Налегать на алкоголь — не самая лучшая идея. Особенно, когда вы грустны. Особенно, когда вы собираетесь делать это с друзьями, среди которых есть человек, кой вам небезразличен. Особенно, когда вы — парень, и этот человек тоже.
И этот человек принёс потрясающее яблочное вино. Такое потрясающее, что если бы люди были бутылками с алкоголем, то получилось бы так, что Юлий Онешко принёс себя самого в бутылке. Руслану почему-то вспомнилось, что в бутылках раньше оставляли послания и пускали по морю со старых кораблей. Если бы Руслан был такой бутылкой, то в ней было бы послание, затопленное в сиропе сорокаградусного «Минту»
¹. Но это послание никому бы не было дано прочесть. Ведь чтобы прочесть его, бутылку понадобилось бы разбить.
Руслан очень надеялся, что эту кубическую бутылку из толстого прозрачного стекла никто не разобьёт. Ведь в послании лишь терпкие слова любви, отчаяния, метаний и бесконечной спиртовой боли. И это послание было бы гораздо крепче польской «Spirytus»
².
Юлик всегда был слабой крепости. Он был лёгок на подъём. Для него вся жизнь — один сплошной эксперимент, который никогда не воспринимается всерьёз. И всегда был сладковатым, всегда с кислинкой недоступности, непостижимости. Его выбор в яблочном вине так сильно подходил ему самому, что даже цвет его волос органично вписывался в палитру, смешавшуюся в блистающем стекле. И даже сам Онешко, будто светился радостью от встречи, сиял огоньками карих глаз, а его пьяный румянец, словно на яблоках сорта мантет, хоть и выражался матовым налётом, но словно блестел изнутри
³. От него никогда не разило тоской, ночными рыданиями и тяжёлыми паническими атаками. От него не несло безответными чувствами и навязчивыми переживаниями.
И это пьянило, заставляло наполниться завистью. Знаете, бывает, смотришь на человека — и хочется стать им. Перенять характер, подход к вещам, жизненную философию. И Руслан в данную минуту очень хотел засиять изнутри, очень хотел стать кисло-сладким, безумно желал быть им, чтобы всегда быть с ним. Настолько сильно хотел близости и единения. Руки тряслись, пальцы неуверенно стиснули простенький хайбол, который вот-вот жалобно треснет под натиском. И последний глоток пнул в глотку, заставляя сморщиться
⁴.
К чёрту таких людей, которые словно сотканы небесами, давайте лучше поговорим о глотках. Первые глотки самые обнадёживающие, самые невинные, как поступь едва начавшего ходить малыша. Именно так Тушенцов только и мог шаркать рядом с Онешко в своих разговорах, всегда боязливо огибал опасные повороты, всегда страховал себя невидимыми вожжами, туго намотанными на колышко, прибитое к земле. В такие моменты он был похож на цепную собаку: мог только метаться из стороны в сторону в своих решениях, подаваться вперёд и обессиленно падать на лапы, пытаясь не гавкать на свои оковы, ведь их не выбирают. Честно говоря, не только в этом Руслан был подобен псу: он мог верно ждать следующей встречи, в начале которой словно вот-вот залает от счастья и начнёт вылизывать ладони, а к концу заскулит от того, что разлука забирает Онешко снова. Он мог бегать за своим хвостом загонов и терзать его зубами. Мог рычать на стены своей квартиры и опрокидывать вещи. Просто так, сублимируя своё отчаяние. Надеясь, что сейчас кто-нибудь откроет дверь квартиры, в которой его оставили одного, и позаботится о нём, ласково начёсывая непослушную шерсть. И когда Руслан делал первые глотки, он рассчитывал на самообладание, точнее на то, что алкоголь не даст ему упасть в омут своих сетований на судьбу. Но когда его ожидания не оправдались, он просто решил, что доза маловата, и начал щедро лакать из миски влагу блаженного забвения. И чем ближе он языком доходил до дна своей нормы, тем становилось горячее, крепче и тяжелее пить. Но остановиться было уже сложно, жажда лишь криво ухмылялась. И вовсе не та, когда хлебнёшь воды — и всё станет хорошо.
Он даже не заметил, как в комнате успели выключить свет. Ребята что-то кричали на кухне, кажется, под басы из чьей-то колонки. Односложный биток эхом впитывался стенами и просачивался в тишину, нарушая её. Руслан уже не мог разобрать, что за трек, был пьян до такого состояния, что и Бетховена спутал бы с Ольгой Бузовой. И в другой обстановке он бы даже над этим посмеялся, но не сейчас.
— Ты чего один сидишь? — Юлик, как всегда, не углубляется в вопросах, поверхностно смотрит, лишь заглядывая из-за косяка нараспашку открытой двери в спальню съёмной квартиры. Даже, похоже, не собирается зайти.
Руслан находит силы лишь на пьяный усталый выдох и тяжело поднимает голову.
— Да так, поплохело, — с трудом выдавливает он. И даже неясно с какой интонацией: то ли прося какой-то помощи, то ли просто надеясь, что тот быстренько оставит шлейф своего беспокойства в воздухе и свалит танцевать на тесной кухне с другими ребятами.
И на секунду ему даже показалось, что Онешко снова пропал. Он успел с облегчением выдохнуть и тут же осознал, что Юлик просто решил закрыть дверь. Но закрыл он её с внутренней стороны и внимательно посмотрел на Тушенцова. Ну как, внимательно… скорее рассеянно и лишь по-дружески тревожно.
В груди заколотилась сдерживаемая паника. А может быть, это было и сердце. Уверяя себя, что от сердца у него давно ничего не осталось после шуток про умершего отца, Руслан сглотнул, наливая себе ещё. И если в прошлые разы он наливал себе спиртного на дно на уровне двух пальцев, то сейчас — чуть ли не половину хайбола. Лучше ему завтра будет хуёво утром, чем прямо сейчас. Пока он доливал в высокий стакан уже потеплевшую колу из мокрой от конденсата бутылки, Юлик бесцеремонно, но неторопливо доковылял до салатового жёсткого дивана, вяло подбирая упавшую чёлку пятернёй своих длинных пальцев.
— А мне, кажется, уже хватит, — Онешко вцепился в подлокотник, многозначительно кивнув на хайбол в руке Тушенцова.
И хотелось бы ему думать, что это было формой заботы. Что он говорит, мол, тебе хватит, а не мне, не будь дураком, не заливай боль, я же всё вижу. Самое смешное, что Руслан только этим и мог утешать себя, наверное. Искажать двусмысленные фразы в свою пользу.
Юлик облокотился локтями на подушку спинки и вполовину повернулся лицом к Руслану, задумчиво уложившись щекой на кулаки.
— Ага, мне тоже, — запоздало ответил Тушенцов.
Онешко продолжал меланхолично смотреть на его руки и потирать кулаками щёки:
— Но продолжаешь пить? Сидеть здесь в темноте?
— Не люблю, когда шумно, — не своим голосом пробормотал Руслан, явно осторожничая со словами.
— У тебя точно всё в порядке? Хлещешь в одно лицо, хотя на тебе его даже нет. Обычно ты так не делаешь. Сидишь, явно проклиная то, что вообще выбрался сюда. Что случилось?
Вообще-то случилось много чего. Например, случился Руслан, случился Юлик, случился этот вечер, случился алкоголь и заполняющий собой всё вокруг запах сладкого яблочного вина. Случилось нечто более, чем какие-то люди, вещи и мир в целом. Случилась слепая влюблённость и неизбежно сопутствующая ей безвыходная тоска.
— Ничего интересного, Юль. Просто паршивое настроение, только и всего.
— Как знаешь.
Вот так просто. И никакой заботы. Просто интерес. Не почешет ласковая ладонь за пушистым опущенным ухом бедную загнанную собачонку.
Юлик помолчал некоторое время, рассматривая хайбол в руках Руслана и совершенно внезапно, но еле слышно проговорил:
— Чем больше я пью, тем…
Тушенцов не находил сил поднять головы, медитируя над дном стакана и раздумывая, глотнуть ли ещё этого крепкого пойла. Чем больше он пил, тем меньше понимал. И меньше думал.
Руслана продолжало бередить тоскливое чувство, которое он никак не мог обратить в слова. Его словарный запас выдал только одну формулировку, но та была невероятно точной: тактильное одиночество. Как же хотелось прикосновений. Как же хотелось касаться. И как же хотелось не быть в этом одиноким. Почему-то, когда выпьешь, тебя согревает, и ты становишься плавящейся свечой, тебя ведёт к тому, чтобы удержать это ощущение. Удержать тепло.
— Когда выпью, часто замечаю, что сильно хочется сосаться.
Юлику, возможно, всё равно с кем. Руслану же было бы сложно отказаться, будь это предложением. Невозможно. И Руслан молча ждёт, когда это трансформируется в предложение. Хоть он и не совсем понимал, насколько много он выпил, чтобы придумать последнюю фразу Онешко.
