Сонный паралич

Сонный паралич (сонный ступор) — состояние, когда паралич мышц наступает до засыпания, или же пробуждение происходит до его спада. По крайней мере, именно так описывают его, так называемые, "ученые", которые, я уверен, не встречались с этим кошмаром в реальной жизни. Но и я не встречался с ним лицом к лицу. Узнал о нем впервые от Акутагавы, который, к слову, страдал этим со времен предательства Дазая. Забавно, не правда ли? Но такое чувство, что он доверяет мне. Как бы это ни было странно. Для ясности, я никогда не питал особых чувств к «цепному псу», но узнав какими методами проходили его тренировки — ужаснулся. Помню, я тогда страстно желал отправить в Дазая парочку черных дыр, но, к сожалению, меня кое-что останавливало, а именно босс. Если бы он узнал, что его ручная зверушка пострадала от моих рук, то я бы давно потерял все, что мне было дорого на тот момент. Нет, меня бы не убили, силенок не хватило бы, а вот отправить пинком под зад туда, откуда я «вылез» — можно. А еще этот мальчик. Как бы Дазай не издевался над ним используя только «кнут», и выкинув из этого словосочетания «пряник», Акутагава все равно бы пытался отомстить мне. Нда, преданность к себе этот чертов придурок выработал в нем еще с самого первого появления этого мальчишки в стенах мафии. Но как бы то ни было, мы имеем то, что имеем. А именно: предателя, безэмоциональную куклу, в виде пса, и мои испорченные нервы. Не скажу, что все были расстроены его уходом, но и кислых мин я тогда не наблюдал. А, нет, одну наблюдал. Казалось бы, ты почти всю жизнь жил трущобах, но, в один не очень прекрасный момент, появляется хмырь и уводит тебя к себе в гадюшник, где ты живешь в условиях Спарты, что не лучше трущоб, откровенно говоря. И, вот, когда он уходит, ты больше не получаешь по роже за одно неверно сказанное слово. Выходит, ты свободен. Твоя жизнь наладилась. Так бы подумал каждый, но, видимо, Акутагава у нас особенный. Он сохранил верность Дазаю даже после его ухода из мафии. Это поражало, но и, честно говоря, раздражало. Но, черт, я был бы не я, если бы не заметил хоть какое-то изменение в поведении или виде человека. За те семь лет, которые я прожил после «пустоты», я научился замечать эти мелкие детали, которые, для обычного глаза, казались пылью. Например, не секрет для нашей организации, что у пса довольно аристократичная внешность, то есть, почти белоснежная кожа. Так вот, она стала еще бледнее. На тот момент я даже и не задумывался, что с ним что-то могло случиться. Но оно случилось. Спустя пару месяцев после ухода скумбрии, мне в помощники на одно задание определили этот овощ, который раньше гордо носил имя Акутагавы Рюноскэ. Верно, его состояние ухудшилось. С каждым, черт возьми, днем, его здоровье летело в тартарары, а сам пес относился к этому… да никак он не относился в этому. Именно в тот день, когда я обезвредил последнего врага, состоялся этот задушевный разговор. Помню тот день, как будто он был вчера: крыша здания, несколько трупов и алый, словно пролитая кровь врагов, закат. Закурив, я все же решил спросить о его состоянии. Он молчал. Довольно долго молчал, но словно перешел через себя и начал мне рассказывать. Рассказал о переживаниях, о волнении за сестру, о Дазае и, самое главное, о кошмарах. — Что это за кошмары? Я вновь пригубил сигарету, вдыхая едкий дым никотина и впуская его в легкие, которые под его действием медленно разрушались. Не удивлюсь если моей причиной смерти станет рак легких, а не пуля в лоб. Я смотрел на закат, а точнее на город. Йокогама — красивое место, куда уж лучше «пустоты». Пес молчал с несколько секунд, но начал рассказывать про кошмары, от которых даже мне, Накахаре Чуе, становилось не по себе. — Кошмары однообразные. Дазай-сан, который смотрит на меня и говорит, что не признает, даже если я стану сильнее его в несколько сотен раз. Усмехается, говорит, что зря он взял меня, щенка, к себе под крыло. Я понимаю, что это всего сон, но просыпаясь, вижу его силуэт, вижу, как он продолжает усмехаться, а я не могу двигаться. Эти сны, сковывают мои движения. Сердце стучит словно хочет выбиться наружу через грудь, а я не могу пошевелиться. Но это становится полным кошмаром, когда я вновь засыпаю. Это как поставить видео на паузу. Все воспроизводится на той секунде, на которой его остановить. И вот, я вновь понимаю, что это сон, но я не могу сбежать. Это словно петли Расемона: схватили и не отпускают, как бы говоря: «Досмотри до конца. Вот где ты утонешь.». Это, поистине страшное зрелище, Накахара — сан. Но еще страшнее то, что я не знаю, что делать. Почему он не признает меня? Я ведь больше не тот запуганный щенок, которого выкинули на улицу, когда он разонравился ребенку. Я пес, который вцепится в горло каждому, кто посмеет хоть пальцем тронуть меня и мою сестру. Что я делаю не так, Накахара — сан? Я смотрел на вечерний город, вспоминая, что тоже был когда-то таким же, по сути, щенком, от которого отвернулся весь мир. Я не был Арахабаки, да и он не был мной. Но, почему-то, я испытывал все чувства, которые испытал этот бездомный бог, «черный бог». Виноваты люди. Люди — «Дарители темной немилости». Эти слова звучали эхом в моей голове. Люди — «дарители темной немилости»? Что если я сам и есть эта немилость? Много тогда вопросов родилось в моей голове, ответы на которые не суждено было найти ни мне, ни кому было еще. Голова гудела похлеще чем на утро после посиделок в баре. Этот парень. Сколько вообще страданий он перенес за свою, еще пока, короткую жизнь? И что же мне ему ответить? Я не мастер, чтобы раздавать советы направо и налево, но слова я тогда подобрал. — Твои кошмары не прекратятся, пока он не признает тебя, но этого никогда не произойдет, а знаешь почему? Парень посмотрел на меня с почти зачарованным взглядом. На самом деле, сейчас решалась его судьба. Все зависит от моих слов. Я выдохнул дым, который надоедливой бабочкой порхал в моих легких. — Он никогда не признает тебя, пока ты не отбросишь все сомнения и не признаешь, в первую очередь, себя. Не знаю, помог ли мой совет тогда Акутагаве, но он вернулся в прежнее состояние и более я не замечал за ним этой бледности. По сути, в этой истории виноват только один человек. Дазай — «даритель темной немилости» для Акутагавы. Скольким же людям ты еще испортишь жизнь, урод?