...
25 февраля 2019 г. в 07:19
— Квентин? Хей. Кью.
Квентин отнимает ладони от своего лица, но в остальном не двигается, свернувшись калачиком на кровати. Джулия смотрит на него, беспокойно поджав губы.
— Привет, Джулс.
Она садится рядом и кладет руку на его волосы.
— Хочешь поговорить об этом?
— Не особенно. Ты?
Она качает головой и молчит какое-то время. Он фокусируется на пальцах, перебирающих его пряди, биении своего сердца, случайном листке, планирующем за окном. Он старается, но мысли все равно возвращаются к Элиоту. Ну же, он должен делать что-то, искать какой-то способ вернуть его назад, но он настолько измотан. Один час — время, которое он выделил себе на дефрагментацию очередной глупости, одолевающей его голову, и попытки ужиться с ней.
— Как думаешь, мы прокляты?
— Я считала так какое-то время. Только: мы есть друг у друга, несмотря на все дерьмо, что с нами происходит. Это противоречит самому понятию проклятия.
Она вздыхает, прикрывая глаза. Она такая сильная, сильнее, чем он был когда бы то ни было. Он откидывает голову на её колени и пытается перестать разбирать в деталях собственную неполноценность — на это просто нет времени.
— Что Элиот имел ввиду, когда говорил тебе те вещи?
Секунду он думает не отвечать. Если он расскажет ей, он признает, что в нем все еще живет надежда на то, что Элиот выбрал слова намеренно. Ошибись он, и это уничтожит его сердце окончательно. Но это ведь Джулия, они преодолели вместе слишком многое.
— Ты не обязан говорить мне, — мягко успокаивает она, слегка качая головой.
— Нет, я просто... Я расскажу. Это... ох, — он прочищает горло, пытаясь совладать с собственным надтреснутым голосом. — Ты знаешь, что мы прожили жизнь в Филлори.
— Альтернативные вы, — уточняет она.
— И да, и... нет? Это и правда были альтернативные версии, но у нас остались воспоминания.
Её рука застывает, и он чувствует пристальный взгляд в районе своего лица.
— Господи, Кью, почему ты не сказал ничего?
— Как-то не нашлось времени для подобного разговора, — он сдавленно хмыкает. — И это, знаешь... Больно. Вообще то я просто не хотел об этом думать. Понимаешь... да, ты в курсе, что мы были там целую жизнь, но мы прожили ее, Джулия. Вместе. У нас была семья, правнуки. Персики и сливы.
— Ты полюбил его, — говорит она тихо, и он кивает, ощущая, как дрожат губы.
— Когда к нам вернулись воспоминания, я подумал, что мы могли бы это повторить. Я думал мы могли... Он делает глубокий вдох. — Я спросил его: "У кого еще есть подобное доказательство концепции?", но Элиот решил, что то были не мы.
Джулия ненадолго затихает.
— Кажется, это не совсем то, что он хотел сказать.
У Квентина вырывается нервный смешок, зрение мутное от наворачивающихся слез. Слишком много эмоций, и главная — отчаяние.
— Мы спасем его. Я обещаю тебе, мы его вытащим.
Он зажмуривается и позволяет себе поверить её словам, избавиться от малейшего намека на сомнение в собственном разуме.
— И когда мы это сделаем, я куплю вам, ребята, самую большую корзину персиков и слив, какую только смогу найти.
Он смеется и вытирает мокрые дорожки со своих щек, чувствуя себя теперь немного лучше, чем в момент, когда пришел в эту комнату.
— Ловлю тебя на слове, — говорит он, заставляя себя подняться. Она немедленно прижимает его к себе в объятиях. Её глаза светятся, когда она отстраняется.
— Непременно.