить весну в жизни других. Я был жаден и завистлив похуже, чем осуждаемый мной Эйто-сан, и горько поплатился. После того, как я пережил такое потрясение и едва не поехал крышей (если, конечно, это не случилось, когда я решился на убийство), я узнал, что Эйто-сан разыграл меня. И я впервые не был зол на него, но счастлив. Зная, что он дышит, мне становилось дышать легче. В надежде, что у него есть шанс найти своё счастье, я находил своё. И мне большего не требовалось отныне. И я больше никогда не плакал. Потому что все мои слёзы кончились тогда, у тела Отаро, который притворялся мёртвым. Спустя год я почему-то решил, что имею право навестить его. Может, извиниться, если впустит вообще. И я пошел, не имея сил остановиться, и на моё счастье он всё ещё проживал по старому адресу. Только теперь на его двери красовалась надпись "Детективное агентство". Да, я слышал, что он оставил работу хоста, но не думал, что сменил на что-то подобное. Отаро-кун изменился, теперь помогал другим. Я никогда бы не смог постучаться сразу, но я так боялся простоять под его дверью больше минуты, чтобы не стать вновь сталкером для самого себя. И я постучал. Его всё такой же нежный звонкий голос ответил мне. Он спросил, кто я. Но у меня не было ответа. Пришлось стучать вновь. Тогда Отаро встал и подошёл к двери; его повторный вопрос звучал ближе. Щелчок — и я увидел лицо моего друга через щелку. Точнее, я увидел раскрывшиеся в удивлении и ужасе глаза, а затем дверь в его дом закрылась вновь. Я слышал, как он прижался спиной к двери, ну а я так и остался стоять, как вкопанный. — Эйто-сан… кун… Отаро... — Я путался с тем, как мне теперь следовало его звать. — Я не причиню тебе вреда. Из-за двери раздался холодный гневный голос: — Чего тебе надо, Казума? По крайней мере голос не дрожал, значит, Отаро не боялся меня. Уже неплохое начало. Мне никак не доказать ему, что я с благими намерениями, пока между нами дверь, но она между нами, потому что я не могу доказать, что пришел с миром. Что за парадокс. Я медленно начал снимать свою куртку, ещё до конца не уверенный в успехе своей идеи. Но пока я размышлял о ней, руки сами делали дело, и вскоре я стоял в одном нижнем белье и в ботинках в холодном коридоре, прижимая к груди гору одежды. Я стукнул в дверь разок и робко сообщил, что стою раздетый и абсолютно безоружный. Что нигде не припрятан ни яд, ни нож, только голый и чистый новый Казума стоит за дверью. Отаро долго думал, но затем приоткрыл дверь. И осмотрел меня от моего сияющего улыбкой лица до ботинок. Когда я убрал от груди одежду, чтобы показать и это место, Отаро смутился и, как мне показалось, на лице его мелькнула тень улыбки. Он открыл дверь шире и взглядом разрешил войти, все тем же взглядом приказывая не трогать одежду, что я бросил на пол. Он сам её поднял и, я видел, незаметно прощупал её, пока нес в ванную. — С ума сошел, Казума? — совсем даже не холодно риторически поинтересовался Отаро и засунул тряпки в стиральную машину. А дома у него было всё также: тускло, грязно, пусто, несмотря на огромные нагромождения рядов стульев по правую стену. Все старое и пыльное, холодильник, казалось, готов был взвыть от того, что в нём было шаром покати. Я сел на диван, с наслаждением вжимаясь в теплое покрывало на нём, потому что форточка в комнате была открыта. И тогда Отаро протянул мне свои пижамные рубашку и штаны. Внешне совсем не поменялся. Растрёпанные волосы, старая кофта, очки и тапки. Мне стало противно от того себя, который узнал это, сталкеря в своё время. Но я рад был видеть старого доброго семпая. Его глубокие глаза и блестящие из-за гигиенической помады розовые губы. Кажется, на них я пялился неприлично долго, так что поймал на себе осуждающий взгляд Отаро. Пришлось, опустить взгляд вниз и начать одеваться. Странно, что он больше не спрашивал о причине визита и не гнал. Словно хотел, что бы я остался. Так быстро доверился мне, словно знал, что я приду из какого-то пророчества и заждался. А мне по-прежнему было рядом с ним так тепло и уютно, хотя прошло много времени и много старых мыслей и идей утекло из моей бедовой головы. Аура Эйто-сана все ещё была при нём или мои чувства только окрепли? — Ты голоден? — учтиво поинтересовался он. Но я знал, что ему нечего было мне предложить. — Давай я приготовлю, — подскочил я и направился к плите. — Обещаю, что не буду травить еду. Как глупо было шутить подобным образом, но я всегда отличался резким снижением интеллекта