— Правда? Мне тоже, — расслабленно, но с горькой усмешкой произнёс Тушенцов, осторожно скользнув взглядом влево, но не поворачивая головы.
Что плохого в ожидании чуда, когда ты влюблён, верно? Они оба пьяны. Руслан, возможно, даже слишком пьян. Как говорил Достоевский: «Дурак, признавший, что он дурак, уже не дурак». А если Руслан осознал, что он пьян, значит, он ещё недостаточно пьян, чтобы наделать глупостей. Или что пора заканчивать пить. Да, допивать этот коктейль явно не стоит. Или стоит? Сделать себе небольшой подарок в виде пинка навстречу иллюзии? Но чем вообще может закончиться такой разговор между двумя парнями? Чем-то хорошим или плохим?
— Жалко не с кем, да? — просочились в голосе Онешко хитрые нотки. В сладости расчувствовалась кислинка.
— Да. То есть, нет. Ну, то есть да, но… — Руслан сглотнул. И на таком-то тупом вопросе посыпаться?
— Но? — заинтересованно спросил Юлик, как только услышал неуверенный ответ.
— Нет, — Руслан выдохнул, делая очередной глоток. Чем больше алкоголя в организме, тем меньше в мозгу задерживается что-то из здравых мыслей. И если честно, Руслану хотелось, чтобы тормоза слетели сами по себе, ведь тогда муки совести минуют его, а ответственность легко будет переложить со своих плеч на что угодно.
— Постой, ну ведь вокруг куча девчонок, ты сидишь почему-то здесь, я тоже почему-то сижу здесь. Нам скучно. Не с кем разделить пьяный поцелуй. Я, например, никогда с парнем не целовался.
Тушенцову уже начало казаться, что это какой-то сюр. Какое-то странное обстоятельство, вырезанная сцена из фильма, которую не допустили в прокат. И все эти слова, все намёки и случайная цепь действий, что может последовать дальше, лишь череда абортированных цензурой зародышей из чрева жизни.
— Так, нет. Всё, стоп. Это уже не смешно, — голос дрогнул, выдав нарастающую нервозность.
— Брось, — он заговорщицки развёл руками и прищурился. — Во-первых, об этом никто не узнает. Во-вторых, это для нас обоих будет что-то типа, ну, попробовать что-то новое.
— Юль, это плохая идея, — Руслан честно пытался отказаться от искушения, пытаясь сжать свою панику в кулаках. Получалось весьма скудно. — И мы пьяные.
— Да ладно тебе, — Юлик выдавил усмешку, явно намереваясь брать на слабо. — Как раз таки то, что мы пьяные — это не какое-то преступление.
— И даже не думай, — интуиция подсказывала, что эта фраза была брошена неспроста.
— Даже не думать что? — прищурился тот.
Тишина. Руслан ещё хорошо держится, правда видит брошенную кость, вот-вот заскулит от желания её обглодать. Юлик расслабленно посмеивается и меняет позу: теперь он облокачивается локтями на свои колени и подпирает голову широкой ладонью.
— Нет, так нет. В другой раз попробую с кем-нибудь ещё, — беспечно свернул тему Онешко, но в голосе явно чувствовалась нотка разочарования.
Такая перспектива явно не радовала. Как и перспектива того, что этот поцелуй ничего не будет значить. Время всё грамотно взвесить, но кто устоял бы? Покажите Руслану этого сверхчеловека. Юлик говорил об этом как о новом вкусе твороженного сырка, а не о чём-то более… высоком, что ли.
— К чему тебе вообще это? — устало выдохнул Руслан, уже вполовину шагнув на дёрнувшемся поводке.
— Просто интересно, — налегке, с интересом ребёнка к тому, почему солнце называется солнцем, а не облаком, выдал Онешко, раскинув руки в жесте, говорящем: «А что, может быть другая причина?».
— Просто интересно? — изумился его непосредственности Руслан. «Уму непостижимо», — возмутился он про себя.
— Ну да. Ты вообще слышал про понятие «дух авантюризма»? — Юлик выгнул брови с вопросительно-возмущённым тоном.
— Ага, слышал, — Руслан его энтузиазма не разделял, но аргументы «за» в голове уже тщательно подыскивал.
— И тебе совсем не хочется попробовать? — уточнил Юлик так, словно выжидал, что Тушенцов не настолько глуп, чтобы не воспользоваться шансом.
— Не хочется, — с сомнением ответил Руслан.
Хочется. О, как ему хочется. Жалко только моральные принципы не дают воспользоваться ситуацией.
Юлик на пару мгновений завис, его взгляд пару раз метнулся, он явно был погружён в некий мыслительный процесс, и его будто осенило:
— Погоди-ка.
— Что? — напряжённо спросил Руслан.
Юлик сделал точный и страшный для Руслана вывод:
— Ты в кого-то втрескался.
— Да иди ты, — отмахнулся Тушенцов, пытаясь спрятать смущение, выступившее на лице, за стаканом, делая ещё один глоток.
— О, нет, не так быстро. Кто это? — Юлик не отступал, заигравшись в Патрика Джейна
⁵.
— Юль, ради всего святого, — почти с мольбой прошептал Руслан, закатив глаза и отставив стакан на пол, чтобы сцепить пальцы в замок.
— Нет-нет-нет, ну перестань, не будь таким затворником. Ты, оказывается, так принципиален, когда влюбишься!
— Отстань, — вяло выдохнул Руслан, не выдержав и подняв взгляд на собеседника. И это явно было ошибкой. Его лицо было слишком близко.
— Не моё дело? — вопрос в прямом смысле практически в лоб. Юлик возвышался над ним, коленями продавив сидение.
— Не дави.
Ответ с притворным холодком не возымел должного эффекта, а его лицо было всё ближе. Руслан готов поклясться, что чувствует запах яблочного вина и горячий выдох. Последнее, конечно же, не от накала страстей, а просто Юлик уже не контролирует координацию. Слишком налакался. Вот и сейчас не смог высидеть в неудобном положении, покачнулся, хлопнул ладонью Руслана по ноге, в надежде ухватиться хоть за что-то, и второй рукой вцепился в его плечо, едва на него не падая.
— И не… — он растерянно посмотрел в губы напротив, — думал.
Руслан в ловушке. Хлоп! Вот она и захлопнулась, врезаясь зубьями жажды прямо в лапу. Ровно в тот момент, когда Тушенцов не выдержал и потянулся к пересохшим от дыхания губам Онешко. Минута славы наступила, в голове — обратный отсчёт. Возьми от этой минуты всё. Отсчёт пойдёт от той точки времени, где написано: «Этого не должно было произойти». От нуля, и пойдёт в минус. Плата за реализацию несбыточной мечты. Какая цена приходится на одно деление? Муки совести в минутах? В часах? Днях? Годах? Сейчас не время о чём-то жалеть, пожалеет об этом немного позже, сейчас он слишком занят.
Это резкое понижение градуса. Чувствовать на губах сначала горечь безответных чувств со вкусом перечной мяты и спирта, разбавленную сладкой газировкой, а затем сладость запретного плода со вкусом забродившего яблочного сока, приправленную перчинкой риска. Руслан жадно сминал губами губы Юлика, не решаясь пустить в ход язык. Он думает, что это было бы слишком нагло. Онешко не торопится прерывать пир, но на секунду отстраняется, заставляя сердце Тушенцова колотиться в бешеном ритме от страха.
— Ого, — только и шепнул Онешко, опустив взгляд на губы Руслана, явно не собираясь уходить.
Жюри велело продолжать. И Руслан рад стараться и прыгать на лапах в кольца, показывая, какой он молодец.
— Да, согласен, — тихо отвечает Руслан, почти неслышно, одними губами. И тут же тянется снова.
Юлик выдохнул в его рот, задерживая пальцы в коротких тёмных волосах на его голове, перехватывает его поцелуй и отвечает, словно отзеркаливая каждое движение губ. И Руслан не удерживается от томного звука, проведя языком по его нижней губе. Не удерживается от того, чтобы резко накинуться на него и повалить на диван, нависая сверху и не отрываясь от его рта. И откуда столько энергии? Боится отпустить, боится, что вот-вот он его оттолкнёт, посмеётся и свалит. Но этого не происходит.
— Так вот, в кого ты…
— Боже, заткнись, — он не даёт договорить и продолжает целовать, робко касается его губ снова и наваливается всем телом, руками оглаживая его лицо. Отрывается от губ только лишь за тем, чтобы осыпать поцелуями его шею и осторожно гладить плечи.
— Никто не узнает, — подталкивая на большее шепчет Юлик, закрывая глаза.
