11 Minutes

YUNGBLUD, Haley ft. Travis Barker — 11 Minutes

      Тупая боль все не глохнет в груди, задевая ребра, скребёт. Рука саднит. Ломят не только кости в руке. Ломит все тело. Сердце уже какой день просит. Умоляет, чтобы сломали ребра, вырвали из грудной. Синяки под глазами стали невообразимыми. Элиотт любил целовать. Всегда. Под ресницами. Не в щеку, нет. Взгляд в одну точку. Да и только. Кажется секунды остановились. Лука забыл, что значит моргать и дышать. Отступать поздно. Он нервничал, беспокоился, мандражировал.       Дверь начала медленное движение по направлению к нему. «Тебе не следовало приходить» – говорит внутренний голос. — Тебе не следовало приходить, – с тихой хрипотцой произносит такой знакомый голос. Это сказал не внутренний голос.       Глаза мальчишки, словно закалённые и превращенные в стекло, снова «ожили». Вот он. Элиотт стоял в проёме, облокотившись рукой о дверной косяк. Нет, не так. Между чуждым реальным миром за чертой которого стоял Лука и своим родным дарк сайдом. «Один войдет в мир другого» Кто сказал, что в одну реку нельзя зайти дважды? У Луки это получилось. — Лука... – выдохнул Элиотт, ребра заходили под тонкой мраморной кожей. Душа нараспашку, в прямом смысле, да, Элиотт? Или ты только после секса? Вот черт, Люсиль. Как он мог о ней забыть? — Эмм...я наверное не вовремя.. Чёрт, Лука! Так просто дать по драпу? Пожалуйста, пусть ее не будет дома, нигде, никогда.... Эгоист. — Ее нет, если ты об этом, — Элиотт поджал губы. — Нам надо поговорить...       Черт возьми, Лука, ты когда- нибудь думал, что будешь так пиздецки унижаться? Угомонись, парень, едва ли это можно назвать унижением, если ты вообще имеешь право так назвать это?! А может так и есть. Он даже не знал, ненавидеть себя или благодарить в этот момент. На лице Элиотта проскользнула болезненная улыбка. Он прикрыл глаза. И отошёл сторону. — Я хочу понять или... поговорить... Я не знаю, помоги мне разобраться, Элиотт! — он говорил, а его губы дрожали. — Что происходит?! «Tell me what you need Скажи, что тебе нужно? I can make you more than what you are Я могу сделать из тебя нечто большее, кем ты являешься на самом деле» Элиотт тихо закрыл входную дверь. — А как ты думаешь, — нога и обнаженная спина Демори соприкоснулась со стеной. — А как я могу думать? Сначала притягиваешь меня так близко, потом будто бы пинаешь на несколько метров, исчезая... Что мне делать... Ты, блять, убиваешь меня Элиотт, — Лука невольно стал подходить ближе, слегка жестикулируя, но быстро опомнился и невзначай спрятал руку в карман куртки. — Черт, ты нас видел, – горько констатировал факт Элиотт, повторяя движение за Лукой, пряча руки в карманы черных домашних штанов. «I'm so fuckin' sorry, I'm so fuckin' sorry Чёрт возьми, мне так жаль, мне так чертовски жаль. I've been playing somebody and it's helping nobody Я играл в игры с другой девушкой, и страдали мы оба. And her lipstick arithmetic didn't stick И её помада не оставила следов на моих губах. And now I'm sick, throwing fits А теперь я вне себя, закатываю истерики, And yeah, I've seen you in my head every fuckin' day since I left И да, я вижу тебя в своем сердце каждый, бл**ь, день, с тех пор, как я ушёл.»       Почему так сильно хочется со всей дури вмазать по этому божественному лицу. И одновременно так сильно хочется покрыть этот обнаженный торс поцелуями. Почему так сильно хочется дать ему поддых, чтобы он почувствовал хоть часть той душевной боли посредством физической. ....и вместе с этим дать ему себя, отдать ему все— душу, разум, тело. Желание вольно стать подневольным. « I can give you more than what you are Я могу дать что-то больше, чем ты можешь себе представить. Now I see you standing all alone И теперь ты стоишь тут в одиночестве.»       