Счастливое будущее

      Норман не любит кофе, но так сложилось, новый день начинался именно с этого напитка, и стопки бумаг на рабочем месте. Утро в офисе сопровождалось вечным неудовольствием его коллег, вставшим в такую рань ради того, чтобы просидеть тут весь день. Они трепались ещё около получаса, промывая косточки всем, заканчивая горкой проклятий в отношении их босса. Норман привык к такому утру, коллективу, боссу, засыпающему весь их отдел бумажной волокитой. Ежедневная рутина, но для него она скоро кончится. Мужчина прячет улыбку делая глоток горячего напитка. Он часто ловил на себе недовольные взгляды других работников, они ничего вслух не говорили, знают же — Нормана очень трудно задеть каким-то пустяковым замечанием, но смотрели глазами полными зависти. Эти люди никогда ни к чему не стремились, привыкли по жизни жаловаться на всех и вся, кроме себя любимых. Когда он получил предложение о повышении и переводе в другой город, то уловил общую атмосферу. Она была настолько сильно пропитана завистью, и обвинительными репликами, так и не сорвавшихся с языка — тебе просто повезло.       Нет, ему в жизни мало везло. Он жил в детском доме, у него не было каких-то общих представлений о значимости семьи в жизни ребёнка. Просто один из кучи мальчиков и девочек, у которых нет никого, кроме себя самих. Их бросили, они не нужны своим родителям. Часто ночью было слышно, как дети плакали, завернувшись в одеяло, заглушая подушкой рвущиеся крики полные отчаяния и боли. Никто не говорил о том, что всё прекрасно слышно. Норман рос в таких условиях, не помня себя до детского дома. От кого-то из старших слышал, его принесли сюда, когда ему и года не было. Естественно он не знает своих родителей. Из-за этого можно грустить меньше, чем те дети, которых привели сюда за ручку в сознательном возрасте. Для них всё это было ударом. Сегодня у тебя родительское тепло, а завтра холодный взгляд, подписанные бумаги, и несколько вещей, оставленных на прощание. Плач и мольбы никому не помогут. Тебя привели сюда, значит ты не нужен. И Норман жил думая так. Его пытались усыновить несколько раз. Умный и тихий ребёнок. Для многих родителей — мечта. Вот только он был слишком тихим. Кандидаты на роль его потенциальных родителей быстро отсеивались. Слишком закрытый в себе ребёнок тоже не нужен.       Няни говорили — Норман хороший и открытый, пожалуйста, подумайте ещё раз. И ведь думали, но для взрослых он был закрытым. Ему не хотелось попасть в семью, из которой тебя с лёгкостью выпнут, отправляя сюда назад. Да и с другими детьми не хотелось расставаться. Он к ним привык, да и они к нему. Можно сказать, что вот его семья. Особенно, тёплые, нет дружеские отношения сложились у него с двумя детьми, эти два человека стали ему самыми дорогими людьми в жизни. Эмма и Рей. Мальчик был тихим, вёл себя ещё более замкнуто, чем Норман перед желающими его усыновить, а девочка — представляла из себя не человека, а сосуд с бесконечной энергией, заражающей каждого улыбками. Не удивительно, что она находила со всеми быстро общий язык, она стала его первым другом, а затем, вдвоём вытащили Рея из вечной тишины. Так им было суждено стать неразлучной тройкой. Темноволосый ребёнок, в отличии от других, жил здесь не из-за отсутствия родителей. Его мамой была глава детского дома. Изабелла — добрая женщина, заменившая тут всем мать. Они жили в этом доме, но в отдельном крыле, куда никого не пускали, кроме членов своей семьи. Норман очень сильно удивился, узнав такую новость. У Рея есть семья, не только мама. Он видел несколько раз мужчину, который приносил его другу подарки и уходил. Мальчик сказал, что его отец редко бывает в городе, работа у него связана с вечными разъездами, вот и привозит всякое, чтобы сын не забывал о нём. Светлый мальчик лишь пожал плечами. Ну, у кого-то есть счастливая семья, а ему не надо взрослых, что выкинут его.       