Если бы люди были сосудами для алкогольных напитков, то можно было бы смело сказать, что дегустация уже давно началась. Яблочное вино отражает блики света через стекло, вязко болтается на дне, разливая аромат в соприкосновении с атмосферой. Руслан чувствовал, как слепо зацепился губами за край рейнвейной рюмки и начал жадно глотать, пытаясь распробовать как можно больше за раз. Это было первой ошибкой в его дегустации.
— Тот, кому не надо было, уже узнал, — словно извиняясь за свой порыв осторожно сказал он.
— Я не жалею, — мягкая улыбка в ответ.
У Юлика была своя слабость. Он любил поболтать и потешить лишний раз своё самолюбие. У Руслана тоже была слабость — он был готов это ему дать, и даже может с процентом сверху.
— Ты так мучался, — руки Руслана непроизвольно потянулись к пояснице, но застыли, как только он услышал эту фразу. Неужели всё было настолько очевидно?
— Прекрати, — его голос дрогнул.
— Не могу. Думаешь, у тебя одного было что сказать? — возмущённо спихнул его руки с себя Онешко, явно намереваясь продолжить разговор.
Руслан резко выпрямился и застыл.
— Я же не идиот. Ты так старательно избегал меня! Я-то думал, может у тебя помер кто!
— Прости, — Руслан виновато склонил голову.
— Не извиняйся, ты просто хотел как лучше. И, как всегда, не для себя, — снисходительно, но с теплотой потрепал его по волосам Юлик, посмеиваясь.
Маленькая собачка внутри Руслана почувствовала себя как дома, словно её вот-вот забрали из коробки посреди дождливой улицы.
— Да, всё так.
— Ну, сложно передо мной устоять, я тебя так понимаю, — повел плечами Юлик, обезоруживающе улыбаясь и совсем не понимая, что вместо спокойствия в Руслане только больше растёт тревога.
— О, я хочу опять тебя заткнуть, — усмехается Тушенцов, вновь положив ладони на его бёдра, стараясь скрыть то, как сильно его потряхивает от крепости новых ощущений.
— Так чего же ты ждёшь?
— Подходящего момента.
— Кажется, это он? — невинно смеются блики в глазах Онешко.
— Не могу действовать без подсказки.
— Как приятно.
— Ты невыносим.
Губы Руслана снова поймали его губы. В глубине души он надеялся, что у этого маленького приключения, игристыми пузырьками яблочной патоки разливающегося по всему телу, может быть какое-то трезвое и серьёзное продолжение, но он предпочёл поразмышлять об этом как-нибудь позже.
За стенкой начали выкрикивать припев песни, до которой ему всё ещё не было дела.
Разум подсказывал Руслану: «Да, у тебя теперь есть крылья из перьев и воска, но не забывай о том, что нельзя лететь к морю, потому что перья намокнут, и ты потонешь в своём затворническом состоянии, но если ты наоборот приблизишься к солнцу, то воск расплавится, и крылья распадутся, покинут тебя, а ты — падёшь».
Руслан хотел взлететь высоко-высоко и забыть о страхе.
Встретились однажды огонёк из блестящей зажигалки и маленькая свечка. Фитилёк воспламенился и воск первой капелькой стёк вниз, позволяя искре зажечься полностью.
Как же пылает солнце над ним… Как же оно прекрасно.
Руслан чувствовал себя безнадёжно больным. Воздуха не хватало, его буквально трясло. Это был слишком реальный полёт, крепления его накладных крыльев еле выдерживают порыв солнечного щекочущего ветра.
Пальцы Юлика горячими лучами прожигали кожу своей теплотой. Руслан не может этому воспротивиться: не хочет, да и не в состоянии сказать «нет» сказке, воплощающейся в реальность прямо на его глазах. Никогда ещё тёмная комната не могла показаться такой светлой.
Солнце над ним сияет и смеётся, манит к себе призрачным светом освобождения, заставляет стянуть футболку и касаться губами обжигающих губ. Яблоко, что подаёт Змей, такое сладкое на вид, и так мало нужно сделать для того, чтобы узнать вкус запретного плода.
Его рука сама тянется вниз и чувствует, как касается чего-то недосягаемого, это пугает и не даёт остановиться одновременно. Если ты уже смог прикоснуться к чему-то запретному, то вряд ли тебе хватит силы воли остановиться вовремя. И у Руслана и вправду нет этой моральной силы, потому что он уже начинает смелеть в своих прикосновениях, и слышит лишь, как дыханием Онешко ему аплодируют боги.
В такие моменты смешивается всё: мифы и реальность, свет и тьма, чувство вины и вкус вина, огоньки и свечки, отдающие друг другу всё и уничтожающие друг друга.
Руслан сглатывает огромный ком тревоги, чувствуя яблочный сок на языке, и тянется губами к тонкой коже на шее Онешко, который не собирается отталкивать его.
— Я не могу остановиться, — словно оправдывается Руслан, и его увлекают в новый влажный поцелуй, заставляя замолчать, словно его слова вот-вот заставят Онешко передумать.
Потому что он всегда был сильнее. Он всегда мог управлять ситуацией и делал это прямо сейчас, позволяя Руслану сжимать пальцы на своём члене через джинсы.
Руслану кажется, что это он вроде как управляет полётом, что, похоже, он первоклассный пилот, и его не собьёт по пути даже грёбаная комета, никакая турбулентность не помешает ему. Его беспокоило только лишь то, с кем он летит на этом частнике.
И он так уверенно вдавливает руки Юлия в диван, так уверенно, словно уверяет: «Не бойся меня, пожалуйста. Не бойся моих желаний, не бойся того, каким я могу быть. Я с тобой как чёртов Гагарин, только доверься мне».
«Прошу, не отворачивайся от моей сути, не пожалей о своей смелости», — умоляют его уста поцелуями на коже.
Но Юлий не из тех, кто чего-то боится. Он берётся за второй руль, сжимая пальцы на его смуглых предплечьях, и частник набирает скорость.
Пальцы сами вплетаются в светлые кудри, путая волосы, а губы жадно сминают нижнюю губу Юлика, нечаянно поднимаясь и схватывая выскользнувший язык. Руслан томно выдыхает ему в рот и чувствует, как внутри всё сладко сжимается и тянется.
Они отрываются друг от друга лишь на секунду, чтобы Юлик снял свою футболку и вновь притянул его к себе, инициативно одерживая верх над ним, пока Руслан обессилено, но энергично глотает воздух.
Купидоновая арка верхней губы Руслана дёрнулась, а его взгляд был настолько заторможенным, что он даже не сразу увидел, как парень, возвышающийся над ним начал расстёгивать ремень. И только спустя пару секунд после услышанного короткого лязга ремня, Тушенцов испуганно прикоснулся пальцами к его торсу:
— Что мы делаем?
— Я не знаю, — честно и без особого желания разбираться с этим сейчас шепчет в ответ Онешко и одним движением вытягивает ремень из джинсовых петелек, отбрасывая его на пол.
Руслан благоговейно прикоснулся руками к его бёдрам и закусил губу. «Как же он хорош…», — мимолётно пронеслось у него в сознании перед тем, как мысль занесло туманом.
Тушенцов словно слепой начал ощупывать его джинсы в поисках молнии, а Онешко почти так же завороженно наблюдал, как исчезает перед ним друг в лице Руслана и перевоплощается в любовника, жадно открывшего рот в пылком дыхании.
Спустя мгновение Юлик спохватился и помог тому стянуть джинсы до колен, но совершенно случайно вместе с ними стянул и боксеры, что были под ними.
— Блять! — Руслану нужно было буквально несколько секунд, чтобы подготовить себя к тому, что увидит. Нет, он ожидал, что до этого дойдёт, но из-за того, что это произошло чуть быстрее, чем было задумано, если такое вообще можно было задумать, он захлебнулся от волнения и зажмурился, будто должен был спросить разрешения.
Но Онешко лишь, то ли виновато, то ли так же взволнованно прикоснулся ладонью к его щеке и тихо спросил:
— Всё хорошо?
А всё ли хорошо? Всё ли правильно? Всё ли сейчас так, как и должно быть? Увы, вряд ли на эти вопросы Руслан когда-либо нашёл бы ответы.
— Просто я… — Руслан не может ответить. Просто не может признаться, какие мысли у него были раньше по поводу их… отношений? Как вообще можно назвать его порочные фантазии, чтобы это не звучало так грязно и пошло, как это в принципе и есть?
— Ты… хочешь? — не зная как подступиться спросил Юлик, оглаживая тыльной стороной ладони его шею, а затем спускаясь к груди.
Руслану страшно говорить это вслух, но он так пьян, что с его губ само по себе срывается:
— Давно.
— Чёрт, — у Юлика внутри тоже все резко начинает покалывать от волнения.
