Осенние повести или Восьмой грех

13.11.1937 г. Ленинград       У Мстислава Ивановича была одна очень странная особенность, вернее привычка – кто не совершал бы какое-нибудь доброе дело, Будешкин называл того «благодетелем».       О, этот старуху перевел через скользкую улочку, но при этом, когда шел назад – поскользнулся и упал. Бедняга сломал правую руку. Да какой же он бедняга! Он – «благодетель». Или вчера вот был один смешной случай – возле храма - того, что в Исаакиевском сквере. Стайка цыганят, словно воробушки, клюющие пшено, выпрашивала мелочь - стояла пожилая женщина. Ну, прям, пожилая. Одним словом, как подметил Мстислав Иванович – старуха. И стоило ей кинуть копеечный пятак в ржавую консервную банку худощавой девчонки, испачканной сажей, как вдруг, другой цыганенок выкрал кошель из её красно-розовой сумочки. И вот стайка «воробушков» скрылась в толпе зевак и прохожих. Они уже на полпути до комиссионки обдумывали, на что потратить пенсию старухи – на охлажденный рожок пломбира или на колечко ливерной колбасы. А старуха, как ни в чем не бывало, не заметив пропажи, продолжает гулять по скверу. Но, придя домой, как представляет Будешкин, она узнает, конечно же, узнает, что кошель покинул её. А самое интересное в этой истории – это то, что она пополнит список «благодетелей», что населяют этот серый и грязный город.       Так что же это я начал с привычки героя? – спросите Вы…       Беда-то в том, что среди всех хирургов и врачей, что знавал я лично, данная особенность была присуща только Мстиславу Ивановичу. Поверь мне, читатель, за век повидал я разного, но такой экземпляр – мне встретился впервые. И снова я забегаю вперед.       Как и было сказано выше – Мстислав Иванович работал хирургом. Принимал пациентов Будешкин в небольшой комнатке на первом этаже, что ранее служила каморкой, дома, где он проживал. А проживал хирург на третьем этаже серого тусклого строения, не отличающегося ничем примечательным от других серых и тусклых домов былого Петрограда. На таком же непримечательном, как и все другие непримечательные, переулке Столярном, который только и знаменит, тем, что там кто-то когда-то проживал. Но как Вы уже понимаете - все это не интересно Мстиславу Ивановичу. Единственное, что он знал точно – что этот кто-то, кто проживал, был еще тем путешественником. Остальное – лишние знания, скучные и не привлекающие хирурга. Лишь более полвека назад, Столярный переулок прославился своим домом номер шесть, вернее – тем, кто проживал в нем. Но это совсем другая история…       Хирург проживал по-соседству с «будущей знаменитостью» - в доме номер восемь. Делил жилплощадь мужчина со старухой Клавдией Авдеевна Хрыщ. Совсем недавно - месяц назад – отпраздновала она свой седьмой десяток. Отмечала юбилей дома вместе с Будешкиным, детей Клавдия Авдеевна не имела, а муж погиб во время первой Мировой, неведома где. Друзей у нее также не было, вернее – ранее были, но уже навестить не смогут.       Неделю назад старуха получила телеграмму из Москвы. В гости ее ждет сестра Александра Авдеевна.       - Шурочка написала мне, родненькая моя. Не забыла про меня, - ласково отзывалась о сестре соседка Мстислава Ивановича. Через день от пожилой и след простыл. Хирург говорил всем, что купил билет на вокзале, помог собрать вещи шаберке и проводил ее.       - Вот пройдут каникулы зимние, и вернется она, - рассказывал он. – Скучаю я по ней…       На часах почти пять утра, а Мстислав Иванович все еще не вставал с кровати. Да и куда ему торопиться? Сегодня суббота – у хирурга выходной день, сегодня он не принимает.       На улице вовсю бушевал молочный туман, скрывающий соседние дома, да и окутавший сам переулок. Тишина. Лишь где-то можно услышать первые выкрики вагоновожатых. Вдруг, резко раздался гул и крик из соседней квартиры, погубивший сон хирурга, заставивший его подняться с теплой постели и открыть ставни окна. Это опять Дмитрий Пуговка кричит на свою гулящую жену – та снова привела любовника.       - «Вот бестия!», - подумал Будешкин. – «Мало того, что ломают свою жизнь, так еще – не дают спать трудящимся в их законный выходной!»       Что есть мочи дунул в свисток милиционер, проходящий мимо. Вот он уже забежал в квартиру, не переставая свистеть и подымать на уши не только дом, но и весь квартал, он пытался отогнать мужа от гулящей жены и ее компаньона.       - «Ишь, еще один «благодетель» не может унять алкоголика и его супругу. Нет! Паразит, разбудил весь квартал!» - мог бы бесконечно долго ругаться доктор, если бы не дурманящий нос запах яичницы. Кто-то готовит завтрак.       