Норман получил по голове свёрнутым в трубку журналом. Рядом с ним стояла одна из работников фирмы. Мужчина потёр рукой место удара. Да, вспоминать прошлое, когда ты на работе, выпадая из общего режима, не есть хорошо. Но он ничего не мог с собой поделать. Его мысли ушли от рассуждений о том, что ему не всегда везло, к воспоминаниям о том, что ему не нужны были родители, он и без них прекрасно справлялся. Женщина, её звали Гильда, обратилась к нему.       — Хватит витать в облаках. Ещё только утро, а ты уже отлыниваешь.       — Прости, просто так вышло. Женщина поставила на полку несколько папок.       — О чём хоть думал? Редко увидишь тебя считающим ворон. Норман нервно улыбнулся.       — Да так, ничего серьёзного. Гильда имела удивительную способность, в детстве она была тихоней, но в подростковом возрасте изменилась, приобретя взгляд, способный просверлить в тебе дыру. Под ним, так и хочется раскрыть все самые постыдные секреты. Норман признал поражение. Ему нужно выговориться.       — О своей жизни. Гильда нахмурилась.       — И? Тебя что-то в ней не устраивает? — с некой угрозой произнесла она. Читай между строк, друг. Только попробуй сказать, что так и есть, закапают там, где твой труп никогда не найдут.       — Нет, всё в ней хорошо.       — Тогда в чём дело?       Размышляя о правильном ответе, способным передать все чувства внутри, Норман взглянул на фотографию, что стояла у той на столе. Он помнил, как смущался, когда стоял плечом к плечу с Эммой. Рыжеволосая и не заметила истинной причины его нервозного состояния, продолжая улыбаться ему. Сейчас воспоминания об этом вызывают смех над самим собой.       — Эмма, тогда так ничего не поняла, сама простота, — проговорила Гильда.       — Да, в ней всегда была эта черта. Да и сейчас осталась, — ответил Норман, а потом опустил взгляд, — Гильда…       — Да? Несколько секунд молчания.       — Нет, ничего. Пусть она и была его другом, но говорить на эту тему с ней не хотелось. Он знал, что может ей доверять, но старая подруга не поймёт его. Никто, кроме самой Эммы не может понять его, но признаться той, что он растерян и не уверен, будет равносильно колотой раной от ножа в сердце. Всё, что остаётся ему — это размышлять на эту тему, не зная, как поговорить с Эммой, донести до той свои переживания.       Гильда приступила к работе, все их дальнейшие разговоры были только по делу. Утро сменилось днём, а тот вечером. Ровно в шесть часов он вышел из здания. Ему нужно сходить в магазин, Эмма попросила купить продуктов к ужину, сама она не могла, задержится на своей работе. Наконец-то решила прислушаться к совету Анны, и уйти уже в отпуск. Не в её состоянии сейчас заниматься тяжелой работой. Норман помнил, как та, чуть ли не плача, умоляла Эмму оставить уже всё, зеленоглазая отвечала, что ничего страшного, она ещё может работать, но блондинка не сдавала своих позиций. Всё-таки, пришлось уступить, врача нельзя игнорировать, иначе может пострадать ребёнок. Норман никогда не видел Эмму такой бледной, в тот вечер, она была подавлена. Работа ей очень нравилась, но рисковать тем, кому осталось совсем чуть-чуть до прихода в этот мир — нельзя. Норман не сказал ни слова. Ребёнок, который должен скоро родиться пугал, вернее, дальнейшая жизнь с ним пугала.       В детстве, Норман, не хотел семью. Ему было всё равно, у него были важные люди, но время шло, он влюбился в Эмму, а спустя почти десять лет выдал в порыве признание, заставив подругу покраснеть. В ту секунду хотелось одного, уйти из мира, можно и не по-красивому, только поток всех вариантов, как ему умереть не только от стыда, были прерваны тихим ответом Эммы. Девушка, прошептала едва слышно, что тоже любит его. Примерно столько же, сколько и он. Рей, услышав эту историю долго смеялся. Этот засранец знал, но не спешил обрадовать друзей, что, хей, а ваши чувства оказываются взаимны. Они выслушали кучу интересного про себя, оказывается не замечали взглядов друг друга, ревновали, когда кто-то из них общался с другими людьми, у кого были намерения стать ближе. Краснея, словно спелые помидоры, слушали