Руслан не знает, как правильно делать многие вещи. Например, как правильно жить. Как правильно держать себя в руках. Как правильно переспать с лучшим другом, в которого влюблён, когда нет гарантий, что это взаимно. Как правильно отдавать себе отчёт в том, что это первый и последний раз, что это может больше никогда не повториться. И как остановить себя, если это так. А хочет ли он останавливаться вообще? Если это первый и последний раз, то может взять от него всё, что только вообще возможно, и наплевать, как это должно было произойти по-правильному?
И Тушенцов старается оседлать свою неуверенность, обхватывая пальцами член Онешко, заставляя того рвано выдохнуть от неожиданности.
Воск свечки всё плавится и плавится, самодельные крылья немного жгут спину, а огонёк пляшет-пляшет-пляшет…
Руслан тянет его бёдра к себе, заставляя подползти ближе, но руки не убирает, стыдливо взглянув на него снизу вверх и всё равно пряча взгляд.
Онешко содрогнулся всем телом, когда почувствовал головкой влажный горячий рот.
— Ох… блять… — он распахнул веки и схватился рукой за обивку на спинке дивана, чтобы не рухнуть на Руслана.
Тушенцов был и сам в смешанных чувствах, но уже не собирался отступать: черту он уже пересёк, не понятно уже когда, и какая из них была самой главной, но теперь уже точно нечего делать какие-то шаги назад: следы на земле останутся, а то и приумножатся.
Руслан услышал рваный тяжёлый выдох, когда подался вперёд, но как бы он не хотел сделать то, что начал делать, хорошо, он не был в этом опытен, поэтому резко отпрянул, немного поперхнувшись.
Теперь уже Юлик больше походил на беспомощного и голодного: он жалобно выдохнул и сам взялся рукой за свой ствол, нечаянно мазнув головкой по его нижней губе.
И вместо того, чтобы уточнить, нравятся ли ему эти ощущения, Руслан с новыми силами подхватывает головку открытым ртом, скользнув языком и чувствуя выделившуюся вязкую каплю предэякулянта.
Он не сразу находит в себе силы посмотреть в лицо Онешко. Но в какой-то момент остатки стыда отступают, позволяя Руслану полностью обнажить всё то потаённое, что он так долго хранил под семью замками. Расфокусированный взгляд Юлика почти спрятан под дрожащими ресницами, и Тушенцов в какой-то момент позволяет себе показать своё удовольствие от того, что сейчас происходит.
Он уверенно берёт глубже, сглатывая слюну и тем самым чуть засасывая головку, пьяно улыбаясь в ответ потерянному взгляду Онешко. А тот сбито выдыхает, толкнувшись в его рот:
— Да!..
Одно только это слово заставляет Руслана полностью раскрепоститься и начать активно двигать головой, скользя губами по возбуждённой плоти.
— Да… — уже не так чётко, но жарко выдыхает Юлик, скользя рукой по его шее.
Юлик единственный человек, который увидел Руслана таким: разметавшиеся смоляные короткие волосы, закатывающиеся потемневшие глаза цвета древесной коры, лёгкий багряный румянец на скулах, изящный, часто втягивающий воздух, нос и развратная улыбка, проступающая через неловкость, что была до этого. Уже не ясно, кто из них свечка, а кто огонёк.
И, кажется, больше даже от этого вида, чем от того, что с ним творили, Онешко неожиданно для себя резко кончил, сильно держась одной рукой за спинку дивана, а другой сминая плечо Руслана, что не собирался выворачиваться и плеваться по сторонам, а наоборот как-то тихо простонавшего и проглотившего семя, что растекалось во рту.
Руслан не так сильно чувствует специфический привкус — он всё-таки и вправду много выпил, но во рту начало немного неприятно вязать. Пока Юлик еле нашёл в себе силы слезть с него и с тяжёлой одышкой упасть рядом, Тушенцов схватил бутылку колы с пола и открыл её, с сильной жаждой хлебнув газированного сладкого напитка. Затем он потёр рот рукой и заметил на себе немного растерянный взгляд.
— Это было… охуенно? — попытался оценить свои ощущения Онешко, зачёсывая кудри пальцами.
Руслан довольно хмыкнул, прикрывая тихий нарастающий страх, но не нашёл что сказать. Лишь подвинулся к нему и несмело взглянул ему в глаза, пытаясь прочесть хоть что-то, но на самом деле увидеть что-то в них не представлялось возможным — люди всё-таки не телепаты.
— Бля, я не подумал, — виновато произнёс Онешко, смотря на пах Руслана.
Тушенцов был возбуждён, но по правде говоря отчасти понимал, что возможно Онешко не готовил себя к тому, что однажды будет спать с парнем или делать ему минет, а если он кончит прямо себе в бельё, то не факт, что это будет незаметно или не дискомфортно.
— Знаешь, это немного не важно, — слукавил Руслан.
— Но ты же не кончил, — Юлик медленно и задумчиво натягивал штаны, явно что-то взвешивая в голове.
Что будет завтра? Вот что на самом деле важно: что будет завтра? Как он будет это вспоминать? С отвращением? С волнением? С приятным покалыванием внутри? Что будет завтра в голове у Юлика?
И у Руслана внутри забилась тревожная птичка, бьющаяся о стенки грудной клетки.
— Ну… посуди сам, у нас нет ни смазки, ни резинки, да и не думаю, что в таком состоянии мы бы смогли зайти дальше, и вообще, я же не… готов был к такому, — это была правда, но Руслан и сам не верил, что произносил это вслух. Одно только упоминание того, что к анальному сексу надо готовиться, само по себе жирно намекало, что он хотел бы сделать это прямо сейчас, если бы знал, что сегодня они узнают друг друга в таком ракурсе.
Да и в принципе сам факт, что он знает, что к анальному сексу надо готовиться, должен вызывать определённые вопросы, ведь парни обычно таким не интересуются. Да, теперь-то точно не секрет, как Руслан сильно всё это время хотел Онешко, но подобные разговоры могли напугать Юлика просто своим существованием. Он ведь просто собирался поцеловаться по пьяни, а то куда их завёл хмельной чёрт уже совершенно другое и совсем не то, к чему и Руслан-то мог хотя бы гипотетически быть готовым.
И вообще-то Руслан может быть и не против кончить в бельё, потому что думает он сейчас в большей степени всё-таки своим членом.
— Ты позволишь? — Юлик зачем-то спрашивал разрешения, положив руку на туго натянутую в паху ткань его джинсов, и Руслан заколебался.
Он немного покраснел и прикусил губу:
— Я не знаю, чем вытереться, — честно признался он, поглядывая по сторонам.
— Думаешь, это такая проблема?
— Ну я… не знаю, — конечно же Руслан не мог предложить ему того, что можно было.
Ну как это себе можно вообще представить? «О, слушай, ты только что узнал, что я давно не прочь тебе отдаться и делать это снова и снова всю оставшуюся жизнь, но как насчёт того, чтобы ты мне отсосал, чтобы мне не пришлось вытираться носком, который я тоже потом буду думать, куда спрятать?». Звучит не очень для первого сексуального опыта между лучшими друзьями, верно?
Руслан вдруг услышал, как мимо двери кто-то в плясе пробежал и крикнул:
— Пацаны, а где Юлик?
Тушенцов тут же оперативно кинул ему его футболку и подобрал с пола его ремень, и сам судорожно принялся искать, куда затесалась его майка, заглядывая ему за спину.
Буквально секунды хватило, чтобы Руслан резко вытянул из-под подушки спинки свою одежду и натянул на себя, а Юлик, надев свою футболку, успел только затолкать ремень за подлокотник дивана. Руслан принял позу утомившегося и вдрызг пьяного философа, прикрывая своим корпусом и руками стояк, а Юлик еле понял, что сейчас придётся врубать все свои актёрские способности, которые он вообще когда-либо прилагал к съёмкам своих роликов.
— О, вот вы где! — распахнул дверь развязно заходящий Данила, который явно налакался больше любого, кто вообще сегодня пришёл потусить. — А чего вы тут?
Юлик только хотел сформулировать какую-нибудь правдоподобную историю, но Кашин не дождался ответа на свой вопрос и подошёл к ним ближе, глядя на Руслана и тяжело положив свою медвежью лапу на его плечо:
— Руся, брат, тебе чё, хуёво? — он чуть прохрипел от того, что недавно, судя по запаху, ходил на балкон покурить.
— Ага, перебрал, — наигранно, но очень натурально выдавил Руслан, покосившись на Юлика.
— Брата-а-ан, ну как ты так! — с неподдельной досадой и сожалением произнёс их рыжий двухметровый друг, приобнимая «братана» за плечи своей мощной рукой.
— Да он тут время не терял, видишь, сколько выпил? — Юлик начал подыгрывать и показал ему полупустую бутылку «Минту».
— Вот, Юль, я тебя вообще уважаю, пиздец! — выдал Кашин, продолжая с жалостью обнимать «перебравшего» друга. — Кто ещё так позаботится о нас, долбаёбах!
Онешко смущенно улыбнулся, но видел, как Руслан напрягается о того, как не вовремя явился их сентиментальный друг.
