крылья вросшие в стену.

«Заглушал музыка крики, столько памяти в каждом слове. Я уснула в камере пыток, на полу, в луже чьей-то крови…» На холодном, скользком полу сидит крайне подавленного внешнего вида молодой человек. Кожа бледнее дозволенного, наверное, это от усталости, а спутанные , каштаново-теплые волосы почти достают до плеч. Щеки впалые, без намёка на хоть какой-то румянец, припухшие веки опущены, а пухлые губы растянуты в удрученной улыбке. Он не издаёт никаких звуков, не двигается даже. При одном его виде, возникает желание спросить «Мальчик, ты как? Живой?». Но это перестаёт быть нужным, когда юноша шумно вдыхает зловонный воздух ртом и морщиться почти смешно. От неприятного привкуса, осевшего на корне языка, должно быть. Он с огромным трудом открывает темные, почти чёрные, словно два древесных уголька, глаза и утыкается отрешённым взглядом в каменную стену. Она далеко, вся в тёмных, грязно-серых разводах. В помещении пусто. Тишина давит, давит изнутри. Она пронзает тысячами игл голову мученика. Но мальчишка и виду не подаёт, он ведь сильный и должен терпеть любые издевательства. - Эй, Кай, ты слышишь меня? - раздаётся тихий, тысячей ветров шуршащий голос за стеной, и костлявая ручка проскальзывает через решётку, хватая сидящего парня за ладонь. Шатен снова вздыхает и, выждав несколько секунд напряженной тишины, шепчет еле слышно. - Да, слышу… - голос, от долгого молчания, охрип, отчего звучит немного грубо, и звук почти застревает в горле, сковывая болезненным спазмом, но юноша прекрасно понимает, что собеседник сейчас улыбается. Снова пауза, тонкие, бледные, словно паучьи лапы пальцы мальчишки из соседней камеры сплетаются с пальцами Кая, образуя прочный замок. -Я хотел рассказать тебе об одном своём друге, ты не против? - спрашивает, и, не дождавшись ответа, начинает свой рассказ. -Его зовут, До Кёнсу. Мы с ним знакомы уже около десяти лет, ведь были соседями. И, знаешь, он, наверное, самый красивый и безгранично добрый человек на земле. У него гладкая, молочно-белая кожа от рождения, ещё она очень мягкая. Волосы у него русые, длинные, густые и на удивление послушные. А глаза темные, как крепкий красный чай, и взгляд тёплый и ласковый, такой – же, как его улыбка… - недолгая заминка, должно быть для дыхания, и одно, самое важное слово. -Бесподобный… После этой фразы следует долгая, мучительно долгая пауза и Кай не выдерживая всё-таки, спрашивает у друга. - Зачем ты рассказал это мне? Бекхён, так зовут этого мальчика, лишь смеется и выворачивает пальцы из некрепкой хватки, стремясь скорее удалиться, оставив мученика в раздумьях. Кай слышит, как тихо шуршит его беспричинный смех, и почти видит, как его единственный друг прикладывает тонкую ладошку к нездорово бледным губам, как он стыдливо закрывает лицо, и щурит веселые, с танцующими в них огоньками, глаза. Кай никогда не видел лица Бекхёна, и не увидит. Завтра мальчика из соседней камеры должны казнить. - Сегодня мой последний день, Кай. И я чувствовал, что должен рассказать тебе про него. - тихо шуршит голос за стеной, и юноша сжимает кулаки, больно впиваясь ногтями в кожу. Он просто не знает, как будет тут без вечно счастливого Бека.- Ты, наверное, почти такой – же красивый, как и Кенсу..жаль, я тебя не увижу. -Как же, завтра увидишь, и я тебя…- растеряно шепчет Кай, снова пытаясь зацепиться за ладонь друга, но тот специально одергивает ее, прячась в своей камере. - Не увижу, Джонин..-совсем уж печально звучат эти слова, и Кай не находит, что ответить. Он лишь отмечает про себя то, что Бекхён впервые назвал его по имени. Надзиратели приходят за юным смертником ранним утром, и Кая всего передергивает, когда он слышит, как тонкие цепи стучат по полу и стенам. Бён тихо скулит, и, может, слабо пытается вырваться . Его голос шуршит слабым ветерком , и Каю удается расслышать лишь несколько слов. - Проведите меня так, чтобы он не увидел мое лицо…- словно мольбу какую-то, произносит Бекхён и парню, отчего-то становиться в какой-то степени обидно даже, он поджимает губы и подбирается ближе к решетке, чтобы хоть краем глаза увидеть единственного своего друга. Друзей на свободе- не осталось ни одного, те, кого Кай мог так называть- сдали его правительственным шавкам, которым все равно, кого и за какие заслуги отправлять в тюремные камеры , за гроши считанные сдали. Просто потому, что мальчик Джонин, который тогда еще не был никаким Каем, совсем еще юный и глупенький, двенадцатилетний мальчик Джонин оказался слишком доверчивым. -Бек..-окликает он хрупкого, нездорово тощего, совсем уж крохотного мальчика, когда его, скованного цепями выводят из камеры. Бекхён замирает, видимо обдумывая свои действия, и Кай закусывает нижнюю губу в нетерпении. Один из надзирателей, совсем уж гадко, скрипящее посмеиваясь, разворачивает смертника лицом к решетке, наверняка очень больно сжав своими огромными ручищами узкие плечи. Мальчик тихо скулит, словно маленький испуганный щенок, и прячет лицо в ладонях, закрываясь от друга тонкими и бледными, словно паучьи лапки, пальцами. Но Кай все увидел, и понял ту печаль, что проскользнула в голосе Бёна этой ночью. Он бы не увидел, не смог бы, даже если бы очень захотел, ведь чертовы тюремные гниды за милую душу рады уродовать и пытать заключенных. Чонин абсолютно точно увидел зашитые ярко-красными стежками ниток, глаза. К его горлу подкатил ком. - Не прячься, Бек, я увидел… -надломленным голосом произносит шокированный Кай, с трудом выдавливая из себя слова, и Бекхён улыбается ему ободряюще-солнечно, убирая от лица руки. -Теперь ты понял меня, да?- почти смеющимся, смешливым тоном спрашивает мальчик, все же пытаясь сбить длинную челку на лоб. Поговорить им не дают, один из надзирателей бьет Бёна в живот с ноги и, перекинув через плечо, уносит. А Джонин не верит самому себе, он сползает по стене и тихо давиться слезами, вцепившись острыми зубами в кулак. Он бы никогда не подумал, что Бён Бекхён, всегда одинаково счастливый и жизнерадостный, не смотря даже на свою незавидную участь приговоренного к смерти, мог оказаться настолько жестоко искалеченным. «Я уснула в камере пыток, где на стенах тиски и клещи, Среди старых кошмаров забытых, мне снились странные вещи.» Кай и не заметил, как его поглотила беспокойная, чуткая дрема, сквозь которую он сумел почувствовать чуть теплое, мягкое прикосновение чужих пальцев. Он открыл глаза и увидел его… Того самого бесподобного, о котором ему рассказывал ныне покойный Бён Бекхён. До Кёнсу улыбался по-ласковому добро, поглаживая кончиками пальцев щеку Чонина, а тот наконец-то смог понять, как это- глаз цвета крепкого красного чая. - Не бойся, юный мученик, я не сделаю тебе ничего плохого. Кай совсем даже не удивился, увидев за спиной Бесподобного большие белые крылья.