Английский чай

Артуру ужасно не хотелось заговаривать с ней первым. Но с другой стороны, столь же сильно хотелось узнать - чьи чемоданы стоят в их гостиной? Неужели она решила уехать?.. Именно эта светлая, почти радостная, мысль пришла в его рыжую голову. - А чьи это чемоданы внизу? - он старался, чтобы голос звучал как можно спокойнее, но он нет, нет, да и выдал нотку радости. Бет это безошибочно уловила, и сказала с плохо... да что там с плохо, - с нескрываемым триумфом: - Мы переезжаем! - Кто это «мы»? - Артур и так знал болезненный ответ, но боялся, произнеси предположение вслух. - Мы - это я и Джонсон. Её ответ был спокоен - конечно, зачем же ей бороться, если и так все решено? - Что за глупости?! - Артур почти закричал, и всё наигранное терпение куда-то разом испарилось. Она обернулась и посмотрела на него в упор. - Да, нам надоело, что ты держишь его за няньку. - Нам?! Нам! Пожалуй, тебе! - Хорошо. - легко согласилась Бет, пожав изящными плечами - МНЕ надоело. И я отгорожу Джонсона от твоих штучек! - она ожидала новую вспышку гнева, готовя ответ к новому выпаду. Но он ничего не ответил, он лишь рассмеялся... - Ты боишься, что я значу для него больше чем ты. - Что? - щёки предательски запылали, даже уши горели, настолько сейчас Артур оказался прав. Она отпрянула от него, словно он коснулся болящей раны. Её белые кудри в последний раз встрепенулись от её движения, мол - это слишком! - секунда, и она уже ушла прочь, просто выбежав на улицу, и даже не заметив, что новый плащ, от Карен Миллер, разорван... Когда Джонсон переступил порог квартиры, напряжение, буквально висевшее утром, рассеялось, как завеса дыма... но страх Артура остался. Он сидел прямо на полу в гостиной, около чемоданов, будто охраняя их - чтобы его друг не уехал, не попрощавшись с ним. “Возможно тогда,” - размышлял Артур - “я схвачусь за ручку его потрёпанного чемодана, и не отдам этот чемодан ему. А если он вырвет его, я упаду на колени, и вцеплюсь в штанину его серых брюк. И буду его держать, пока он не пообещает навещать меня по выходным, звонить каждый день!” Да, Артур был эмоционален, и склонен к театральности…. если Вы ещё не поняли. Джонсон вошёл в комнату и сходу чуть не налетел на друга. Артуру всегда казалось, что с приходом Джонсона сразу становилось светлее и теплее, но сейчас стало очень жарко. - Привет! А что ты тут делаешь... на полу? После этого, Артуру захотелось наброситься на него с кулаками и слезами. И всё время задавать только один вопрос: “И когда же ты собирался сказать, что переезжаешь? - или ты хотел прислать мне после открытку-сюрприз?!” Но он даже не шелохнулся, и эти невысказанные слова застряли у него в горле. Судорожно сглотнув пару раз, он наконец ответил: - Да, вот смотрю... - приглашающим жестом, он указал на место рядом. Там, где у ног почему-то стояла бутылка вина и два бокала. Джонсон прошёл и сел, коснувшись плечом плеча своего друга. Артуру показалось, что него закружилась голова. С появлением Бет в их жизни, а потом и в их квартире, они уже не сидели так близко, они вообще не находились наедине. От Джонсона пахло улицей, чем-то свежим, даже морозным. Несколько минут Артур только вдыхал этот аромат, прежде чем что-либо сказать. Наконец безмолвно он протянул ему альбом, который был полон фотографий сделанных ими. Вот эти - с первой камеры Артура. Когда он её купил, он снимал всё подряд: деревья, забор, соседскую собаку... почему-то последней это тогда не очень понравилось, и Джонсону пришлось везти друга в травмпункт. А вот День Рождения Джонсона - на нём огромный нелепый колпак, а в другой руке бутылка шампанского, и он ещё не знает, что фотограф не успеет запечатлеть, как шампанское взорвется, потому, что Артур его до этого пару раз уронил... Фотографий в альбоме было много, и за каждой из них была история. Они рассматривали их, и смеялись, вспоминая всё это... и Артур наконец решился. - Почему ты мне не сказал, что переезжаешь? - Ты бы переживал... “Бог мой! Я бы переживал! Да я всегда переживаю, когда тебя хоть секунду нет рядом со мной...” - думал Артур, но вслух сказал: - Да, я буду переживать. Зачем тебе вообще уезжать? - Потому, что... - он задумался, а после посмотрел прямо в глаза Артуру - мне тоже нужно, чтобы обо мне заботились. - он уже собирался подняться, когда Артур взял его за руку. - Я буду о тебе заботиться! Я смогу. Я буду готовить, стирать, пылесосить, возить тебя на работу! Джонсон улыбнулся, как-то грустно, но все-таки, улыбнулся. Артур поцеловал его руку, за которую удержал его, потом в щёку, потом в другую. И неизвестно чем закончились бы эти поцелуи, если бы Джонсон мягко не остановил его. Артур понял, что всё это напрасно, и тогда, как капризный ребёнок, он надул губы, чтобы его не выдали слёзы в голосе, и кивнул - Хорошо, делай, как ты хочешь, но... сегодня, ночью ты спишь в моей комнате! Джонсон снова улыбнулся ему, и... что-то изменилось. - Хорошо Артур, хорошо. Артур уже лежал в постели, когда Джонсон только переодевался. Наверное тысячу раз Артур видел его полуобнажённым, но никогда это не казалось ему настолько удивительным и прекрасным... - Не надевай рубашку... жарко. - крикнул ему Артур, и Джонсон послушался. Наконец он устроился рядом с Артуром. Они пожелали друг другу спокойной ночи, и через минуту Джонсон уже спал. Какое-то время Артур прислушивался к его дыханию, и когда тот крепко уснул, он бережно взял его за руку... Артур проснулся неожиданно рано для себя, и обрадовался этому. Они сдержали своё обещание - хотя бы в последний день быть вместе. Джонсон спал рядом. Артур чувствовал его дыхание, его тепло. Артуру очень хотелось обнять его, но он боялся его разбудить, и поэтому просто лежал рядом, и смотрел на друга. Дверь спальни неожиданно распахнулась, на пороге возникла Бет. Её улыбка медленно исчезала, она огромными глазами смотрела на комнату, на постель, на всю раскрывающуюся перед ней картину. И конечно, всё поняла по-своему. Она ничего не говорила, но эмоции Бет в виде восклицательных знаков, которые видел вокруг неё Артур, так и витали в воздухе. Она повернулась и вышла, на ходу забрав так вовремя приготовленные чемоданы. Артур услышал, как входная дверь хлопнула, и.... улыбнулся. Пора идти готовить чай!