— Пацаны, блин… Пацаны! — Кашин рвался перекричать громкую музыку из колонки на кухне. — Надо как-нибудь собраться снять что-нибудь, давно мы не были в коллабе!
— Ты же вроде альбомом занят? — уточнил Юлик, крича ему в ответ и подыгрывая пьяному другу, выжидая, когда он скажет всё что хочет и уйдёт.
— Да в пизду этот альбом, потерпит недельку, я один хуй уже устал им одним заниматься! — кричит в ответ Данила.
— Спишемся тогда потом на этот счёт! — закивал Онешко, посматривая неловко на Руслана.
Руслан закрыл глаза и набирался терпения. Возбуждение начало потихоньку уходить, он всё-таки на самом деле много выпил, поэтому это был лишь вопрос времени, когда член может упасть окончательно. И не то чтобы он прям сильно хотел, чтобы тот упал, но с другой стороны в этом были свои плюсы. Но с точки зрения его желаний, минусов пока что было больше, и маленькая досада звонко хихикнула в его голове, заставляя того поморщится.
Даня расценил это как его потуги сдержать себя, чтобы не блевануть, и отпрянул:
— Руся, брат, держись! Я пошёл, а то меня Лера обыскалась!
— Ага, давай, — без особого энтузиазма, но из вежливости выдавил Тушенцов, наблюдая, как Кашин закрывает за собой дверь, оставляя их снова наедине.
Какое-то время они смущённо молчали. Всё-таки ворвавшийся к ним Даня заставил их в какой-то момент отвлечься и немного подумать о том, что между ними произошло.
И вся вот эта таинственная медовая магия резко рассеялась. Руслан не мог произнести и слова, вся смелость куда-то вдруг улетучилась. Юлик, казалось, застыл камнем, сидя на диване и скованно прогнув спину. Оба ощущали себя застуканными за непотребствами школьниками, к которым резко ворвалась учительница в кабинку туалета. Было отчасти стыдно, отчасти на адреналине подскочил пульс, и при всём при этом тысячи мыслей роилось в головах.
Руслан закрыл глаза и досчитал до десяти про себя, не зная, что ждёт его на мысленном «десять». Но уже на мысленном «семь» Юлик неловко и скомкано произнёс:
— Я… схожу, попью.
Он не выскочил как ошпаренный за дверь и даже не побежал. Наоборот, он как-то слишком медленно встал и тяжёлым шагом дошёл до двери, не сразу открыв её. Как будто какое-то странное чувство отговаривало его выйти, как будто он чувствовал себя виноватым за то, что узнал слишком много, сделал слишком много, да и за такое короткое время в принципе позволил себе слишком много, думая, что был готов к этому. И только потом словно медленно начал осознавать: не готов.
Руслан совсем не знал, куда деть свой страх, свою тревогу и свою панику, которую старался как-то мысленно придавить, поэтому не нашёл ничего лучше, чем пойти следом, осторожно выудить свой рюкзак в прихожей и трусливо, но тихо и почти незаметно для всех, сбежать как можно дальше.
︽︽︽
Когда выпьешь хорошего шампанского, оно не доставляет никаких неудобств после себя: у тебя не болит голова, тебе не тяжело двигаться, и ты не чувствуешь на следующий день, что лучше бы тебя ударили вчера по голове самой бутылкой от него, чем эти игристые пузырьки ударили тогда прямо в мозг. И если бы события были шампанским, то Руслан был беспечен пару-тройку дней, успокаивая себя мыслью, что возможно зря запаниковал и убежал, что скоро Юлик, возможно, напишет или позвонит, пока не осознал: Юлик, похоже, вовсе не собирался обсуждать то, что произошло между ними. И вот тут началось чувство под названием «сожаление», что неприятно начало покалывать не только где-то в грудине, но и в сознании, неприятно нашёптывая подсказки к жалким потугам поговорить и заодно вопросы, что лишь вгоняли всё глубже в чувство стыда и разочарования.
«Может написать ему, попросить встретиться?», — Сожаление начало издалека, позволяя Руслану посмотреть на открытый диалог с Юликом на дисплее телефона.
«Может он лишь вытянул из тебя то, что хотел, и ему от тебя больше ничего не нужно?», — вяло подкрадывалось оно, противно расставляя паузы невпопад, пока Руслан нелепо пытался построить адекватное предложение, не выглядящее посланием от влюбленной школьницы, которая ждёт от своего бойфренда приглашения на свидание.
«Может не стоило вообще тогда вестись?», — вопрос заставил Руслана кинуть телефон на стол и схватиться за голову.
«И о чём ты только думал?», — язвительно спросило оно, выжидая, что Руслан ответит.
Но Руслан молчал, не зная, откуда взять ответы на все эти вопросы, словно сидел на экзамене по какому-то сложному предмету, прогуляв все пары от первой до последней и не зная даже фамилию преподавателя.
Своё же молчание и тишина изрядно изматывали и без того кипящий мозг.
Терпеть тишину у Руслана попросту не было никаких сил. Ему нужно было её разрушать: говорить-говорить-говорить, говорить до тех пор, пока пространство не наполнится правдой, пока не разрушится пелена пассивной ярости к самому себе. И выход нашёлся достаточно легко и быстро.
Руслан заходит в свой Инстаграм и начинает трансляцию, пялясь на своё отражение в экране: потрёпанный, опустошённый, забитый и злой. Самая настоящая покинутая всеми псина, готовая снова протяжно заскулить, но всё ещё гордая. Всё ещё живая. Всё ещё надеющаяся.
Под Новый Год проще, конечно, было бы купить в круглосуточном какой-нибудь жирный салатик на майонезе и колбасе, лишь названием схожий с оливье, сесть перед телеком и смотреть закрученные до дыр в эфире каждого канала советские фильмы про всяких Шуриков и Иванов Васильевичей, которые меняют профессию. Но правда в том, что Руслан в принципе не очень-то и любил все эти праздничные обряды, да и отвлечь всё это от таких тяжелых переживаний попросту не могло. Зато мысленный процесс над тем, о чём поговорить с аудиторией, вполне мог вытянуть его хотя бы на время из самобичевания.
Периодически тишину разрывали короткие отстранённые фразы — Руслан отвечал на вопросы, появляющиеся в строчках чата. Только делал это крайне вяло и тоскливо поглядывал на экран, а когда всё-таки отлипал на пару секунд от дисплея, то посматривал на часы на мониторе ноутбука. А когда краем глаза замечал быстро пролетающие сообщения в эфире, Руслан снова возвращался взглядом к экрану и вяло что-то бормотал в ответ, иногда даже не улавливая суть вопроса: голова была забита совсем другим.
Слух уловил звук тысячи лопнувших в небе шариков и неистовый взлётный свист. Через штору виднелся в тёмном небе яркий цветастый папоротник салюта, стекающий по чёрному полотну, на котором ночь разлила свою тушь. Витиеватая звездочка метнулась от земли и взорвалась яркой жёлтой россыпью, осыпая исчезающим золотом один цветной папоротник за другим.
— Салюты пускают.
Какая-то скучающая констатация факта одинокими нотками грустного голоса, искажённого мобильным микрофоном и плохим интернетом, растворилась в воздухе. Округлая челюсть неестественно выдвигается вперёд, заставляя обнажить зубы и податься за ней всей головой, сильно вытягивая шею. Ещё раз. И ещё один — и вдруг перестало, дав возможность губам парня прикоснуться к дрипке.
— Извините, меня немного подёргивает, ну, болезнь такая, ничего не поделать, — пожал плечами и еле заметно усмехнулся.
И Юлий Онешко вздыхает, наблюдая за ним с левого аккаунта и без интереса пережевывая новогоднюю «Мимозу». От вида сбитого с толку Руслана, от явных «сбоев» его тела мгновенно потерялся и без того скудный аппетит: это совесть подёргивала Юлика ручонками за желудок и хмурила напряжённо свои брови. «И не пытайся избавить себя от ответственности, это твоих рук дело», — недовольно ругала его она.
— Жижа какая? — пухлые губы Тушенцова прикасаются к вэйпу и втягивают его испаряющееся содержимое. Густое облачко медленно рассеивается. — «Апфельвайн».
Онешко смотрит трансляцию и прямо слышит запах этого пара. В последнее время он часто парил эту жидкость, даже нахваливал его кисловатый и в меру сладкий пряный вкус.
— Что? Зачем я пью энергетики? — прикидывается беззаботным Руслан, отодвигая подальше бутылку с газированной водой, променивает её на почти пустую бутылку излюбленного «Flash» и чуть болтает ею перед камерой. — Ну, значит, есть такая потребность.