Хотя Лука уже, и давно отдал ему всё что имел — любовь, чувства, ощущения, настроение, ключ от дверей своей закрытой от посторонних глаз души. Все. Потому что захотел. И обжёгся. Но почему-то это стало для него великой благодатью. «Великое счастье и радость иметь сердце разбитое тобой... И только лишь Тобой». — Да, видел Элиотт, – Лука снова сглатывает ком обиды и боли, вставший поперёк в горле, и не уходящий какой день. — Видел, блять...я просто... Демори легко и медленно отстраняется от стены, не моргая смотря на Него. —Давай решим все раз и навсегда... — взгляд младшего опустился вниз. Делает шаг вперёд, прямо на Лаллемэнта. —Забудем друг друга как сон, — тупые слёзы проступили на глазах. Горячая ладонь ложится на тонкую шею мальчишки. Большой палец нежно гладит родинку возле ложбинки, чуть ниже кадыка. Длинные пальцы другой руки уже шествуют по щеке. — Лука... — Лаллемэнт его не слышит. — Будто бы нас никогда не... — мальчишку трясет, но теперь уже неясно от чего, то ли от волнения, то ли от все ещё глубоко засевшей обиды. — Никогда не... — всхлип. Этого ли хотел Лука? Действительно ли этого?       Голова по прежнему опущена как и руки. Лука выглядел совершенно разбитым. По-красивому разбитым, словно самая дорогая ваза из хрусталя.       Элиотт безумно хотел склеить все эти кусочки снова, собрать его мальчика воедино. Собрать и оставить себе примерно на вечность.       Демори медленно поднимает голову Лаллемэнта, заставляя посмотреть на него. «Какого черта я не сопротивляюсь?» – мысль билась кулаками о стены рассудка и желала прорваться наружу. — « Не позволю увидеть мои слёзы. Не хочу.»       Лука рывком поворачивает голову в сторону, но крепкие руки Элиотта были к этому готовы. — Никогда...не... было, не было...— это уже превратилось в мантру, пока Лука пытался вырваться из оков знакомых рук, слабо пытаясь отталкивать и бить Элиотта в грудь. «You're the best I've ever had Ты лучшее, что у меня было. You're the worst I've ever had Ты худшее, что у меня было. And that keeps missin' with my head И это сводит меня с ума»       Лицо Демори оставалось невозмутимым. Он лишь пытался крепко сжимать ёжика в объятиях, который с каждым словом, которое он умышленно ронял, укалывал Элиотта ещё больше. — Да скажи ты уже что-нибудь! Элиотт! Удары медленно переросли в поглаживания. Демори ждал. Лука выдохся, сдался, капитулировал. — Мы были. Ладони крепко держали лицо Лаллемэнта. Глаза в глаза. Томный взгляд сводящий с ума в одних. Разбитый хрусталь в других. — Мы есть, — горячее дыхание и поцелуй под нижнюю губу, туда где ещё одно излюбленное место Элиотта, и снова родинка. — Мы есть, — пальцы осторожно смахивают слезы.— И вечно будем, — невесомый поцелуй возле челюсти. — Я люблю тебя. Просто люблю. Ты перевернул во мне меня. — Демори нежно выдыхает каждое слово в разные части шеи его мальчишки. — Я не знаю, что творил. Иногда я сам не понимаю что со мной. — Ложь. — Я полюбил тебя. Я думал, что Люсиль — предел моей любви. Я думал , что сильнее я любить не умею. – Россыпь поцелуев от ключиц до подбородка и нежный шепот в губы, —я чертовски ошибся в себе. «Извини, Лука. Это в последний раз. Надеюсь не навсегда последний. Ты сильный малыш, ты справишься со всем». Глухой стон. — Я не вер... Черт, Элиотт... — глаза давно закрыты. Когда душа говорит нет, телу остаётся лишь действовать наперекор всему. — Придется.       