igy lett a fold, az eg

с каждым годом стиви невольно осознавал, что понимает йена все хуже. хотя, не хуже даже – не понимал изначально. и не знал. хотя, не так даже – до этого и не интересовался. наверное. кароче, стиви сам не знает. и старается об этом не думать. получается это, правда, откровенно плохо: методы отрешения от мира, возможно, и действовали бы, если бы отсутствовал сам йен. растормошенные мысли мешали даже банальному катанию; стивен громко коротко выругивался при очередном падении и через какое-то время окончательно поддавался мыслям в голове, распеченным под жарким солнцем. йен всю жизнь вел себя как-то необычно. как-то необъяснимо. как-то нецелесообразно. так было всегда, но заметил это стиви где-то после первого прихода домой под наркотиками. это произошло давно, но он до сих пор помнил то, как ночью не мог понять, что по отношению к этому чувствует его брат. с друзьями просто – они поддерживают. с мамой тоже просто – не дай бог узнает. а больше в жизни стиви и не было никого. только брат ещё. оставшиеся после него синяки саднили ещё около полутора недель. это значило, что он против? это значило, что стиви просто не стоит так сильно палиться? это значило, что йен хотел выместить на ком-нибудь свою собственную злость? это значило хоть что-нибудь? солнце над la всегда светило жарко и бескомпромиссно. спасение все искали по-разному: компании сидели в пиццериях, растягивая бутылку содовой на полдня, мужчины в костюмах передвигались в такси по вызову и добирались из них до порогов офисов почти бегом, бездомные прятались в тени пальм, растягиваясь на едва прохладном асфальте. стиви прятался в крытых скейт-парках – хотя бы под каким-нибудь навесом. хотя на самом деле, катаясь весь день, ни на что больше, кроме ссадин и ветра в ушах уже не обращаешь внимания. по краям площадок сидели отдыхающие скейтеры, кто-то обрабатывал раны, кто-то разговаривал, кто-то настраивал камеру, кто-то решал домашку, кто-то просто слушал музыку. кто-то кого-то встречал, кто-то с кем-то громко смеялся, кто-то кого-то целовал, кто-то что-то рассказывал. иногда приносимую еду делили с незнакомцами – и знакомились. иногда неожиданно большой толпой все начинали учить какого-то стеснительного новичка катанию – и знакомились. иногда кто-то неожиданно затевал драку, и тогда тут же скапливалась толпа со всего спота. иногда кто-то приносил огромный магнитофон и включал музыку на всю громкость. никто не был против, и многие, не стесняясь, танцевали. и знакомились. и тогда стиви, заклеивая разбитое колено, или допивая предложенную воду, или в 53 раз делая хардфлип, думал, что, возможно, он хочет связать со всем этим всю свою жизнь, как этого хотел рэй. рэй уехал в небольшое турне с двумя про-скейтерами и больше не вернулся. точнее, его пока что в общем счёте не было около четырех месяцев, но стиву почему-то где-то внутри казалось, что он его больше никогда не увидит. четырехклассник был вынужден переехать в калифорнию. тем не менее, раз в несколько месяцев стиви получал от него кассеты с новым отснятым материалом. он считал, что у четырехклассника есть что-то вроде таланта: видео были сняты не особо умело, а сама камера снимала ужасно, но смотреть все это стиву все равно нравилось. однажды он даже написал ему ответное письмо, где поблагодарил его за все и попросил присылать кассеты и дальше. факщит с эсте неожиданно начали встречаться и постепенно слились с другой компанией. больше всего, как казалось стиву до этого, он сблизился с рэем, но по каким-то причинам из-за факщита он расстроился больше. потом долго злящийся рубен рассказывал, что в их новой компании есть даже несколько тупых недо-панков. стиви рассеянно пожимал плечами. сам рубен никуда не делся. они со стиви прятались от жары