Жмёт плечами, опять прикасается к вейпу и опять не знает, о каких ещё бесполезных и глупых вещах можно поговорить с аудиторией, высматривая комментарии. Люди толком ничего не пишут, да и по ту сторону трансляции даже Юлик не знал, что ему можно написать с левого аккаунта. Достаточно того факта, что он просто его завёл в Новый Год и начал пилить взглядом уставшее лицо на экране. Уколы совести как-то даже не давали нормально усидеть на месте: он то заходил на трансляцию, то резко блокировал телефон, втираясь лбом в экран.
— Да чё вы пристали с этой темой? Юлик-Юлик, а где Юлик, когда с Юликом… — закатил глаза Руслан, было видно, что это весьма раздражало парня. Онешко же подпрыгнул на месте, услышав своё имя, и вернул всё своё внимание трансляции Тушенцова.
— Нормально всё с Юликом, поговорить больше не о чем? — послышалось в динамике.
Онешко хмыкнул в ответ голосу и принялся набирать комментарий в пустом поле. Левые аккаунты — это всё-таки полезно, практично и очень удобно.
«Почему ты всё время один?», — будто сам не знал ответа на этот вопрос. Юлик поймал себя на мысли, что этот вопрос больше похож на издёвку с его стороны, знал бы только Руслан, кто именно это написал.
Парень с экрана замирает на секунду, пытается сделать вид, что не заметил сообщение, не читает его вслух, о чём-то задумавшись. Собирается с мыслями и рвано одёргивает свой тик, делая над собой усилие, чтобы всё-таки ответить, но делает это достаточно торопливо и с надеждой, что слова сожрёт плохое соединение.
— Никто не любит нытиков, всем похуй.
Юлик поймал себя на мысли, что не хотел всего этого. Не хотел, чтобы парень с экрана сидел в тёмной комнате, парил в одинокой тишине и печальными глазами смотрел на праздничный салют. Какого бы сноба тот из себя не строил в повседневной жизни, картина была действительно грустной.
Юлик хотел приехать. Приехать и выкинуть эту груду полных бутылок с тауриновой гадостью, что мудохает нервную систему Тушенцова, да и его желудок тоже. Он хотел включить ему свет, хотел выслушать, правда хотел помочь ему. Непросто было видеть, что его другу плохо, знать причину и сидеть на месте. Другу? Уже сложно назвать его другом, но не в том смысле, что Юлику не хотелось больше общаться с Тушенцовым после всего, что произошло, но это глупо — просто разорвать связь и трусливо отмалчиваться, жуя салаты в новогоднюю ночь.
И причиной такого дурного вида брюнета был он сам, он это хорошо осознавал, и это усложняло всё. Решить проблему может только то, что он прямо сейчас наденет куртку, поедет на метро, позвонит в дверь, начнёт этот неловкий разговор, который неизвестно чем закончится и насколько далеко зайдёт. Скорее всего, они придут к какому-то болезненному выводу. Но узнать наверняка он сможет только когда осмелится на разговор. Юлику неизвестно, закончится ли он иначе, этот разговор: быть может, всё перейдёт в то, как он будет чувствовать на губах парня пряный кисловатый вкус яблочного вина. А может этого никогда больше не произойдёт. Быть может, это был единственный раз, когда ему смогли открыться.
Решать надо сейчас. Новогодняя ночь даёт возможность воспользоваться очередным лотерейным билетом получить свой подарок. Даёт некий карт-бланш на сотворение чуда.
Юлик задумчиво отложил телефон, пытаясь всё взвесить, но для этого нужно перестать слушать тоскливый голос по ту сторону эфира.
Юлик начинает нервно смеяться, понимая, до какого абсурда сам довёл всё это. Нормальный человек давно бы уже поговорил, ведь прошло много времени. Конечно, он виноват. Разумеется, не стоило трусливо отсиживаться тут. Остальное можно разрулить и потом, но откладывать дальше больше нельзя. Онешко не мог позволить себе больше подобной роскоши. Зачем он вообще ждал всё это время?
На этот вопрос ответа он не смог бы дать. Испугался? Немного. Стало не по себе? Ну да, тяжело так резко переключиться с долгой дружбы на нечто подобное. А кто всё это затеял? Не он ли сам? Чего он ждал, если догадки были такими крепкими?
— Постой, ну ведь вокруг куча девчонок, ты сидишь почему-то здесь, я тоже почему-то сижу здесь. Нам скучно. Не с кем разделить пьяный поцелуй. Я, например, никогда с парнем не целовался.
Стоило признать, что идея была, конечно, замечательной, но подумать о том, что делать дальше, тоже стоило бы заранее. Руслан наверняка успел надумать себе кучу дерьма, и надо было до этого догадаться.
Салат уже не казался таким вкусным, вилка отправилась резким полётом на стол. Юлик резко подорвался с места, подхватывая телефон и начиная искать взглядом свой чёрный лонгслив, параллельно натягивая джинсы.
Он буквально влетел в ванную комнату, присматриваясь к своему внешнему виду. Пригладил рукой растрёпанные вихры и закусил губы, глядя на отражение в зеркале.
— Привет, Руслан, я приехал, чтобы поговорить…
Юлик напряжённо уставился на себя и недовольно упёр руки в бока.
— Ну да, Юлик, приходи никогда и вообще больше никогда со мной не разговаривай. Нет, херня какая-то.
Онешко снова задумывался, достав бритву со стиральной машинки и оглаживая пальцами трёхдневную щетину.
— Юлик, а не пошёл бы ты на хуй, Юлик, — покривлялся он сам себе, плеснув с ладони холодной водой себе на лицо.
— Руслан, я пришёл тебе сказать… — репетировал он свою не очень презентабельную речь, выжимая пену для бритья из баллона. — Чтобы признаться, что… Бля.
Немного пены попало на рукав, и Юлик смазал её водой по ткани.
— Похуй, так, соберись.
Он методично прошёлся бритвой под носом и попытался сформулировать что-то нормальное:
— Знаю, я поступил очень плохо… Да нет, вообще-то ты поступил хуёво, не сглаживай углы. Знаю, я поступил хуёво, но… А что но? Как мне вообще тут можно оправдаться? — бритва прошлась по левой щеке, оставляя за собой дорожку уже гладкой кожи.
— Я был занят? Тупо, я не был занят. Я испугался? Сам заварил эту кашу, сам и расхлёбывай. Я думал, как нам быть дальше? Ну да, молодец, Юлик, очень обнадёживает, я бы тебя послал на хуй.
Пальцы заледенели от волнения, костяшки торчали и белели под водой. В рёбрах закололо, а желудок стянуло стальными кулаками, выжимающими соки повыше к горлу. Зубы начали отстукивать, а Юлик от всего этого не мог сосредоточиться.
— Что будем делать? — задал вопрос своему отражению Онешко и буквально снял пальцами с глаз мутную пелену.
— А не знаю, что бы сделал ты? — спрашивает он сам себя и продолжает думать.
Время, главное не забывать про время.
Онешко нервно сплюнул в раковину.
— Давай подытожим, — предложил своему стеклянному двойнику Юлик. — Ты просто приходишь, для начала. Исходя из его реакции, ориентируешься. Главное, не воспринимай слова близко к сердцу. Он имеет право тебя сейчас ненавидеть.
Сам себе закивал, так серьёзно глядя на себя, как будто может вытащить из болота себя за усы, подобно Мюнхгаузену. Вот только усов не было, уверенности тоже, а выходить пора было.
Онешко на автопилоте вышел из ванной и начал натягивать куртку в коридоре.
Перед глазами стояли картинки той ночи. Очень расплывчато и красочно: амарантовый румянец на щеках Руслана, этот рот, очаровательно растянутый в буковку «о», очерченную пухловатыми губами, завороженный взгляд снизу вверх, полный восхищения и какого-то слепого раболепного обожания. Слух до сих пор грели отзвуки этих томных выдохов и осторожных натянутых вот-вот рвущимися струнками стонов.
У Юлика внутри всё задрожало ещё тогда, ведь он и не думал, что всё зайдёт так далеко. Простой интерес, надежда подтвердить свою странную теорию обернулись всем этим. Даже мысли о том, чтобы непременно получить эту реакцию снова, вызвали смущение, потому что… в этом был весь Руслан.
И надо отдать ему должное, если он так крепко держался перед тем, как поддаться искушению, и их обоих накрыло лавиной, то трудно представить, что было бы, не будь у Тушенцова каких-либо барьеров. Онешко грела душу мысль, что Руслан влюблён по уши, что он был готов на месте доказать это, показать это, доставить ему удовольствие, совершенно не задумываясь о своём собственном.
Ряд многочисленных вопросов, не приходящихся к месту, забили голову несчастному, пока тот сидел в такси.
«Интересно, когда Руслан спал с Настей, он осознавал свои чувства?», — взгляд зацепился за красочную новогоднюю ёлку на улице и вдохнул полные лёгкие воздуха.
«Интересно, они расстались из-за того, что испытывал Руслан?», — он поджал губы, стараясь не терять из виду пролетающие перед глазами тёмные, но пестрящие гирляндами улочки.