В животе Будешкина заурчало:       - «Пора и мне поесть», - подумал он.       Закрыв окно, мужчина, не заправляя кровать, накинул малахитового цвета халат и направился на кухню.       - Опять этот запах плесени и гнили! – уже вслух произнес он, ища на полочке корзинку с пирожками.– Скоро седьмой час, - проговорил, прожевывая лакомство.       Съев еще два пирожка, Мстислав Иванович запил все охлаждающим нарзаном. Достал облезлый кожаный портфель, надел отцовские очки и принялся просматривать истории больных.       Перелистывая жирными пальцами листок за листком, он что-то шептал себе под нос.       - У бедняги рак кожи. Весь пятнами и язвами покрылся. Надо бы прописать ртутную мазь, - облизнул графит карандаша, и, пыхтя, прописал пациенту рецепт. Время шло быстро. Близился час обеда, а Будешкин все продолжал и продолжал заниматься своими делами. Кукушка прокуковала полдень. Замочная скважина заскрипела, и в квартиру вошла молодая девушка лет двадцати.       Ой, дорогой читатель, я же забыл тебе рассказать о семье Будешкина и о нем самом в целом. Пятьдесят один год живет на белом свете наш хирург. В разводе с женой, имеет одну дочь – Полину. Полина Вишнева уже успела выйти замуж, за Сергея Вишнева – местного милиционера. Общается она как с матерью, так и с отцом, периодически старается навещать его либо после работы, либо в выходные дни, как сегодня.       Одета она была в бледно-малиновое пальто, скрывающее вельветовый сарафан, в одной руке сумочка, в другой корзинка с ватрушками и любимыми пирожками отца, начиненными квашеной капустой. Вошла Полина беззвучно, боясь отвлечь от работы родителя. Ведь она знала, что в субботу он, как всегда, после завтрака садиться за бумаги.       - С субботой тебя, папочка, - с улыбкой зашла на кухню дочь и поставила аккуратно на комод корзину с выпечкой.       - Ах, ты уже пришла? Так рано? – мужчина приподнял голову, посмотрел на часы, в руке у него были деревянные счеты. – Ой, а уже двенадцатый час? Ох, эта работа съедает все мое время! - откинул он счеты в сторону и сложил бумаги в портфель.       - Клавдия Авдеевна еще не вернулась? – спросила дочь, посматривая на дверь соседней комнаты.       - Нет, я же четко вам всем сказал, что она уехала к сестре! Приедет после зимних праздников, - бормотал он, просматривая корзинку дочери, жадно ища ватрушку. – Да и вообще, может она там навсегда останется! Не нам решать её судьбу!       - Ты прав, - спокойно проговорила Полина и стала обуваться.       - Уже уходишь? Так рано ведь еще? Ты только пришла, – спросил Мстислав Иванович, отложив ватрушку в сторону.       - Не могу остаться, прости. Меня с Сергеем пригласил его сослуживец в театр на спектакль, - и уже выходя в коридор, принюхавшись, сказала. – Опять этот запах плесени и гнили! Наверно, у тебя трубы протекают за стенами? В понедельник пришлю к тебе слесаря, пусть проверит весь водосток.       - Не надо мне никаких ваших слесарей и тому подобных! – прокричал сердито Будешкин. – Я и сам могу все починить. А тебя, вроде бы, ждут? – указал он откусанной ватрушкой на дверь.       - Да, ты прав, – меня ждут, - печально ответила дочка и вышла на лестничную площадку.       Мстислав Иванович проводил ее взглядом до нижнего пролета лестницы. Захлопнул дверь и направился на кухню. Но стоило ему войти, как он заприметил - в корзинке с выпечкой кто-то ползает и ест его пирожки. Сняв правый тапочек, он подошел поближе.       - «Наверное, это - тараканы? Да, тараканы! После старухи их много! «Благодетельница» постоянно подкармливала всякую живность. Может, и эти на крошки сбежались?»       Но стоило ему поднять платок, как он увидел, кто жадно пожирает пирожок. Огромная крыса запихивалась сладкой выпечкой.       - Ах, ты, тварь такая! – вскрикнул хирург, замахнулся и ударил по корзинке. Но он только раздавил весь подарок Полины, крыса успела убежать и скрыться в норе за комодом.       Мстислав Иванович расстроился не тому, что не убил мерзкое создание, а тому, что испортил «ценный продукт».       - «Расстрелять», - пробежала первая мысль в сытой голове печального хирурга – «Ах, опять этот мерзкий запах. Нужно будет заказать парфюм у Анны Николаевны».       Запрятав корзинку подальше от нежелательных жильцов, Будешкин продолжил изучать дела больных.       На часах пробило восемнадцать. Запах гнили стал густым, как и туман, проглатывающий Ленинград целиком, его смрад жадно окутывал квартиру хирурга.       