на задворках заброшенной школы и в крохотных магазинчиках снэков и газировки, в небольших скейт-парках на окраинах города и в старых прачечных. рубен предпочитал более безлюдные места, особенно после того, как компания развалилась. рубену плохо давалась учеба, плохо давались отношения с девчонками, плохо давалась подработка – зато скейт давался удивительно хорошо. стивен старался не отставать, и его устраивало то, что он катается с человеком, набирающим прогресс. это мотивировало. иногда рубен покупал что-то для него. редко и неожиданно, как правило – ванильную кока-колу. она ему нравилась. раньше стиви воспринимал это как подарки, вроде знака дружбы или даже уважения. несколько позже он стал воспринимать это как что-то вроде подачек – но никогда не отказывался. они пили колу вместе, катались по городу и изредка ночевали прямо на улице. они вместе покупали простую просторную одежду, все чаще чинили свои доски и порой советовались друг с другом в покупке новых игр. [ хотя йену в этом вопросе стиви все равно доверял больше ] изредка стиви ходил с рубеном и на споты центрального парка. ходили они туда раздельно. — мы с тобой со стороны так ещё больше будем на педиков похожи. — объяснил рубен. — а мы похожи на педиков? — удивился стиви, флегматично дожевывая батончик. — хуй знает. но наверное. мы же типа часто вместе зависаем... — рубен неопределенно помолчал. — ну, нет, настолько стремно, конечно, не выглядим. кароче, встретимся в парке как будто случайно, и все. я не хочу быть похожим на педика. он покосился в его сторону, и стиви тут же отреагировал: — я тоже не хочу. — педики мерзкие. о нас так, блять, не должны думать. стиви утвердительно кивнул, и рубен спрыгнул с небольшого парапета. — ладно, найдешь меня потом в парке. он ушел, оставив стивена наедине с мыслями и фантиком от reese's. возвращаясь вечером домой, стиви прокручивал в голове диалог с рубеном. он мерно катился по обочине тихого шоссе, чувствуя сильную усталость, все ещё спекающую жару и, почему-то, дискомфорт. 'ну, нет, настолько стремно, конечно, не выглядим.' стиви странным образом мутило, как если бы на него наорали благим матом или сказали бы что-то до жути противное. тогда стиви без задней мысли завернул на заправку, находящуюся неподалеку от его дома. хотелось спрятаться хотя бы от душного жаркого воздуха. 'я не хочу быть похожим на педика.' 'я тоже не хочу.' в туалете воняло. приторный травяной запах освежителя лишь усугублял ситуацию. стиви осторожно поставил доску в угол и взглянул в зеркало. оттуда на него посмотрело хмурое уставшее лицо. 'педики мерзкие'. в голове при этих словах почему-то неожиданно всплыли воспоминания о брате – и тогда вдруг прояснилось. посмотрев в свои глаза, стиви резко сморщился и его стошнило в раковину. к сырому воздуху примешался кисловатый запах. думать больше не хотелось. от рябящего слабого электрического света и режущей вони хотелось выблевать остатки мыслей, но стивен почти ничего не ел сегодня. умывшись холодной водой, он отправился домой. йен уже спал. однажды осенью йен предложил стивену присоединиться к его компании в честь того, что в город приехал какой-то их общий знакомый. тогда стиви завис на несколько секунд у открытой двери, пытаясь переварить информацию, а затем, наконец, выдавил неожиданное для себя: — а можно со мной рубен пойдет? йену было все равно. в развалившемся помещении старого заброшенного бассейна собралась толпа народу. людей было много; все, как обычно, старше стивена. в светлом бараке из всех благ цивилизации сохранилась только чудом выжившая проводка с двумя лампочками под потолком – в остальном же практически отсутствовала даже внутренняя правая стена с частью балкона на втором этаже, на месте которой лежали теперь ее крупные