«Почему он решил остаться сегодня один, в праздник? У него же есть друзья, он же мог позвать Кашина, тот хотя бы раскачал его», — промелькнуло в голове, но тут же погасло. — «Ну конечно, он бы не смог скрыть от него сейчас своё настроение, даже через прямой эфир чувствовались эти его мысли о том, что ему никто не способен помочь».
Юлик выдохнул и подпёр рукой подбородок, облокачиваясь на дверцу машины, даже не стараясь вслушиваться в непринуждённые новогодние мотивы из магнитолы.
— Приехали, — скомандовал таксист, и Онешко резко очнулся, обернувшись на водителя, смаргивая остатки какой-то лёгкой дрёмы.
— Спасибо, — Юлик буквально метнулся за дверь, но опомнился и вновь заглянул в салон. — Кстати, с Новым Годом!
— С Новым Счастьем, — усмехнулся мужик, и отчего-то Юлику послышались пьяные нотки в его голосе. Замечательно, его, по сути, могли сегодня ненароком убить.
Машина тут же улетучилась, ещё бы! Сегодня столько можно срубить с тех, кто не отсиживается дома по ночам, а выбирается на гулянки.
И тут Онешко застыл у подъезда, несмело пялясь на домофон.
Он пнул горку снега у своих ног и развернулся, нелепо глазея на салют, словно сам себе придумал повод оттянуть момент встречи. Очень даже благородная отмазка.
Онешко чувствовал, как ему скрутило желудок, но он нарочно начал грешить на новогодний салат вместо вполне себе понятного приступа тревоги.
А что если Руслан в этот раз не будет готов так просто довериться ему? Открыться? Что если ему потребуется время?
Пальцы от холода немного подрагивали, поэтому Онешко старался не особо сильно касаться пальцами кнопок домофона.
Трель было слышно не очень хорошо, какая-то семейка решила попускать фейерверки прямо во дворе, но как только она затихла, Юлик понял, что трубку сняли, правда, голоса слышно не было.
— Руслан! Открой, пожалуйста!
Удивительно, но этого оказалось достаточно, чтобы попасть в подъезд. И Юлик буквально за пять прыжков достиг лифта, заскочил в него и доехал до нужного этажа. Тревога продолжала стучать набатом где-то в желудке, но Онешко старался о ней не думать. Он нервно пригладил ладонью свои волосы и одернул куртку.
И вот один из главных моментов напряжения: лифт с гулом останавливается, какое-то время не открывается, словно держит интригу, а затем с небольшим грохотом вяло раздвигает дверцы.
На этаже его никто не ждал, что вообще-то не особо удивительно. Дверь квартиры Тушенцова же пригласительно была распахнута, но самого хозяина на пороге видно не было.
Онешко закусил губу и вбежал в квартиру так быстро, будто боялся, что дверь в неё вот-вот захлопнется, не дожидаясь, когда он войдёт. Юлик закрыл за собой дверь, не оставляя лишней возможности просто так его выгнать.
Руслана в коридоре не было. Да и в принципе в квартире воцарилась такая неловкая тишина, что Юлик уже начал переживать.
Он осторожно снял верхнюю одежду и повесил её на крючок, так же несмело стянул ботинки с ног и с видом виноватого ребенка посмотрел на них, будто ожидал от них какой-то поддержки.
— Кхм, — тихо кашлянул Онешко, прошагав через коридор в комнату.
Руслан заторможено поднял голову и закрыл ноутбук, затем заблокировал телефон, словно оттягивая серьёзный разговор, и молча поднялся с компьютерного кресла, почти не удостоив Юлика прямым взглядом в глаза.
— Я думал, ты меня не впустишь, — не знал, как начать Онешко, вызвав у Тушенцова какой-то болезненный смешок.
Тот резко начал делать вид, что его раздражает расположение книг на полке, поэтому он с усердием начал переставлять их в ряд по высоте.
— Я был к этому близок, — признался Руслан бесцветным шепотом, почти просипев в конце.
Юлик явно не знал, что можно сказать. С другой стороны, ну а что тут скажешь?
— Я бы тебя понял, — нелестно в свою сторону отозвался Онешко, пытаясь поддержать вялотекущий, но напряжённый диалог.
— Зачем ты пришёл? — как-то измотано спросил Тушенцов, всё ещё не глядя на него, а словно увлёкшись видом обивки компьютерного кресла.
Он всегда прятал взгляд, когда не хотел показывать, как для него важна беседа. Это Онешко уже успел выучить, когда начал замечать первые признаки влюблённости за ним.
Юлик проглотил все заготовленные фразы, которые формулировал до этого, даже не зная, что именно сказать лучше, чтобы поскорее сгладить свою вину.
— То, что было в тот вечер…
Слова застряли в горле. Всё казалось в эту минуту таким хрустальным: одно неловкое движение и, возможно, даже воздух, которым они оба дышат, разобьётся в дребезги.
— Ты мог позвонить, — перебил его Руслан, впервые за всё время посмотрев ему в глаза. — Ты мог хотя бы позвонить утром. Или хотя бы написать сообщение. Или, я не знаю, просто послать меня, и всё стало бы намного проще, если честно.
Юлик замолк, позволяя обрушиться любым словам себе на голову. Если Тушенцову нужно было выговориться, то самым лучшим будет дать ему это сделать.
— Я похож на одноразовую салфетку, Онешко?
Руслан злился. Он был обижен, раздосадован, и это было понятно. Юлик лишь на секунду перебил его тираду, возразив мягким голосом:
— Вовсе нет, Руслан.
— Если ты нашёл в этом всём что-то смешное или забавное, то твоё чувство юмора оставляет желать лучшего, если тебе показался уморительным тот факт, что я был готов… — Руслан на мгновение замолчал, потому что это тяжело было произнести вслух. Он выкинул часть предложения в надежде, что Юлик понял, что он хотел сказать, и с рваным вдохом продолжил. — … то тогда ты просто больной.
— Я бы никогда не посмеялся над тобой, — несмело проговорил Юлик, проглатывая горечь и повторяя себе, что могло быть намного хуже.
— Я не могу так просто теперь доверять кому-либо, в особенности тебе, — Тушенцов с досадой устремил на него своей уставший взгляд.
Сливовые синяки под глазами выдавали с потрохами его недосып, а это значило лишь одно: он ждал, когда Онешко явится. Ждал, что это может случиться ночью, поэтому и ночью ждал, смыкая глаза только тогда, когда организм уставал переживать и ждать.
— Скажи мне, почему? Почему ты не посчитал нужным поговорить со мной? Задумался ли ты хоть на секунду, почему я убежал? Думал ли ты хотя бы поинтересоваться, в порядке ли я вообще?
— Руслан, я испугался.
Тушенцова будто окатило ледяной волной, его брови с наигранной жалостью взметнулись вверх, а пухлые губы вздрогнули:
— Ах, испугался. Ну да, это же ты открыл свои чувства перед человеком, в которого был влюблён несколько лет.
— Не я, — согласился Юлик делая шаг вперёд. — Я смалодушничал. Это хотя бы честно, — вдохнул побольше воздуха в лёгкие Юлик и тихо проговорил. — Я испугался.
— И отчего же тебе стало вдруг страшно? Удиви меня, — брюнет всплеснул руками и ехидно прищурился.
— Ты знаешь, отчего можно испугаться в этом смысле, Руслан.
— Нет, не имею ни малейшего понятия! — Тушенцов покачал головой, чуть повысив голос.
Он сделал шаг назад и присел на краешек своего стола, скрестив руки на груди:
— Просвети меня. Хотя, нет, подожди, — он с грустной усмешкой замер, явно раздумывая, что бы ещё такого ядовитого выпалить, пока есть такой настрой.
Онешко растерялся и пошевелиться не смел. Где-то на подкорке его сознания теплилась мысль, что надо дать парню выплеснуть свои обиды, чтобы тому стало полегче, но не смотря на все косяки, ему тоже было не так уж и просто.
— О, точно! Мне вот интересно, Юль, а твой «испуг» начался до того, как ты мне в рот своим членом толкался? Или, может быть, после? А то знаешь, ты был так уверен в своих действиях, что я что-то не сразу разобрал, видишь ли, такие вещи сложно предвидеть в таком положении.
— Руслан… — Онешко стыдливо поджал губы, и не нашёл, что на это можно ответить.
Сказать и вправду было нечего. Да и сил сопротивляться гневному потоку слов Тушенцова тоже, ведь тот был прав.
А Руслан ждал ответа, выжигая дыру в его лице своим взглядом. В комнате повисло молчание. Тишина была настолько напряжённой, что можно было услышать собственный пульс.
— Я понимаю, как ты зол на меня за то, что я не поговорил с тобой после всего этого. Я понимаю, и мне стыдно, — Онешко говорил искренне, но посмотреть в карие глаза напротив так и не решился.
