Ревнуй.

      Чонгук органически не переносит, когда кто-то посягает на Его Величество – всеобщего доброго знакомого – Ким Тэхёна. Тот же издевается, взяв на заметку, что младшего бесит эта выматывающая игра с чужими именами, словесный вальс с упоминанием всякий раз иного претендента на королевское внимание. Попробуй-ка сыграй на юношеских чувствах с той самой, присущей только ему, Ким Тэхёну, кокетливой манерой очаровывать «в пределах разумного», когда ведомые пределы пройдены, как пройдены и девять кругов ада пребывания рядом с ним.       Его persona gratissima, ласковый призрак лунной ночи, романтичная девственница, владеющая как бы ненароком трюками и фокусами отчаянной куртизанки. «Нравится» для Чонгука уже не та категория, в которой им стоило бы обозначить устоявшуюся и проверенную временем связь. Он готов отправиться с ним на другую планету и освоить, лишь бы тот никому не достался кроме, лишь бы у них оставался принадлежащий двоим космос.       Тэхён знает себе цену. Чонгук по-прежнему не знает, как её сбить до отсутствия. В силу его бесценности. Нет методик, к каким возможно прибегнуть с целью привязать навсегда и не давать воли, переломать пташке крылышки и запереть в своих руках, заключающих страшную силу. Тэхён любит подолгу целовать его тело и ведет себя совсем не аристократично, облизывая поутру Чонгуковы пальцы и нашептывая, что редкий выходной проведет не с ним.       Спросонок Чонгук не разбирает сути и лишь ближе к полудню убеждается по звонку, что Тэхён изволит побыть с «хорошим другом» по данному, еще бог знает когда, обещанию. Чонгук снова по-детски сердится, поджав губы, а потом по-взрослому отыгрывается на боксерской груше, нанося удары воображаемым бедствиям и обстоятельствам. После пишет каверзные, задевающие строчки в их личном чате.       «Я не лягу спать, пока ты не вернешься», ― про себя читает Тэхён, отвлекаясь на последнее сообщение в диалоге. И ухмыляется, долго не поднимая глаз на собеседника.       Интригующее чувство. Уже не сладость, но еще не оскомина. Тэхён слушает что-то о новой роли, а представляет Чонгука, освободившегося от тренировки. Взмокшего, в прилипшей к телу майке, с зализанной назад влажной шевелюрой и хмурым взглядом убитого тоской ревнивца. Тэхён гладит себя по колену и облизывает сухие губы, пропадая в фантазии напрочь. Ему хочется вырваться из обязательств оговоренного вечера и наброситься на лакомый кусочек, изнывающий без него там, в их собственной квартире. Площади бассейна, поделенного между утопающими.       Ни один из так называемых друзей в окружении Тэхёна ни разу не претендует на первое из мест, занятое Чонгуком. Но тому знать не обязательно. Должны быть короткие прочные нити. Кукловод не может отрезать напрочь возможности сделать отношения чуточку сложнее и рискованнее. Кукловод может и не подозревать, что связан сам.       Чонгук действительно не лёг и не расслабился, пока не увидел Тэхёна вернувшимся, со странным и знакомым блеском в застланных градусом глазках. Лёгкий флер хорошего вина.       ― Тебе не кажется, что ты поздновато? ― серьезно спрашивает Чонгук и, подойдя, осторожно притянув за талию, шепчет на ухо: ― Я ждал тебя весь чёртов день…       Улыбнувшись, Тэхён доверчиво и тесно жмется ближе, мягко прижимается к его шее губами, гладит раскрытыми ладонями по голой спине, вдыхает родной запах и тихонько скулит от удовольствия, сетуя на то, что немного выпил и это «ничего страшного», «братские посиделки» и ни к чему не обязывающие разговоры. У кого-то там новые дорамные сомнения по поводу ролей, а у Тэхёна вряд ли получится поддержать актерское поприще. Чонгук уверен, что оно им не надо. И так непросто.       Жаль, что Чонгук не способен разозлиться, когда видит красивое личико, когда прикасается к румянцу щек губами и начинает впадать в нирвану от протяжных вздохов. Тэхён заводится быстрее обычного и сегодня не станет тянуть одеяло на себя, зарываться на тему «кто старше, тот и daddy». Очевидно, что он-то в их царствии моногамного обожания еще больший ребенок со смешными повадками и привычками, неуклюжее Чонгука и неприемлемо распущенный. Там, где незрелость и неуверенность подростка впадает в водопад кромешной тьмы и похоти. Он обучил крольчонка всему, что знал, и вот он - его iron man, пьянеющий от одного соприсутствия. Если бы Чонгука спросили - хочет ли он изменить хотя бы одну деталь, он бы изменил что угодно, кроме Него.       Они застывают на мгновение, словно всё еще можно остановиться и прервать неизбежное на плато обоюдного безумия. Там, где расстаются известные всем «герои» и встречаются люди. Такие, какими они явились на этот свет. Без прикрас и масок.       Чонгук целует Тэхёна за ухом, и тот запрокидывает голову, в кайфе прикрывая глаза, старательно добираясь до чужой ширинки. И смотрит глупо-виновато, томно, когда касается пальцем головки его возбужденного члена, ловит удивленный полустон. Губительное желание взять его и искусать, вонзиться зубами в пригретую навек солнцем кожу. Чонгук слышит только удары собственного сердца, потом умывается учащенным дыханием, резко подхватывает Тэхёна за ляжки и подсаживает к себе на живот, даёт обнять за шею. Тэхён мажет губами по его лбу и хихикает, умоляя не кружить. Бедная его голова.       