"love is..." / любовь - это...

Любовь — это терпение. Это безграничное терпение и просто море спокойствия. Подобные мысли посещали Себастьяна чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. Особенно в некоторые определенные моменты. Когда ночью, например, на его лицо бесцеремонно со звонким шлепком падала чужая маленькая ладонь. И пускай она не несла в себе особой опасности для жизни, испуг и раздражение вызывала вполне. Или еще — когда обладатель этой самой ладони, вдруг, начинал вытеснять мужчину с его законной половины дивана. Иногда Себастьян просыпался от чувства, что вот-вот свалиться на пол, и когда он раскрывал глаза и тихонько бросал взгляд за спину, в его голову закрадывался вопрос: «Как существо в два раза меньше, чем он сам, могло так легко вытеснять его с постели?». Более того, оно могло еще и одеяло отобрать. Немыслимая наглость. Любовь — это жертва. Это великая сила духа и умение отдавать последнее. Сиэль обожал сладкое. Всевышние силы даровали ему по истине великолепную способность — поглощать вкусности столько, сколько угодно и при этом сохранять идеальную фигуру. Разумеется, парень знал меру и ко всему прочему не просиживал свободное время возле телевизора, а вел активный образ жизни, что еще больше снижало риск набрать лишние килограммы. Когда Сиэль ел шоколад, на его лице застывало выражение, похожее на детский восторг, когда ребенок, наконец, получает то, что так давно хотел, и так было всегда. Сиэль говорил, что сладкое действует на него, как успокоительное. Оно было его антистрессом, персональным способом поднять себе настроение, маленьким кусочком блаженства, даже если этот кусочек выглядел, как огромный торт. К слову, глядя на такие шедевры, Сиэль вообще на некоторое время выпадал из реальности, чтобы осознать свое счастье. И разумеется, с таким отношением к еде, юноша бы никогда и никому не отдал самую вкусную, самую любимую шоколадку, но — в момент, когда он увидел, как она пропадает в зубах Себастьяна, парень только нижнюю губу закусил, подавляя в себе желание вырвать ее обратно. В тот день эта шоколадка оказалась в холодильнике последней, а идти в магазин за новой было уже поздно. Сиэль планировал съесть ее чуть позже за просмотром какого-нибудь кино, но его великие грезы разрушил внезапно проголодавшийся Себастьян. На вопрос: «В чем дело?», — Сиэль искренне улыбнулся и спросил: «Вкусно?». Любовь — это гармония. Это вдохновение мыслей и восторг души. Себастьян не любил, когда его мысли не могли найти свое начало, чтобы выразиться в связный текст, который можно было бы перенести на бумагу. Мужчина мог около часа просидеть за компьютером, но так и не написать ни одной строчки, которая бы понравилась ему настолько, чтобы он был удовлетворен работой. Некоторые говорят, что если работа не идет, следует отвлечься и отдохнуть, другие — что нужно, наоборот, работать и снова работать, чтобы вдохновение пришло. Себастьяну не помогал ни тот, ни другой способ, и он бы совсем утонул в художественном кризисе, если бы не было особого ритуала, который призывал его вдохновение. Примерно через час после того, как мужчина закрывался в своем кабинете, двери открывались с тихим скрипом и в помещение заходил Сиэль, неслышно ступая по полу босыми ногами. Юноша соблюдал тишину и старался не нарушить атмосферу писателя своим присутствием. Сиэль не замечал, но порой он даже дышать начинал тише. На край стола ставилась большая кружка с кофе и тарелка с печеньками, за этим следовало ласковое прикосновение к руке Себастьяна, и так же неслышно Сиэль уходил обратно, не забыв прикрыть за собой двери. Как правило, после этого вдохновение давало о себе знать и Себастьян проводил в своем кабинете еще около трех часов, выполняя план своей работы. Любовь — это прощение. Это отказ от своих принципов и понимание. У Сиэля было одно не самое лучшее качество. Ее можно было назвать его личным смертным грехом — гордость — потому что она была слишком большой, слишком значимой в его характере, слишком выделяющейся для окружающих. Она не позволяла ему идти на уступки, она кричала ему о том, что быть должно так, как он говорит, она бессердечным образом запрещала ему идти на перемирие первым. И все было бы слишком печально, если бы Сиэль не имел в себе другую сторону, которая помогала осознавать и принимать свои ошибки, а так же то, что порой мы бываем не правы. Наверное, эта часть характера передалась ему от матери. Сиэль никогда не просил прощения. Его язык просто не поворачивался сказать это слово «прости», и совсем не по той причине, что ему все равно. Парень просто не мог его произнести. Или еще не попадал в ситуацию, которая бы заставила его это сделать. Вместо этого юноша выжидает подходящий момент. Например, ждет вечера или когда его потенциальная жертва будет чем-то занята, чтобы обратить на него внимание (хотя после ссоры Себастьян бывает вообще не смотрит в его сторону) и, сделав невозмутимый вид, парень подбирается ближе и бессовестно прижимается к Себастьяну, ожидая, когда тот зашевелиться в ответ. Один раз мужчина не реагировал очень долго, ожидая что Сиэль смириться со своим положением и что-то скажет или же вовсе