обломки. никому, тем не менее, большего не требовалось: на этих низких, особенно крупных кусках бетона были расставлены стайки одноразовых стаканчиков и блестящие бутылки алкоголя, а помещение вскоре наполнилось мягким елезаметным дымом самокруток. стиву здесь на удивление нравилось. у серой мутной воды было не так жарко, на трех перекошенных шезлонгах сидела группа людей, у крупной дыры в стене, главного входа, разговаривало ещё несколько. у противоположной перегородки рядом с дверью в душевые пара девушек разгоряченно разговаривала по телефону. кто-то принес из in-n-out гамбургеры. стиви ухватил взглядом чьи-то найковские хай-топы из недавней коллекции. бездумно осмотрев тухлую, заваленную строительным мусором воду в бассейне, стиви побрел куда-то прямо, обходя низкий бордюр. справа громко засмеялась небольшая компания, и он участливо обернулся, но даже их лиц не было видно в густой вечерней тени стен. на улице дышалось свободнее и была заметна разница с чистым, но жарким воздухом. на заборе участка едва заметно мерцал свет дальней вывески придорожного кафе. стиви завернул за угол здания бассейна, но едва не врезался в почти агрессивно целующуюся парочку. он резко развернулся. его не заметили. йен растворился в толпе почти сразу же, рубен, почему-то много говоривший по дороге, в итоге отделился от стиви тоже. сам стиви чуть позже познакомился с полом, джиди, памелой, аароном и вики. аарон тоже был скейтером, но разговор не клеился. стиви привык кататься, а не разговаривать об этом. похоже, аарон тоже. ещё около получаса спустя йен неожиданно оказался рядом и молча, как бы вопрошающе протянул ему жестяную банку. в другой руке он держал такую же. стивен, не раздумывая, принял напиток, и первый глоток они сделали вместе, глядя друг другу в глаза. грязный спрайт. почему-то стиви показалось, что йен догадывается – он пробует это не впервые. — ты как? он опять прочувствовал этот взгляд на себе: вопрошающе-решительный, темно-тяжелый, хмуро-не-пойми-какой. заставляющий словно вжаться в асфальт. — нормально. спасибо, — еле заметно тряхнул банкой в руке стиви, поясняя, не уверенный, что йен заметил. — ты? только на этом моменте йен как будто расслабился и наконец отвёл напряжённый взгляд. — тоже. и вновь где-то пропал. в ту ночь стивен сказал йену, что вернётся домой позже, но сам пришел домой к оказавшейся тихой и милой памеле. она даже позволила остаться у нее до утра, спрятав его от родителей. вернулся домой стиви часам к 11. — где был? йен стоял на кухне. — я остался... там. — неопределенно ответил стивен, понимая, что брат все равно спросит. — у кого? — у памелы. через две с половиной секунды йен вновь отвернулся, видимо, показывая, что его подобный ответ устроил. после рубен рассказал стиви, что памела – это бывшая йена, которая ушла от него к какому-то парню, младше его. стиви почувствовал неловкость примерно на четыре из пяти сигарет. он не знал, зачем рубен рассказал ему это и откуда он это знает, но на лжи не ловил его ни разу. оставшийся вечер рубен брал флип с шести. стивен предполагал, что теперь йен вновь думает о памеле – вероятно, не в самом лучшем свете. тем не менее, йен думал о другом. стиви думал о нем. не разговаривать почти два месяца, а на шестнадцатилетие подарить самые дорогие кроссовки из свой коллекции? не рассказывать матери о ночных похождениях брата? вернувшись поздно ночью домой пьяным, избивать, а утром будить молчаливым невесомым взглядом, который осматривает каждое ранение, и также безмолвно после все обрабатывать? запрещать заходить в свою комнату, но злиться, когда брат запрещает заходить в свою? иногда хмуро желать перед его уходом что-то вроде 'может, наконец, разобьешь себе уже голову на скейте'? и ещё 1000 и 1 пункт. да, йен. спасибо, йен. стиви