Страж

      Тележка мерно скрипела, катясь за неторопливо бредшей по дороге лошадкой. Этот скрип раздражал Чемса: он не любил плохо работающие вещи. Следовало бы отчитать конюха, но мальчишка не виноват, хозяин замка действительно никуда не выбирался последние пару лет, незачем было смазывать колеса. А тут вдруг взбрело в голову.       Вернее, не так. Он размышлял об этой поездке давно, но всё не получалось. Супруга и ребенок, дела майората, разведка и разработка руд, поднятых наверх перекореженной землей во время извержения вулкана. Собственное здоровье, в конце концов, едва-едва восстановившееся за прошедшие три года. Он действительно надорвался тогда, выворачивая землю наизнанку, давая выход лаве. И только теперь ехал посмотреть на дело рук своих.       Лошадка послушно свернула на обочину, всхрапнула, принимаясь за росшую подальше от дороги сочную траву. Чемс убрал защелки, крепившие его кресло к тележке, откинул борт, съехал по нему на землю. Поморщился: в дороге растрясло с непривычки.       Тропинка, ведущая к вулкану, совсем заросла, колеса кресла крутились неохотно, вязли в траве. Дальше стало еще хуже: сюда дотянулся язык застывшей лавы, бугристый и растрескавшийся. Местами в трещинах уже зеленела упрямая растительность.       Хрустнув пальцами, Чемс потянулся к силе и принялся методично проплавлять себе дорогу, сглаживая самые большие неровности, заставляя камень снова поплыть — и тут же застыть, отдавая вложенный жар обратно.       Да, можно было подъехать к вулкану с другой стороны, по той дороге, которой пользовались для груженых повод рабочие. Но Чемс отказался от этой идеи сразу по нескольким причинам. Во-первых, не хотел мешать людям, отвлекать от работы. Во-вторых, та дорога была еще хуже, если здесь растрясло, то что там-то? Ну и, в-третьих, самое главное: он хотел побыть один.       Потому что для задуманного требовалось именно одиночество.       Чемс выглаживал тропу, неторопливо размышляя, как всегда делал за работой, не требующей особой сосредоточенности. Три года назад он на считанные минуты стал Хранителем. Это было одновременно болезненно до безумия — и до него же пьяняще. Почувствовать свой майорат, действительно осознать, что он — кровь от крови этой земли. Но было кое-что еще. Кое-что, о чем он не рискнул спросить даже Кэльха, не зная, как тот среагирует. Да, тот слышал голоса Стихий, но...       Тогда, когда лава рвалась к Фарату, текла раскаленной яростной рекой.       Тогда, когда он принял решение — и вскрыл подживший чирей на теле земли, давая ей иной выход.       Тогда кроме рева подземного пламени он услышал крик.       После, лежа, не в силах шевельнуться от слабости, Чемс раз за разом вспоминал этот крик. Голос определенно был мужской, глубокий, гулкий. Странно знакомый, будто когда-то где-то слышал, во сне ли, наяву... И ему, тому, кто кричал, было нестерпимо больно.       Треклятый вулкан возвышался уже совсем близко. Чемс не стал подъезжать, остановился, запрокинув голову, глядя на выкрошенный с одного края обрубок жерла. Замер, вслушиваясь в Стихию. Напрягаясь изо всех сил, стараясь уловить в мерном течении крови земли там, внизу, отзвуки чего-то иного.       Но всё было тихо. Тихо и странно пусто. Вулкан спал усталым сном, спала земля, медленно затягивая рану. Пройдут столетия, прежде чем сгладятся эти шрамы. Но Чемс не жалел о содеянном ни капли. Случись ему принимать это решение еще раз — и он снова рвал бы земную плоть, рвал собственное тело, спасая жизни. Спасая и храня, теперь всецело понимая Кэльха.       Он осознал, что замерз, когда на плечи лег теплый плед, и мягкие ласковые руки подоткнули края, укутывая лежащие на обрубках ног кисти.       — Ты всё не ехал, и я решила проверить, всё ли в порядке, — тихо сказала Наньяра, садясь на подлокотник кресла.       Странно: её шагов Чемс не слышал никогда. Даже в нынешней сосредоточенности не уловил: будто легкая морось по камню брызнула, оставляя тут же испаряющиеся следы. Не успеешь взглянуть — и не заметишь, что была тут влага, только раскаленные булыжники уже не столь горячи.       — Всё хорошо, — он повернул голову, прижался лбом к мягкому округлому плечу. Она вся была такая — округлая, невысокая, успокаивающая одним своим видом — его Наньяра, подаренная не иначе как Стихиями. — Просто смотрел на дело рук своих. Едем домой.       Он и правда засиделся, забыв о времени в своей сосредоточенности. И — так ничего и не услышал, не нашел ответа на свой вопрос. Наверное, и не найдет уже.       Колеса кресла зашуршали по выглаженному камню. Наньяра шла следом, улыбалась, глядя на мужа. Подозревала, что приезжал он сюда только за тем, чтобы старательно, но без особой выдумки обругать принесший всем столько бед вулкан, излить душу, так сказать.       Вот только она знала: не будь вулкана, не приехала бы в Ташертис лечить безнадежного больного. Не увидела бы эти упрямые глаза и не влюбилась бы как девчонка, вопреки всему. Не влюбилась в того, кто берег свою землю так яростно, что любые болезни были нипочем.       Чемс Кровь Земли, кровь от крови, плоть от плоти своего майората.       Ныне — его Страж.