рядом с ним. Он остался сидеть на диване, и его не улыбнула моя шутка. Тогда я просто полез в тумбочку в поисках риса. Не хотелось о чем-либо думать, я просто наслаждался моментом, в который Отаро-сан не прогонял меня и ничего не говорил. Пока я промывал рис, мне много слов пришло на ум, которые я давно хотел сказать ему. Но все они звучали, как глупые оправдания или спихивание вины на какого-то другого Казуму, словно не я отвечал за его поступки. И когда начал говорить, я так и не смог повернуться к Отаро, который серьезным взглядом сверлил стену с ободранными старыми обоями. — Если бы ты знал, как я сожалею о своих действиях… — Я знаю, — тихо перебил меня он. — Мне не следовало причинять вред Эйто-чану, который был светом для всех, который дарил улыбки и смех. Я присвоил тебя себе, но я не имел права. В моём владении были лишь мои глупые чувства, и я должен был сам разбираться с ними. — Я поставил кастрюлю на плиту и зажёг газ. Тогда смог прислушаться, чтобы уловить хоть какое-то движение в той части комнаты, но Отаро-сан сидел неподвижно. — Мне было невыносимо больно после того, как я похоронил тебя в своей жизни. Ты был моим фундаментом, моим отражением в зеркале по утрам, кумиром и примером, светом и сладкой тьмой. Все, что ты делал — дышал и звал меня по имени, но это придавало такой смысл моему существованию! Потеряв все цвета моей такой прежде яркой жизни, я пошел в полицию. Там-то мне и сказали, что ты жив. И знаешь, это лучшее, что ты мог мне подарить. — Я собрался с духом и резко развернулся, чтобы взглянуть ему в лицо, как мечтал последний год. — Отаро-сан… Он стоял передо мной. И в его глазах я видел то, что так и мечтал — прощение. И ещё что-то такое едва уловимое и почти испарившееся. Тоску? Теперь она прошла, потому что я был тут? Я бы хотел так думать, но это слишком для такого, как я. Заслужил ли я? — Я бы хотел повернуть время вспять, чтобы никогда… Он прервал меня, сердито взглянув. Было похоже, что он не хотел больше слушать моих сожалений о прошлом. И настаивал, чтобы я уже начал жить настоящим. Да я и сам хотел скорее начать с чистой страницы, а не всё приписывать и приписывать что-то в уголочке. И это было возможно рядом с ним. Он прижал меня к своей груди, положив теплую руку на мои алые волосы, и я услышал стук его сердце. Возможно, он правда тосковал по мне, возможно, Казума-чан остался в его памяти, как милый добрый мальчик, что ловил каждое слово семпая. Сейчас я другой. Моих ошибок не исправить и страницы книги жизни не переписать… Но я смогу жить дальше, помня о них и с каждым днём приближаясь к заветной мечте — получению прощения от самого главного человека в моей жизни. От самого себя. Прошло много времени. Некоторые мои мысли и идеи канули в небытие, на смену пришли новые, сменилось столько времен года. Но от Отаро все ещё пахло весной. И я, наконец, мог глубоко вздохнуть.Вдыхая весну
24 февраля 2019 г. в 20:20
POV Otaro
Он стоял передо мной в одних трусах и ботинках. Что я мог поделать с этим парнем, который, как милый щенок увязался за мной и притягивал своим молящим взглядом? Стоило мне взглянуть в его глаза, как я забывал обо всех его чёрных мыслях. Он был просто запутавшимся ребенком, когда я видел его в последний раз. И я был уверен, что когда он разберётся в себе и своих чувствах, мне стоит ожидать его у себя в гостях.
И он пришел. И тут же своеобразно обозначил, что явился с миром. Я не мог не впустить его. Может, потому что мне было одиноко. Может, я просто скучал по кому-то из старых знакомых, старых из самой прошлой моей жизни в другой вселенной. Казума был воспоминанием, которое могло согреть.
Он напоминал мне и о ней. Особенно, когда смущался и на лице его читалась вина. В глазах Сайко всегда грустно блистала вина и мольба о прощении. Особенно явно я увидел на его месте Сайко, когда он встал к плите и решил что-то приготовить для меня. Милый трепетный кохай, как и все, кто меня окружал, заботился о моём благополучии вот так, через мелочи. И никакие десять миллиардов не стоили того, что делала для меня Сайко, не стоили тех макарон, которые приготовила мне мама перед своей смертью, не стоили того влюбленного взгляда Микото.
Но какие бы болезненные воспоминания ни вызвало появление Казумы в моей жизни вновь, я был рад видеть его. В конце концов к боли привыкаешь, и вкус извращается, так что ты уже не видишь разницы между тем, что болезненно, а что приятно. Так я позволил Казуме остаться.