каждого из их компании. Они встречались несколько лет после конца универа, пока однажды, Норман не решился. Он сделал ей предложение, вставив свои пять копеек заметил Рей, и не нужно было, ведь они уже жили, словно семья. Не надо было столь сильно париться, но Норман хотел сделать всё по-особенному, вот и тянул столько времени. Через год, после свадьбы их семью ждало пополнение. Эмма с большой радостью приняла эту новость. Норман тоже сначала, а потом понял главное — он не знает, как быть хорошим отцом. У него не было семьи, в отличии от Эммы, которую в итоге удочерили, ему чужда родительская забота, которую ты передаешь на ребёнка. Нет, в детском доме он возился с детьми по-младше, но это будет его ребёнок. Родной. А как растить его он не знал. Спрашивал у Рея, что тот помнит о своём отце. Друг ответил — ничего практически. Его словно и не было. Вечные разъезды, редкие подарки, когда тот приезжал. Сложно сказать, что тот чувствует к нему. Норман поник. Это его частое состояние в последние дни. Разговаривать на эту тему с Эммой он не хотел, хотя понимал, нужно же. С его работой, он не сможет быть рядом, когда малышу будет нужен отец, но благодаря этой самой работе, обеспечит тому счастливое будущее, где его будет слишком мало.       Дома он приготовил с Эммой ужин. Они ели и говорили, о работе, коллегах и забавных случаях. Его жена улыбалась, после новой порции пищи, приговаривая, чтобы малыш тоже вкусно поел. Норман улыбался, но не так как обычно, с частичкой грусти в глазах. Эмма, заметив, отвела взгляд. Пусть они не говорили об этом, но она понимала всю ситуацию. Только он не рассказал главного, того, что грызёт его.       — Эмма, меня переведут через месяц. Навсегда, — глубокий вздох и выдох, — знаю, что ты мне скажешь, но послушай, я… Прикосновение тёплой руки к щеке остановило его. Эмма улыбнулась ему. Как и всегда. Видя её такой, слова, которые он хотел держать в себе столько долго, сколько можно сорвались с языка:       — Я не знаю, смогу ли быть отцом. Прости, что говорю тебе об этом только сейчас… Эмма внимательно смотрела на него.       — Ты же знаешь, у меня нет опыта быть частью семьи, где есть ребёнок, меня ведь так и не усыновили, поскольку я не хотел этого, а теперь… Теперь с этим переводом, я буду очень редко видеться с вами, я не смогу дать ребёнку нужного воспитания, или любви, как в своё время не смог отец Рея…       — Нет, ты не будешь редко видеться с нами. Мы поедем с тобой.       — Что?       — Ты как всегда, решил всё без меня. А моего мнения выслушать не хочешь? Норман взглянул на лицо Эммы. Там была радостная улыбка.       — Я не ушла в декрет, вместо этого уволилась.       — Подожди, что? Тебе ведь так нравилась эта работа, как ты могла взять и всё бросить? Она положила вторую ладонь на другую щёку, а лбом прижалась к его.       — Какой же ты глупый, — прошептала она, — неужели думал, что я позволю тебе остаться там одному? Мужчина смотрел в эти добрые зелёные глаза, теряя все свои слова.       — Это была твоя мечта…       — Была, но видя, как тебе плохо, да-да, это было заметно, я решилась на такой шаг. Ты столько времени боялся поговорить со мной, забыл, что я не неженка, которую нужно оберегать от лишних слов? Ты мог бы со мной давно поговорить об этом, глупенький.       Поцелуй был лёгким, словно прикосновение пушинки, но таким искренним и призывающим выкинуть всю дурь из своей головы. Норман обнял её. Со своим самокопанием он забыл, Эмма действительно не кисельная барышня, с ней не нужно быть осторожным. Она привыкла к искренности и прямым, как рельсы ответам. Где-то глубоко внутри, он всё ещё не верил, что подруга детства теперь его жена, боялся всё потерять. Слишком долго он любил её не решаясь признаться, ловил мысли, что всё это сладкий сон, который скоро закончится, но это был не сон. Эмма рядом, теперь уже навсегда, а скоро не только она будет ждать дома его возвращения.       Такое будущее он готов принять. Потому, что вместе они со всем справятся.