Некоторые уроки

      Если что и объединяет молодых нэх всех стихий — так это несокрушимая вера, что уж вот они-то, уж им-то всё по плечу! И ладно бы действительно не по силам дела брали. Уставший отдохнет, надорвавшегося вылечат и научат, как так больше не делать, да и сам что-то поймет. Но хуже всего, когда сил действительно — ого-го! — а ума в голове еще не завелось, одна только гордость, распаляющая горячую юную кровь всем, даже воздушникам и водникам.       Именно поэтому Ирмар ни во что не ставил своих дядь. Обоих, что Кэльха, на которого только презрительно глянул, что Аэно, над которым чуть ли не в открытую смеялся. В рамках воспитания, конечно, совсем уж неприлично он себя не вел, но в первые же две недели пути надоел всему отряду — не передать словами.       И ведь неплохой малый был, дурной, да, но поехал без малейших возражений, понимал: заслужил, чуть мать и нерожденных брата с сестрой собственной дурью не убив. За это его совесть терзала, и еще как. А вот за всё остальное — ни капельки.       Аэно только брови сводил да сокрушенно вздыхал:       — Буревестник меня проклянет сперва за такой «подарочек». Одна надежда, что ума в эту дурную голову вгонит прежде, чем до непоправимого дойдет.       Мальрик анн-Кер, возвращавшийся на побережье вместе с ними, хмыкнул:       — А, так вы его к Буревестнику везете? Не волнуйся, Аэнья, у него не забалует. Я сам в учениках у старика шесть лет отходил, пока он меня уму-разуму учил. Научил же, как видишь.       Мальрик был слегка постарше Аэно, руководил координационным центром аматанских Хранителей и на этот пост выбран был совсем не за красивые глаза и даже не за уровень силы, а за цепкий ум и способность собрать самых разных людей и нэх в единую организацию, работающую четко, словно часовой механизм. В этот раз он отдыхал, решив съездить в Ташертис и поглядеть на чужие земли собственными глазами, но даже в пути невольно перехватывал управление на себя, и отряд двигался слаженно, каждый в нём знал свое место. Даже Ирмар, пусть он этим местом и был крайне недоволен.       Вот и сейчас, натаскав воды от ручья, плюхнулся у соседнего костра и только курносый нос задирал, прекрасно слыша, что про него говорят. Нос этот всплыл не иначе как с кровью анн-Теалья и доставшейся по наследству силой. И кое-кто в отряде, кто помоложе, уже мечтал съездить по нему кулаком. Особенно когда Ирмар бурчал, делая вид, что говорит исключительно сам с собой.       — Забалую... Ха! Да я весенними дождями играл, как отец — песками!       — Знаешь что, сын Шайхадда? — неожиданно встрепенулся Кэльх, до этого мирно сидевший, привалившись плечом к Аэно. — Давай проверим, что ты умеешь.       Ирмар смерил его взглядом, таким, за какой должна, нет, обязана была прилететь оплеуха. Потому что весь отряд уже не раз слышал тихое-тихое бурчание, что дяди-то совсем старые, уже из ума выжили — друг к другу липнут, как после Росной ночи, и кроме этого ничегошеньки, видно, не могут.       — Только в землю его не вбей по самые уши, птах мой огненный, — ухмыльнулся Аэно, не сделав ни единого движения, чтоб встать. Зато не мог не подначить молодого да горячего петушка, нарывавшегося на трепку всеми силами.       Не прогадал: Ирмар вскочил как ужаленный, шумно дыша. Кэльх будто в насмешку поднимался медленно, неторопливо, с чувством хрустнув спиной.       — Давай, иди, вон ручеек — как раз тебе подспорье будет. А я с этой стороны.       — Да мне!..       — Иди-иди, или боишься, что я тоже костром пользоваться буду? — Кэльх усмехнулся. — Своими силами справлюсь, не волнуйся.       Ирмар презрительно скривил красивые губы, уже обрамленные заметным темным пушком.       — Мама говорила, ты — щит, много ли чести будет побить тебя! — и тихо, но всё равно слышно всем, кто сидел близко, пробурчал: — К тому же старый. — И снова во весь голос заявил: — Вот с дядей Аэно я бы схватился! Только, я вижу, сказочки про вашу силу рассказывают, ничего-то вы не умеете!       Аэно только фыркнул, улегся на спальник, словно ленивый, разнежившийся в тепле кот.       — Ты на меня хотя бы напади, — Кэльх отбросил за спину пряди выгоревших за время пути волос, в которых лишь местами, едва-едва, вились нити седины. — Давай, или боишься?       От водяного хлыста, аж прищелкнувшего в воздухе, он отступил одним легким танцующим движением. Только что стоял расслабленно — и вот уже утек из-под удара, даже не потрудившись отразить его.       Аэно подкинул в костер еще ветку, подпер голову рукой, следя за этим, с позволения сказать, поединком. Больше любовался Кэльхом. Тот словно в насмешку над порывисто мечущимся, как ветром раздутое пламя, мальчишкой, перетекал с места на место, будто спокойная вода. И даже пернатые крылья проявлять не стал, да и зачем? Ирмар до сих пор даже не приблизился к нему так, чтобы суметь достать водяной плетью.       