Глаза Демори всегда такие. Невозможные. Взгляд тем более. Кажется, Лука уже отдался. Лаллемэнт снова ощущал удары. Уже другие и теперь отовсюду — от колотящегося с новой силой сердца, отдающего шум в уши, удары спиной, когда они резко налетели на дверной косяк, вместо того чтобы на долю милисекунды оторваться от губ друг друга. Через секунду — потолок Его комнаты казался бескрайним небом. Через две – постель казалась самым мягким и нежным облаком. Через три — шея горела и пылала от прикосновений к ней влажных губ чёртового Демори. Горело везде, куда он прикасался. Через четыре... — Луукаа, — мантра, имя. С Его губ это звучало словно сладкое проклятие. Словно Демори говорил что-то, и неприличное. — Лука, Луукаа, Луука, — Элиотт еле слышно шептал его имя, много и много раз. Сначала монотонно, затем нараспев, щёлкая пуговицей на узких джинсах мальчишки, ладонью поглаживая низ живота Луки. Через пять — рывком сорванные с бедер джинсы и разведенные в стороны ноги. Через шесть — наспех задернутое вверх худи, миллион поцелуев в грудь и язык невесомо кружащий вокруг сосков. Через семь — первый гортанный стон, вылетающий из сексуально приоткрытых пухлых губ. Руки Лаллемэнта тянутся вниз, нетерпеливо, наощупь дёргая завязку штанов Демори. Он ничего не видит перед собой, крепко зажмуривая глаза, отвечая на глубокие поцелуи. Через восемь— лёгкий удар по рукам. Элиотт избавился от лишней одежды. — Какой ты любопытный и непослушный мальчик, — от этих слов Лаллемэнту хотелось быть ещё более плохим. До одури плохим. Ему нечего было терять. Лука просто отпустил себя, но тут же открыл глаза, поняв, что Элиотт застыл. — Малыш, твоя рука... Черт возьми, что произошло? — Элиотт опустился ниже, смотря из под бровей, опаляя живот мальчишки теплым дыханием, беря руку парня в свою ладонь. — Это из-за.... меня? Черт, как он мог снова забыть перебинтовать руку.       Лаллемэнт только кивнул, поджимая губы, наблюдая, как Демори, смотря в его глаза, не моргая, кончиком языка провел по кровавым костяшкам, затем целуя. — Мне чертовски жаль, Лука. Зачем? – Демори провел указательным пальцем по ссадинам на выступающих косточках и небольшим гематомам на пальцах. Лаллемэнт судорожно выдохнул. — Мой малыш такой агрессивный...мой агрессивный ёжик, — Демори сморщил нос в шуточном оскале. — Только твой, черт возьми, – Лука кладет руку на макушку старшего. — Только мой, – пальцы проворно ласкали низ живота, — как бы помочь, – оттянули ткань трусов Лаллемэнта, – направить твою агрессию и гнев, — Демори касается уже твёрдого члена рукой и вытаскивает его из тесной ткани, – в правильное ...– влажный кончик языка блядски прошествовал по всему члену мальчишки от основания до головки, – русло... — Блять... Элиотт, – Лука что есть сил сжимает простынь в левой руке, правой, пострадавшей рукой, не отпуская руку Элиотта. Через сотню секунд — уже невозможно, уже слишком, уже за гранью. Хочется умереть и ожить, и так по кругу. Через миллион и одну – сердца давно подстроились под единый ритм, который задал Демори, который выбивал из реальности и выбивал глухие стоны его малыша. — Блять, блять....Элиотт.. вот... так... – Лаллемэнт сам не ожидал от себя такого, закусывая пухлую нижнюю губу. В какую шлюшку он превращается? — Вот так? — снова сильный толчок. Ещё, ещё, ещё и ещё сильнее. Элиотт наблюдает за приоткрытыми губами сквозь полуоткрытые глаза, затуманенные наслаждением, наклоняется над Лукой, проводя языком по губам, врываясь влажный рот парня, перехватывая, ловя и оставляя себе каждый стон и грязное слово, скрывающееся с губ мальчишки. — Д-дааа, блять... –простонал Лука, крепче обхватывая бедрами Элиотта. – Люблю тебя...фак... Демори расставляет пальцы ладони, переплетая их руки вместе и очень крепко. Лука шипит он лёгкой боли на руке, но сам не ослабляет хватку. — Ты мой, только мой. Ничей больше... Господи... Демори улыбается в поцелуй, не расцепляя замок из ладоней, проезжает ими по простыни, поднимая их руки вверх, над головой мальчика. Толчки стали ещё грубее и жёстче. Лука уже хрипел не в силах что-то произнести. Они лучшее, что было друг у друга. Они худшее, что было друг у друга.