Руслан молчаливо продолжал держать руки на груди и уже с меньшим гневом, но с прежней обидой, наблюдал за своим собеседником.
— Пожалуйста, — Юлик сглотнул, еле пролепетав эти слова, выискивая взглядом на полу что-то, что поможет ему собраться. — Я хочу всё исправить, если ещё не поздно. А если поздно, то ты только скажи, я знаю, где выход.
Тушенцов сглотнул, чувствуя, что перегнул с воспитательной беседой. Юлик продолжал дырявить взглядом паркет, выжидая вердикта, и, возможно, именно поэтому не заметил, как Тушенцов подошел к нему совсем-совсем близко.
Онешко поднял голову и разглядел такую дикую тоску в глазах Руслана, что даже не смог перевести больше взгляд на что-то другое.
— Знаешь, я всегда наблюдал за тобой со стороны и… я буквально впитывал тебя, каждый момент для меня был каким-то шансом обрести счастье, и в то же время, все эти мгновения были отравлены тем, что я не мог, я просто не мог тебе сказать.
— Руслан, я…
— Не перебивай, пожалуйста.
— Ладно.
— Знаешь, зачем я уезжал в Тай? Я попытался сделать кое-что. И у меня ничего не вышло. Я слишком сильно любил жить. И тебя. И не мог признаться, представляешь, как сильно я застрял? И я сначала подумал, что я помешался, что это просто такой период, может, я просто хочу мужчину, а не конкретно хочу быть с тобой. И я пытался переключиться. Не сработало.
Онешко молча поглощал слухом каждое слово, пропитанное откровением.
— А когда в тот вечер ты все это начал… это было сильнее меня. И я подумал, что для тебя это останется где-то позади.
— Я просто не знал, что всё так серьёзно. Точнее, догадывался, но откуда я мог знать, что…
— Прежде чем ты что-то скажешь, — Руслан отошел в сторону, позволяя Юлику увидеть на столе пару пустых пластиковых «матрасов» из-под таблеток и наполовину опустошенную бутылку вина.
— Руслан, ты же не?..
— Я попытался снова. Но ты резко позвонил в домофон. У нас еще есть время, чтобы скорая приехала вовремя, — он показал на экране телефона начатый звонок.
Пᴘᴇд тᴇм, ᴋᴀᴋ ты ʏᴄʜᴇшь, ᴏᴄтᴀʙь жᴇ
Mʜᴇ блᴀжᴇʜᴄтʙᴀ лишь пᴏᴄлᴇдʜий ʙᴄплᴇᴄᴋ.
Пᴏᴄлᴇдʜий, ʏxᴏдящий блᴇᴄᴋ,
Пᴏᴄлᴇдʜий ʙᴄплᴇᴄᴋ, пᴏᴄлᴇдʜий ʙᴄплᴇᴄᴋ⁶.
Юлик в панике бросился собирать верхнюю одежду Руслана и свою, прижимая их к груди.
— О чем ты думал? Боже, как ты? Голова кружится? Живот болит? Жар? Озноб? — он не знал, за что хвататься, поэтому одной рукой держал вещи у груди, а другой — Руслана за плечо, уводя его в сторону дивана и заставляя того прилечь.
Онешко вообще не знал, как проявляются симптомы передозировки, но увидел, что взгляд Тушенцова мутнеет.
Стᴘᴀдᴀʜья дʜи пᴏлʜы ᴏгʜᴇм,
Oʙᴇй жᴇ лᴀᴄᴋᴏʙым дᴏждᴇм,
Mᴇʜя ʙᴇдᴇт бᴇзʏмᴄтʙᴀ тᴇʜь
B зᴀбытый дᴇʜь, ʙ зᴀбытый дᴇʜь.
У Руслана тяжело вздымалась грудь, на лбу выступила испарина, а щеки и шея налились огненным румянцем от жара. Он очень старался держать затуманенные глаза открытыми и не терять сознание.
Онешко кинул одежду рядом с ним и принялся похлопывать по щекам:
— Эй, эй, эй, Русь, ты со мной, ты со мной, не спи, — Юлик отчаянно хлестнул его ладонью по горячей щеке. Руслан заторможено дернулся и чуть сожмурился от удара.
Cᴋᴀжи, ᴄʙᴏбᴏдᴀ ʙ чᴇм тʙᴏя?
Бᴇᴄᴄмᴇᴘтʜы ʏлицы — пᴏля,
Пᴘᴏшли гᴏдᴀ, ᴋ чᴇмʏ жᴇ ждᴀть, —
Tᴇбᴇ ᴄтᴘᴀдᴀть, ᴀ мʜᴇ — мᴇчтᴀть.
В дверь позвонили, и Юлик тут же кинулся открывать, даже не задумываясь о том, как ему повезло, что скорая так быстро приехала в Новый Год.
— Всё, Руслан, Руслан, встаём, — Онешко буквально водрузил его на себя и потащил к выходу, передавая врачам, а сам подхватил с дивана одежду и взглядом начал искать ключи от квартиры в коридоре.
Тем временем Руслан как-то блаженно улыбался, тяжело передвигая ноги. В его голове было шумно и одновременно пусто, он только и успел пролепетать Юлику почти не слышно:
— Прости… Увидимся.
Xᴘʏᴄтᴀльʜый бᴘиг мᴇʜя ʏʜᴇᴄ,
3дᴇᴄь ᴄтᴏльᴋᴏ дᴇл, здᴇᴄь ᴄтᴏльᴋᴏ гᴘᴇз,
И мили дʜᴇй ʙ блᴀжᴇʜᴄтʙᴀ ᴋᴘᴀй,
Я ʜᴀпишʏ, ʜᴇ зᴀбыʙᴀй…
А Юлик застыл на месте, с воткнутыми в замок ключами, увидев лишь, как уголки губ Тушенцова опустились, а глаза его тяжело закрылись. Это последнее, что он успел увидеть, перед тем, как врачи затащили его в лифт. А Онешко до этого остолбеневший с ключами в руке, резко сморгнул и понёсся следом за ними, обгоняя их на лестнице.
Ведь надежда всегда ещё есть.
✘✘✘ ✘✘✘ ✘✘✘
`ᴏтᴄылᴋи и ᴄʜᴏᴄᴋи:
¹ Минту — алкогольный напиток, прозрачный мятный ликер. Производится в Турку на заводах французской компании Pernod Ricard. Ликёр имеет сильный, свежий вкус и аромат мяты. Вкус очень похож на традиционный мятный ликёр.
² Водка Братислава Спиритус “Wratislavia Spirytus” — самый крепкий алкогольный напиток в мире. Содержание спирта в обычной водке — не более 45%. Спиртовое содержание в Wratislavia Spirytus — 96%. Страной–изобретательницей такого крепкого напитка является Польша. При изготовлении Братиславы Спиритус, основным сырьём служат пшеница (злаковые), а также картофель. Хотя в традиционном производстве эти компоненты друг с другом не смешивают. В зависимости от такого исходного сырья, Братислава Спиритус приобретает свой непередаваемый привкус. На этапе производства происходит тщательная очистка, поэтому водка не имеет ядовитых присадок и отличается безукоризненной прозрачностью. Пить Wratislavia Spirytus в неразбавленном виде небезопасно для жизни. Спиртной напиток употребляется для приготовления коктейлей. В разведённом виде водка представляет собой легко пьющийся мягкий напиток.
³ Яблоки округло-овальной или округло-конической формы, гладкие или слабо ребристые в верхней части. Кожица гладкая, тонкая, нежная, желтоватая; покровная окраска ярко-красная — сливающиеся полосы и крапины на оранжево-красном размытом фоне.
⁴ Хайбол — высокий стакан цилиндрической формы, используемый для «простых» смесей на основе высокоградусных напитков и содовой.
⁵ Патрик Джейн — вымышленный персонаж и главный герой криминальной драмы CBS «Менталист», которого изображает актёр Саймон Бейкер. Джейн является независимым консультантом Калифорнийского бюро расследований и помогает, давая советы из своего многолетнего опыта в качестве фальшивой психической среды.
⁶ В тексте присутствует перевод текста песни «The Crystal Ship» — The Doors. Моррисон обращается в этой песне к малоизвестной кельтской легенде, согласно которой ирландский герой Коннла (Connla) был унесён богиней в «земной рай за пределами моря» на волшебном корабле, принадлежавшем божеству по имени Мананнан (Manannan). Хрустальный корабль управлялся силою мысли и мог перемещаться как по воде, так и по воздуху. По словам Джона Денсмора, эта песня была посвящением бывшей подруге Моррисона Мэри Уэрбелоу (Mary Werbelow). Текст «прежде, чем ты вырубишься, я хотел бы получить ещё один поцелуй» отсылает к их отношениям в Клируотере в 1965 году.
