Оборвалось

Эта женщина совсем не похожа на Патрисию: она держится за неё, как за спасательный круг, и сбивчиво рассказывает ей: – Они оба обладают суперсилой! Я в них не сомневалась. Я... – запинается, смотрит ей в глаза, вкрадчиво просит: – Не позволяй им даже думать, что я сомневалась. Это... Патрисия не успевает договорить. На свет рвётся другая личность, и Кейси понимает, по глазам видит – наконец-то Кевин. Ему больно. Голос дрожит, в словах сквозит отчаяние, но он не выглядит напуганным. Даже наоборот. – Им очень страшно. Но я им сказал, что теперь весь свет мой, – дышать получается с трудом, что у Кевина, что у Кейси. Он смотрит на неё с надеждой. Он порвался на свет ради неё одной, – Ты правда мой друг? – Кук сдерживает слезы, застрявший в горле ком не позволяет говорить, и она просто кивает ему, всю искренность в этот жест вкладывая, – Тогда я буду держать свет. До самого конца, – говорить становится все сложнее, дышать слишком больно, но он продолжает. Прощается, и в этой фразе столько признательности: – Не так уж и плохо быть на свету. Последний прерывистый вдох, последний удар сердца. Кевина Крамба больше нет. – Кевин... – все, что может сказать Кейси, прежде чем глаза окончательно застилает пелена слез. Она прижимается губами к его теплом лбу. "Трупы не могут быть тёплыми", – надеется девушка. "Могут" – не оставляет ей и шанса внутренний голос. Кевин больше не дышит, и вместе с ним не может дышать и Кейси. Ей так чертовски больно. Так чертовски жаль. Она любила его. Любила их всех. Ей уже все равно, что она сидит на асфальте в пропитанных кровью джинсах, все равно, что этот человек у неё в руках больше никогда не сможет открыть глаза – она не даёт забрать его, вцепилась мёртвой хваткой и не отпускает. Солдаты силой отдергивают её от трупа, и Кейси чувствует: Оборвалось.