Бедный Чонгук. Потому что это непростительно - рождаться на местной живодёрне настолько нереальным.       Чонгук укладывает его на постель, втискивается между бёдер и, имитируя проникновение, жадно целует, расчесывает пальцами взлохмаченные волосы. Тэхён мычит и выгибается навстречу, борясь с наслоением ненужной одежды, копошится и хныкает, капризно упрашивая перейти к главному. Чонгук улыбается в поцелуй и принимается медленно раздевать, с легкой издевкой - в наказание за шалость. Нельзя быть частью его мира и не впутаться окончательно. Когда ты узнаешь Тэхёна - ты связан, ловушка без выхода, поставленная на повтор одна и та же эротическая песня.       Обнажив его вздрагивающие плечи, Чон опускается к соскам, играет с ними языком, расцеловывает мягкий живот и сползает ниже. Он не спешит, и Тэхёну такой ласковый садизм кажется справедливым. Чонгук встает на колени, чтобы стянуть с Тэхёновых стройных ног надоевшие брюки. Гладит его ступни, икры, целует коленные чашечки и, опустившись, проводит губами по горячим бедрам, бросает вверх неоднозначный взгляд. Тэхён смотрит на него с аппетитом, возбужденно, ненасытно. Не выдержать. Пьянеешь мгновенно. Сложно противостоять дьявольской красоте деталей, облизанных создателем до больного соответствия идеалу.       Тэхён долго удерживает стон, глушит в легких, запускает под язык, рассассывая горькой конфетой, не выдаёт вслух, когда Чонгук присасывается к влажной головке. Чонгук берет в рот глубже и слышит, как шуршат беспокойные ладони по простыни. Тэхён бросается грудью вперед, обхватывает его голову, взъерошивая волосы. Он кончает и, наверное, имеет право отключиться, но держится на плаву. Покидать схватку - бессовестно.       Чонгуку кажется, что он может всё. В эти минуты он способен сломать любую преграду и достать ему с неба звезду, вырвать собственное сердце и отдать на растерзание, скормить. Губы Тэхёна оттого и алые. Реки крови, кости под пеплом и мощи святые, руки испещрены венами, живот наливается необъяснимой тяжестью, и серебрится пот на висках. Тэхён снисходит до тихой мольбы, шепчет ему в неубедительно приказном тоне: "Хочу тебя". Доисторически банально. Чонгуку не хватает терпения.       Решающий бросок, слова отчаянного.       ― Мне нравится, когда ты меня...       Нет, не любишь. И нет, не "трахаешь". Маловато остроты на любителя эмоционального насилия. Тэхён, конечно, не договаривает. Чонгук догадывается о продолжении, улавливая намек на сегодняшний день. "Ревнуешь". Необдуманное заявление. Опасное и раздражающее. Чуть больше смазки и никакого презерватива. Приняв вызов, Чонгук входит в него по основание. Долгожданное тепло и абсолютная растерянность на трогательном личике. Всплывшие слезы и тут же - всепрощающая полуулыбка. Полюбовное страдание. Не испытывал - не жил.       Иди ко мне.       Ты - мой. Не бойся выглядеть глупо, занимаясь сексом. Раскрывай чувства полнее. Тэхёну удивительно хорошо. Он привлекает Чонгука в объятия. Обязательно быть еще ближе. Чтобы и смотреть на него не было нужды, но чувствовать, как своё продолжение. Не воспринимать, как божественное или непостижимое. То же устающее тело, жаждущее, ощущающее. Чонгук толкается в него плавно и медленно, надсадно дышит, время от времени осаждая затяжными поцелуями, облизывая шею. Он пытается избавить его от желания нуждаться в ком-то еще. Глупо. Неверно. Примитивное мышление собственника. Преданность не должна превращаться в предательство.       Но когда ты чего-то боишься - прежде всего, ты не уверен в себе.       Нет-нет-нет. Развевает мысли громкий стон. Если можешь дать ему подобное, то забудь о неуверенности. С кем еще он может быть так же счастлив? А счастье ли это - принадлежать? Тэхёну больше нравится формулировка: взаимное страдание. В отношения вкладываются, страданиями же можно жить постоянно. И не заводить разговора о том, как самого Тэхёна трясет, когда Чонгук не с ним, а с теми, другими. Смотрит, говорит, улыбается.       Тэхён зажимает его коленями, расцарапывая лопатки.       Быстрые толчки в несколько рывков. Тэхён изнемогает, держась за Чонгука, голос дрожит, по телу пульсации, цветные галлюцинации под веками. Стоило того, чтобы не съесть его еще утром, а промариновать до вечера. Кричи-кричи.       Чонгук держит его бедро и не отпускает, изливаясь полностью. Собирает поцелуем влагу с подбородка, прижимается к губам и ныряет головой на подушку, думает отдышаться. Тэхён прикусывает ему надплечье и чуть сжимает челюсти, надеясь на синяк, наводящий на мысли. Ни слова против. И ничего в ответ, кроме:       ― Завтра заценишь сюрприз на шее.       Тэхён притрагивается к ней и ощущает странное. Горит. Просто после оргазма, как после хорошего анальгетика - сразу не понять. Тэхён смотрит на довольного собой Чонгука и легонько спихивает с себя, нависает сверху. Долго укоризненно смотрит и все же целует, благодаря в полудреме за то, что между ними всегда есть это разрушительное вечное пламя. И всё ничего, если они в нем еще настолько живы.