Разозленный этим еще больше, мальчишка тряхнул кистями, заставляя хлыст перетечь, разломиться надвое, складываясь в легкие парные клинки, столь любимые жителями пустыни. Не надо было и гадать, кто научил Ирмара этому: Сатор, кто же еще. Каждый мужчина пустыни обязан уметь танцевать танец стали.       Вскинув клинки, Ирмар бросился вперед, опуская их красивым, мощным ударом, от которого уже не увернуться — и лезвия зашипели, исходя паром, наткнувшись на мигом соткавшиеся огненные крылья. Кэльх чуть поднял голову, глянул над скрещивающимися огненными полотнищами. Глаза у него были черные-черные, как и обещал.       — Нападай, не стой, — ухмыльнулся он, распахивая крылья и отшвыривая Ирмара назад.       Мальчишка от этого мощного толчка отлетел к самому ручью, зачерпнув голенищем воду, подскочил, аж шипя, как будто и сам на пар исходил. Снова метнулся к Кэльху. Что-то он, несомненно, умел, например, беречь дыхание, да и бой на честной стали ему давался наверняка отлично, пусть не мастерски, но на хорошем уровне. Не мог Сатор плохо учить первенца. Дурной силы в нём тоже было хоть отбавляй. А вот практики, опыта, боевого опыта — не было. Его учили, только учили именно что танцевать с оружием. Аэно понимал: Сатор наверняка хотел отрешиться от памятного ужаса бесчестных сражений с искаженными, потому и вкладывал в сына, как сражаться в поединках чести, в дружеских тренировочных боях. Он — и хвала Стихиям за это! — не учил Ирмара убивать.       И потому Кэльх без особого труда отбивал сыплющиеся на него удары, просто лениво отмахиваясь крыльями, пуша перья, если Ирмар пытался достать его острыми колкими брызгами.       — Это всё, что ты можешь? Это ведь даже не бой... — протянул он, рассеянно убирая с лица волосы. Корона светлого огня над ними не пылала — так, едва светилась, вспыхнув только тогда, когда вода в ручье вдруг поднялась стеной, обрушиваясь вперед мощным потоком.       И, как когда-то давно, с клекотом прорвался через него Чи’ат, совсем небольшой, не больше двух размахов рук. Хлестнул кончиками крыльев, выбивая мечи, курлыкнул и клюнул точно в курносый нос.       — Ай! — совсем несолидно взвыл Ирмар: на носу тут же налился волдырь ожога.       — Одной силы мало, — покачал головой Кэльх, легким взмахом руки развеивая Чи’ата. — Сила на силу — что получилось? А когда окажешься один на один с целым морем?       — Я... я...       — Ты, дурачок, чуть спальники не промочил, — фыркнул на бульканье мальчишки Аэно, взмахом руки высушивая землю, залитую расплескавшейся водой. — И ручей перебаламутил. Кэлэх амэ, до него сейчас всё равно не дойдет. Это ведь понять можно, только когда нос к носу встретишься. Помнишь, как ты меня закрываться учил?       — Помню, рысенок, помню, — подошедший Кэльх опустился рядом с ним, опять приваливаясь, жмурясь в теплых объятьях. Ничего в нём не осталось от того почти жуткого черноглазого огненного, который только что стоял на берегу — просто чуть усталый, немного сонный нэх.       — Да только этому, наверное, и научил! — прошипел в ответ Ирмар, быстрыми движениями сгоняя воду с одежды и то и дело косясь на кончик носа. — Дутая вся ваша слава, драться не умеете, раз щит против меня вышел!       — Эй, малец, — не выдержал уже Мальрик, развернулся к нему, сердито хмурясь, — не трогал бы ты рысь, пока лежит тихо.       — Бесполезно, Стена, остынь, — лениво махнул рукой Аэно.       — Да нет, я скажу. Я с тобой в Льяме был, до сих пор перед глазами твой белый огонь стоит.       — А?.. Бе... Белый огонь? — проблеял Ирмар, переводя взгляд с водника на огневика.       — Малыш, я не умею драться, — Аэно улыбался, только вот от его взгляда, в котором плясали вовсе не отблески костра, юношу дрожью продрало. — Я умею убивать.       — А я — защищать. Я ведь тебя так ни разу по-настоящему и не ударил, Ирмар, — усмехнулся Кэльх. — Отраженного от крыльев Чи`ата удара ты бы просто не пережил.       И улыбка это была... Тоже далеко не та легкая, едва заметная, которой Кэльх всю дорогу улыбался Аэно, спутникам и всему миру. Кривая она была, эта улыбка, нехорошая. Ломаная. И Ирмар попятился, как-то по-новому разглядев тех, кого считал всего лишь чудаковатыми старшими родичами.       — Иди спать, талэй*, — посоветовал Кэльх. — И обдумай сегодняшний вечер. Некоторые уроки запоминаются с трудом... Я надеюсь, ты усвоишь с первого раза.       — Некоторые уроки только с болью и кровью вбить можно, — эхом отозвался и Аэно. — Моли Стихии, чтоб не случилось тебе так... запоминать.