не знает, что думать, йен. йен молчит. дебни наконец нашла более-менее устойчивую работу. новое место работы матери стиву даже нравилось: небольшая типичная забегаловка, чистая, яркие салфетки, прозрачные чайники для кофе, простые фартуки, чёрно-белые фотографии на стенах, ещё не прожженные бычками до дыр сиденья у окна и скидки на завтраки по выходным. незнакомых мужчин она стала водить чуть меньше. до некоторого возраста стиви просто не особо задумывался обо всем этом, а после он сам быстро дошел до мысли, что раз все это время его это никак не касалось, то значит и в целом это дело не его. он не мог понять и то, как к этому относится йен. иногда брат спрашивал маму о том или ином ее новом мужчине. мама тут же начинала увлеченно рассказывать о его месте работы и старом месте жительства, о его эрудиции или смелости, и стиви с йеном почему-то невольно вовлекались в заурядные рассказы и слушали внимательно. кухня для стиви всегда была чем-то домашним, несмотря на все то, что тут было и что порой можно было услышать. йен редко рассказывал что-то о своей жизни маме. но иногда она спрашивала настойчиво, что-то щебеча и смотря мягко, весело и не принимая возражений. тогда он рассказывал о школе и его походах в спортзал в каком-то подвале с друзьями, о какой-то новой покупке или прогулке. и пусть рассказывал он скупо и неохотно, но стиви нравилось слушать его куда больше за очередной порцией lucky charms. во-первых, потому что рассказывал что-то о своей жизни брат в принципе нечасто, а во-вторых, было интересно, как он слегка переиначивал и недорассказывал какие-то истории, которые стивен уже слышал за совместными играми в приставку. маму все устраивало. с возрастом оба становились для нее более податливыми и почти добрыми, не сообщая все больше деталей, не знакомя с новыми друзьями, не позволяя понять всего в целом. [ устраивало всех ] на рожон обычно всегда лез стиви. впутывался в драки и сомнительные знакомства, гулял до утра, курил косяки на центральных улицах, обкатывал споты у огромных небоскребов офисов – и очень редко попадался. и всегда громко, заливисто смеялся. йен старательно держался от него подальше. раньше стиви этого не замечал. где-то в шестнадцать стиви всё-таки договорился с йеном о взаимном сотрудничестве. или, как минимум, о прикрытии. если делают что-то плохое вдвоем – то и перед матерью они виноваты вдвоем. если кого-то одного мать так и не поймала, то другой его сдавать не будет. стиви искренне надоел бесконечный круг мести друг другу за 'тот прошлый раз, когда ты все рассказал', и подобное предложение йен в целом принял положительно. — до определенных границ, конечно. после лекции и наказания вернувшейся после работы матери стиви зашёл к йену в комнату почти перед сном и застал его у шкафа в одних спортивных штанах. на его стук в дверь тот не реагировал почти три минуты. — до каких границ? — поднял глаза стиви. — до тех, где ты можешь серьезно навредить себе. — иначе все равно расскажешь? йен отвёл взгляд и помедлил. — тогда возможно. — или сделаешь что-то другое? — уточнил стив. — возможно. — еле заметно пожал плечами брат, и стив лишь понадеялся, что граница серьезного вреда пересекается у его брата с границей того, когда мама узнает о произошедшем и без него. через две недели рубен позвал стиви на празднование чьего-то дня рождения. шумная незнакомая компания собралась на крыше пятиэтажки, являющейся одной из немногих на районе и от этого кажущейся высокой. в воздухе до самой ночи стоял стойкий запах сырно-томатной пиццы и марихуаны. на крыше стиви сломал свой очередной скейт. ещё ему показалось, что у него есть страх большой высоты, и веселая компания долго уговаривала проверить его это, сев на самый карниз крыши, но в последний момент