У Будешкина затекла шея, он отложил очки, снова убрал бумаги. Время пить чай. Хирург поднялся с кресла, налил в чайник ржавой воды из-под крана и зажег конфорку.       Достал корзинку дочери, пытался отыскать хоть какое-нибудь целое лакомство. О, вот он нащупал ватрушку, как вдруг, что-то холодное опустилось ему на плечо:       - Привет, соседушка, - еле проговорил некто, нарушая тишину.       Будешкин боялся оглянуться. Нечто внутри его говорило: «НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! НЕ МОЖЕТ!».       - Клавдия Авдеевна? – дрожащим голосом просипел он, потея от испуга.       - Я, милок. Я…       Мстислав Иванович откинулся в сторону и отгородился кухонным столом:       - Не может быть? – сам себе он задавал вопрос. И правильно делал. Перед хирургом действительно стояла Клавдия Авдеевна, но не живая. Старуха была бледная, столь бледная, что дома и туман Ленинграда покажутся радугой по сравнению с ней. Лицо, да какое лицо! Все тело покрывали трупные язвы и обвисшая кожа, платье-халат обвисли паутиной. Руки были скрючены, как и пальцы. Голова лысая, с редеющими островками седых волос. Глаза давно покинули свои орбиты, и болтались, практически задевая щеки. По всему телу Клавдии Олеговны ползали тараканы и серые крысы.       - Милок, ты чего такой бледный, словно мертвеца увидел? – улыбнулась старуха всего тремя желтыми зубами. – Подойди, я поблагодарю тебя за поездку к сестренке моей, к моей Шурочке, - потянула скрючившиеся руки к хирургу.       - «Я устал! Я долго занимался историями больных! Нет, это не от усталости, это все от смрада!» - думал трясущийся от страха хирург. – «Нет! Нет! Это все от пирожков! Да, от них!»       - Я-то скучала по тебе, милок, - прохрипела мертвая – Понимаешь ли? Там хоть и весело, - указала она кривым пальцем в потолок - но без тебя скучно, привыкла я к тебе. Ты мне как сын стал, Слава, - снова улыбнулась она.       - Нет! Нет! Этого не может быть! Вас нет! Я это точно знаю! Это все мне снится! Ха, от усталости! – старался Будешкин взять себя в руки.       - Нет, милок, не снится. Ты-то меня перебил, нельзя старшим рот закрывать, - прошипела старуха, кроша недоеденную ватрушку крысам, что скребутся под халатом. - Я-то умаляю ИХ там… да, там! – указывала она вверх. – Они мне сказали, что можно – можно тебе ко мне, - задребезжал чайник на конфорке. – О, время пить чай, - прошипела она и направилась к печке. – Правильно, что ты чайник поставил. Негоже на голодный желудок в дорогу отправляться.       У Мстислава Ивановича побледнело в глазах, он старался не упасть в обморок. Как вдруг - он заметил, что стол был весь заставлен всевозможными яствами: сдобной выпечкой, свежими салатами. Посредине манила ароматом картошка, варенная в мундире, с маслицем и с укропом, рядышком жареный гусь в паприке, порезанная ломтиками золотая сельдь и алая горбуша, а недалеко в хрустальной граненой бутылке красуется рябиновая настойка, рядом примостились две рюмки, словно малые дети близ матери.       - «Ну, и воображение у меня», - подумал хирург и заприметил в углу пыльную кочергу.       - Садись, сынок. Подобает – последний раз …, - не успела старуха договорить, как получила кочергой по голове. Голова и оторвалась. Полетела на закуски, те и обратились тараканами да другой нежелательной живностью квартиры.       Мстислав Иванович кинулся бежать в коридор, оттуда - на лестничную клетку. Там он кубарем пролетел все три пролета и с ушибленной ногой кинулся в туманный переулок.       - Куда же ты, благодетель мой?! Куда же? Благодетель? – кричала оторванная голова вслед.       Стоило хирургу оказаться в тумане, как он наскочил на милиционера. Мужчина в форме пытался привести доктора в чувства, но у него ничего не получилось. Хирург ударил его в бок, что-то прокричал про старуху и про мертвецов и кинулся вперед, и тут же сгинул под разрывающими завесу тумана фарами автомобиля.       Как сообщил прибывший по срочному вызову фельдшер – Будешкин скончался быстро, колесо сдавило ему грудь, и он уснул навечно.       В этот же день в квартире на третьем этаже зафиксировали погром, разбитую посуду, разломанный пополам стол и не только это. Главным открытием стало тело старухи, замурованное в стене за буфетом её собственной комнаты. Убил ее Мстислав Иванович, точно нанеся удар по темечку той самой кочергой.       В кармане халата старухи участковый обнаружил записку, написанную зализанным графитом простого карандаша с одним лишь словом: «Благодетель».