уйдет, но парень (опять-таки из-за гордости) умел ждать, и все это может показаться простым подлизыванием, но Себастьян слишком хорошо знал Сиэля, чтобы допустить такие мысли: парень ни перед кем не стелился и, если приходил первым после ругани, то только потому что хотел извиниться. По своему, но он это делал. Себастьян каждый раз слышал тихий облегченный выдох со стороны, когда обнимал юношу в ответ. И никакая гордость не стоила того, чтобы лишаться тепла этого человечка. Любовь — это забота. Это минимум слов и действия на автомате. Они гостят в доме родителей Сиэля. Мать юноши пригласила их провести новогодние каникулы всей семьей, и отказаться было бы грубо и невежливо. В доме Фантомхайвов Себастьян чувствовал себя комфортно, но только потому, что рядом всегда находился Сиэль. Опустим подробности того, как долго мужчину не принимал глава семьи. Семейный вечер в гостиной перед телевизором, который служит своеобразным фоном, чтобы не стояла тишина. Старший брат Сиэля и Элизабет о чем-то переговаривались, не прекращая держаться за руки. Кажется, они обсуждали фильм, который показывали на экране. Отец, слегка хмурым взором, что-то искал в телефоне, а мама — читала книгу. Сам Сиэль был увлечен новой игровой приставкой, которую ему подарили на днях, не обращая внимания ни на телевизор, ни на брата, ни на родителей, ни на Себастьяна, который единственный из всех присутствующих хоть немного, но пытался вникнуть в суть фильма. Мужчина глубоко вздохнул и потянулся, разминая шею и бросая взгляд на часы. Около восьми вечера. В это время Сиэль обычно бросал свои дела и отправлялся на кухню, чтобы что-то скушать. Но сегодня видимо дело было слишком интересным. Себастьян посмотрел на юношу, ожидая от него внимания, которого не возникло ни через минуту, ни через пять… Мужчина не торопился. Ему нравилось наблюдать за Сиэлем, когда тот был чем-то увлечен. Между бровей залегла складка, глаза блестели, а щеки горели от восторга и азарта, и было бы очень жестоко отрывать его от такого увлекательного занятия. В такие моменты Себастьян ловил себя на мысли, что действительно любит, и никто другой не смог бы вызвать в нем это чувство. Протянув руку, мужчина осторожно ухватил Сиэля за щеку большим и указательным пальцами и слегка сжал, заставив парня, не отрывая глаз от экрана игрушки, повернуть голову в свою сторону. Послышалось тихое «что?», заставляя всех оторваться от своих дел. Себастьян улыбнулся и еще раз прикоснулся к мягкой и теплой щеке: «Не пора ли перекусить? Упускаешь возможность, потом будет поздно». Кажется, мужчина забылся, что они находятся не у себя дома и совсем не одни, и провел ладонью по волосам Сиэля, опуская ее на его шею. Или руки двигались сами по привычке? Фантомхайв нахмурился сильнее и повернулся к Себастьяну всем телом: «Погоди, осталось немного. Потом пойдем». Мужчина опустил глаза вниз, наблюдая, как миниатюрные машинки обгоняют друг друга, и, немного подумав, сказал: «А там горячий шоколад тебя ждет. Только что растопленный в молоке». Сиэль отвлекся, вскидывая на Михаэлиса удивленный взгляд, и проиграл, судя по звукам из динамиков приставки и последующей реакции. Себастьян прервал едва не слетевшие слова с губ юноши прикосновением ладони к его лицу и быстрым поцелуем в щеку: «Пошли», — и, поднявшись с дивана, Михаэлис ушел в сторону кухни. Сиэль около полуминуты сидел неподвижно. Со стороны казалось, что он осознал, что они находились в комнате не одни, но эта заминка была причиной того, что он вспоминал, есть ли на кухне воздушные зефирки, которые очень хорошо подходили к горячему шоколаду. Любовь — это желание. Это доверие и полное открытие сущности. Сиэль был скуп на проявление нежностей. Ему было сложно отпустить себя и делать все, чего бы он хотел и чего бы хотел Себастьян. Но бывали вечера и ночи, когда это все-таки случалось. Фантомхайв совсем не переносил алкоголь, и небольшое количество горячительного напитка делало его более открытым и свободным в своих желаниях. Себастьян никогда не пользовался этим, но в душе радовался, когда Сиэль, пребывая в состоянии легкого опьянения, проявлял инициативу. Мужчина любил обе стороны юноши и до дрожи в конечностях был благодарен тому, что Сиэль доверял ему настолько, чтобы не скрывать их. Сиэль падал на холодную постель, утягивая за собой Себастьяна, позволял накрыть себя его телом, выгибал шею навстречу поцелуям и не прятал улыбки, чувствуя, как объятия становятся все крепче и крепче — до такой степени, что трудно дышать. Он прижимался всем телом, как кот, желая быть как можно ближе, и позволял, позволял, позволял делать то, что в обычной ситуации он бы тактично запретил; и отвечал с двойной силой на каждый поцелуй, на каждое прикосновение, на каждое движение, смотря прямо в глаза, и не было признания громче и искреннее, чем этот взгляд. И даже тихое бурчание на следующее утро о плохом самочувствии и ноющей боли в теле не могло разрушить оставшиеся впечатления о вчерашнем. Себастьян улыбался, давным давно проснувшись и приготовив завтрак, и ласково прижимался лбом к плечу Сиэля, потому что… Любовь — это терпение. Это безграничное терпение и просто море спокойствия.