он благоразумно отказался. тогда было принято коллективное решение, что если стиви не выпьет залпом большой стакан высокоградусной бадяги, разливавшейся сегодня по всем стаканам и ярко отдававшей вишнёвой пепси и спиртом, то тогда он точно будет заклеймен слабаком. долго его уговаривать не пришлось: стакан был осушен, самочувствие не ухудшено – за ним последовал следующий. начало тошнить стиви только через сорок минут, и под улюлюканье заметившей это группы людей он блевал прямо с карниза крыши на какую-то клумбу. рубен наконец поставил олли бэксайд триста шестьдесят и обгорел на лице и плечах, а стиви возвращался домой в таком состоянии, что шел бы пешком, даже если бы его скейт не был бы сломан. по пути он проблевался в какую-то мусорку, но ситуации это не улучшило, и он буквально ввалился на порог дома, надеясь, что мать уже спит. на пороге дома он пролежал недолго. сильная рука схватила его за шиворот футболки и потащила по полу. стиви яростно начал вырываться, но, попав, наконец, с размаху по чужой ноге, резко был скручен прямо в коридоре. боль быстро разлилась по всему телу, с каждой секундой неумолимо усиливаясь, но мышцы все никак не достигали своего пика напряжения, и мутное сознание за этим не заметило, что сверху кто-то сел, надёжно заламывая руки в крепчайший морской узел. стиви зажмурил глаза, покорно пережидая боль. пьяный мозг неожиданно выдал мысль, что мама, похоже, ещё не спит и имеет крепкую хватку. стивен засмеялся, и сиплый смех его смешался с шипением от боли. йен тут же облокотился на руки, пресекая любые звуки. — чё ты ржешь? в глазах защипало и стало чуть темнее от боли, и брата искренне захотелось скинуть с себя в окно. стиви тихо заскулил, пробормотав несвязное 'пусти меня'. в макушку разрывной пулей прилетела острая оплеуха, но хватка уже лишь одной руки на запястьях ослабла. — а если бы тебя мать в таком виде застала? голова тупо пульсировала болью, но стиви, наконец, раскрыл зажмуренные глаза. коридор едва освещал ночник с кухни, но лицо брата, нависшее над ним, он различал четко. практически черные глаза напротив, казалось, килограммом пригвазживали к полу. стиви медленно глубоко вдохнул, не отрывая взгляда от лица. йен молчал и не шевелился, но через какое-то время вновь надавил на заломанные руки. стиви тихо зашипел, и в этот момент совершенно неожиданно для себя вдруг понял, что ему нравится ситуация в целом. не боль – к боли стиви привык, но не любил ее. он подумал о том, что в темном тихом коридоре йен сидит на нем, наклонившись к нему, и держит его руки. и ему это нравилось, в том или ином смысле. от себя стало невыносимо противно. стиви повернул голову и напрягся, сдерживая рвотный позыв. тогда йен (не догадываясь, насколько зря) наклонился совсем близко и почти прошептал: — не дай, блять, бог я тебя хоть ещё раз в таком состоянии дома поймаю. если блевотину свою за собой не уберешь, то выгораживать тебя перед мамкой я не стану. мысленно стиви поблагодарил брата за то, что после этих слов он ушел сразу же, потому что испугался, что продолжать сидеть на его штанах йену после этого может быть как минимум неудобно. от этой мысли тошнота вновь подступила к горлу, и стиви, теперь уже практически полностью адекватно соображая, почти что дополз на ноющих руках до туалета. его рвало до слез из глаз, но в пьяном сознании четко отпечаталась картинка последних десяти минут, и когда стиви уже лишь отплевывался нитями желудочного сока, штаны пришлось расстегнуть. холодный душ ничем не помог, и вымыть все дерьмо из головы им тоже не получилось. стивен даже не успел никого поблагодарить за то, что отрубился на кровати почти сразу же. после где-то пятого раза внутреннее хлестающее изнутри по всему телу отвращение удавалось заглушить довольно быстро. салфетки пришлось покупать самому и выжидать время терпеливо, чтобы точно знать, что йен ушел из дома наверняка и надолго. комната йена отражала его самого: то, что он слушал, что смотрел, во что играл. что носил. где спал. чем занимался. пустые упаковки из-под сока, старый ненужный скейт в углу, несколько полароидных фотокарточек на столе, кассетный мини-проигрыватель. все это как будто само немножко было йеном. для стиви хватало. но дрочил он все равно несколько нервно, будто чего-то опасаясь. правда, йен, как и стиви, предпочитал лишний раз не появляться дома, но в такие моменты вся уверенность улетучивалась. каждый раз после стиви невольно думал о рубене. после где-то третьего раза – с лёгким смешком. сегодня за завтраком йен сидел в новой футболке у окна, и яркий утренний свет падал на нее, переломляясь в складках. la lakers. большая, почти безразмерная. у него в шкафу много таких. но стиви понравилось. он сказал об этом, дожевывая размякшие хлопья. брат поднял глаза, и в них стивен не обнаружил злости или презрения, даже в минимальных дозах, как обычно бывало – только что-то неясное, вроде усталости или отрешенной заинтересованности. возможно, он плохо спал сегодня, подумал стиви. потом брат сказал 'спасибо' и поднялся помыть посуду. сегодня он уходил куда-то в сквер в соседнем квартале к друзьям. это стиви знал точно – сам йен, наверное, забыл, как говорил об этом. перед уходом он даже попрощался. стиви старался не думать об этом после и пошел в его комнату почти сразу же. комната так же была освещена горячим солнцем. кровать заправили будто в попыхах, несколько кассет переставили на другое место. в остальном это была та же комната. даже запах никак не изменился, хоть стиви и не очень хорошо различал их. он сделал глубокий вдох – и услышал поворот замка. тихий разворот на пятках. перед тем, как йен раскрыл рот, стивен успел подумать только короткое четкое 'блять'. правда, через долю секунды йен рот закрыл, и, прикрыв дверь, вздохнул. потом, как будто не отказавшись от вопроса, но смирившись с его тупостью, все же спросил: — что ты здесь делаешь? стивен за все это время так и не успел придумать ничего дельного. он, не шевеля ни единым мускулом, продолжал смотреть на брата, словно сквозь стену, и через несколько секунд неопределенно промямлил: — я... смотрел... — чё ты, блять, смотрел? — наконец отмер йен. тем не менее, он лишь слегка повысил голос и сделал несколько шагов внутрь комнаты, а стивен тем временем остался в неизменном положении. воздух в комнате словно сгустился. стиву показалось, что йену как будто лень как-то выражать свое недовольство – которое, безусловно, было; йен ненавидел, когда кто-то заходил в его комнату в его отсутствие. мысли ворочались в черепной коробке неохотно и медленно, тело чувствовалось онемевшим камнем; стивен не спускал глаз с йена, который в последствии не предпринял никаких попыток к движению. в общей сложности две неподвижные фигуры смотрели друг на друга в тишине, как под водой, около десяти секунд. наконец стивен очнулся и опустил взгляд. электрическая цепь оборвалась, и йен ожил следом. стив, почти почувствовав ещё несколько приближающихся шагов, сглотнул и выдавил: — прости... — какого хуя ты делал в моей комнате? 'в правильно заданном вопросе содержится часть ответа. ты не хочешь об этом знать, йен.' об этом успел подумать стивен. придумать причину он не успел. к его подбородку на секунду прикоснулась чужая рука и подняла лицо вверх. стив столкнулся взглядом с глазами напротив. с тяжелыми глазами с темными мешками. с глазами, смотрящими куда-то внутрь. почти неприятный взгляд, если бы... не настолько приятный. голова налилась свинцом. — ты, блять, язык себе откусил? — нет, — тут же откликнулся стив; ему, правда, показалось, что не он вовсе. ему показалось, что томное, расплывчатое, тянущееся невыносимо долго время можно схватить пальцами в комнате, что они стоят здесь вдвоем уже несколько суток, что кислород медленно покидает его организм. он почувствовал себя странно и абсолютно некомфортно под пристальным взглядом брата, находившимся от него в полуметре. — нет. — повторил он. — я... кроссовки твои смотрел. — кроссовки? — тупо переспросил йен, словно ожидая совсем иного ответа. — ага. — ртом стивена ненадолго завладело сознание, но он все же вновь опустил взгляд. — кроссовки. у тебя их... больше. классные. последнее слово буквально вывалилось из запершившей глотки. стиви едва не закашлялся и с иронией подумал: 'прекрасные кроссовки, точно. я даже салфетки взял, чтобы протереть.' но брат продолжал смотреть молча и хмуро. через две с половиной секунды стивен понял, что тот ему нихрена не поверил. неожиданно вдалеке, на кухне, послышался хлопок дверцы. мать взяла что-то из холодильника и направилась в свою комнату. через двадцать пять тихих звуков шагов босых ног по линолеуму послышался ещё один звук закрывающейся двери – в мамину комнату. все это время братья стояли совершенно неподвижно и молчаливо, вслушиваясь в словно посторонние шумы. затем йен покачнулся, развернувшись, и тихо закрыл дверь в свою комнату. стив напряжённо следил за каждым его движением. пальцы обхватывают ручку двери; нажимая на нее, едва заметно белеют. другая рука касается замка и белеет чуть сильнее – замок тугой и поддается с громким щелчком. йен всегда запирается в свой комнате изнутри. подходит он близко. идёт – медленно. дышит – тоже. это стивен чувствует, когда чужое едва теплое дыхание касается его кожи. голова отказывается работать. стиви думает – не вовремя. и боится. возможно, брат не в духе. за такое он может не обойтись лишь словами. но он выглядел едва уловимо странно. — стиви. звук оказался ближе, чем стиви рассчитывал, и хоть и звучал тихо сам по себе, но внутри него размножился многократно. снаружи он лишь отвёл от лица напротив расфокусировавшийся взгляд и попробовал снова: — прости, йен... — ты странный какой-то. чё с тобой? стив попытался собрать мысли в кучу. его привычка думать и решать все в свой голове мешала его коммуникабельности. в итоге какая-то часть скопившегося внутри стивена напряжения попыталась найти выход: — да все нормально со мной. пусти уже. я пойду. и дернулся он куда-то в сторону еле заметно. для йена, тем не менее, заметно – он резко, но не сильно коснулся руки брата, словно останавливая его, и тогда стивен дернулся уже явно, останавливаясь, хоть подобное прикосновение остановить не могло и даже конкретного ничего не значило. стивен снова посмотрел ему в глаза. в глазах его было темно. он прикоснулся к тому же месту снова. по сути, простое прикосновение пальцев к плечу – только теперь уже совсем не ясно, для чего. стивен сглотнул снова, уже не в состоянии оторвать взгляд от глаз, в которых можно было прочитать любую интерпретацию, и отстранился от руки едва, осторожно, нерешительно. на тот момент стивен уже даже не знал, как себя чувствует. после он думал, что выглядел со стороны он, наверное, совсем явно. йен наклонился к нему буквально на пару дюймов, но стив уже мог чувствовать, что тот говорит – так же, как и обхватившую его локоть чужую руку: — так, значит. — весь йен выглядел нечитаемо. было неясно, о чем он думает, но в его голосе слышалась какая-то неуверенность. — ну, если что, то ты и сам никому не расскажешь. последние несколько букв йен проговорил в губы стиви. этим движением он словно вытолкнул все оставшиеся мысли в его голове; от неожиданности он как будто хотел беззвучно вскрикнуть, но лишь приоткрыл рот. внутри оказался чужой влажный язык.