Так не развяжет руки Если не умру со скуки. Я как волк в овечьей шкуре, Стойко перенесший бурю
53 года существования не могут похвастаться палитрой событий так, как 2038 год. Мир еще не видел как бескрайняя и сосущая изнутри чернота мгновенно превращается в цветастую негу, а Хэнк видел. Он не просто видел, а ощутил этот процесс всем своим нутром: разумом, сердцем, душой.Да, это то, что называется мечта И я не готов отказаться от тебя Но мне не важно, я совсем не чистоплюй, Может быть, на мне иудин поцелуй.
Рядом с ним плыло всякое представление о здравом уме. Ты просто таял на глазах и тонкой струйкой подтекал к ногам мужчины. Жгучий парень и, по совместительству, самый молодой лейтенант Детройта не выглядел как однолюб, да и не хотел таким выглядеть. Никто не знал, что у него на душе и в голове, но громкие заголовки с его именем и пронзительный взгляд отодвигали все на второй план. Молодой лейтенант Хэнк Андерсон и сам удивился, когда понял, что он семьянин. Самый настоящий хранитель очага, а не юных ягодиц. Оперение вольного орла грело тепло женских рук и лазурь детских глаз. Своим чередом текла река работы, и бурным потоком струился водопад чувств и эмоций.Посреди дворцов, На одно лицо. Я хочу залезть С головой в песок.
— Его звали Коул. Такое знакомое имя, носившееся в голове каждый день и кричащее: «Не забывай меня!», только что отдалось эхом на складе «Киберлайф». Кто бы мог подумать, что когда-нибудь это эхо перенесётся из головы Хэнка в огромное помещение с тысячами андроидов. Хотя это волновало сейчас меньше всего. Это был голос Коннора. — Когда Вы попали в аварию, ему было шесть. Лейтенант убедился в том, что перед ним настоящий Коннор уже тогда, когда только задал вопрос. Взгляд андроида сменился, и появилась своеобразная жалость в его глазах. Такая теплая. Если холод может согревать, то это именно такая ситуация. — Это была не Ваша вина. Эта фраза прозвучала как и слова Коннора о том, что «лейтенант — хороший напарник» и о том, что «это мнение пластиковой куклы, не прописанное программой». Признаться, это звучало как фраза, оторванная от сердца. — Фура заскользила на льду, и ваша машина перевернулась. Коулу нужна была срочная операция, но дежурного хирурга не было, и операцию делал андроид. Никто не находил слов, говорить было просто нечего. Можно было кричать, но говорить — нечего. Пауза настораживала. Хэнк прекрасно понимал, что проходят секунды, и даже есть шанс того, что Коннор их сейчас считает, но эта мысль не мешала ему ощущать эти секунды как часы. — За это Вы нас ненавидите. Знаете, всегда было интересно какую практическую пользу приносят зубы у андроидов. Конечно, машины должны иметь привлекательный вид, но сейчас практика выдала иной ответ. Это чтобы в случае чего говорить что-то сквозь зубы. Периодически андроидская программа социального взаимодействия работает чересчур исправно. Или чересчур неисправно? — Считаете, что один из нас виновен в его смерти. Было бы Коннору обидно, если бы Хэнк откровенно считал его «виновным»? Кажется, даже сам Коннор не знает ответ на этот вопрос. — Коул умер, потому что дежурный хирург принял «Красного льда» и не мог оперировать. Это он виноват в смерти моего сына. Он и этот гребаный мир, в котором люди глушат свои печали порошком… Вся эта перипетия с «Красным льдом» действительно сильно повлияла на Америку последних годов. Эти горсточки порошка разделили целую страну на группы: на слабаков-ублюдков, и тех, у кого нет денег на статус слабака-ублюдка. Но старые добрые способы саморазрушения не собирались сбавлять обороты: табак и алкоголь все еще занимали ведущие позиции в жизнях людей. Кого ты пытаешься заинтересовать своими величайшими рассуждениями о мире и степени его грёбаности? Старый дурак, видимо сам не замечает как глушит свои печали горьким виски. Думает, что нашел способ лучше, видимо…Но сегодня со мной Алкоголь — мой друг Алкоголь — мой враг Алкоголь всегда В чем-то виноват
Небольшая кухня, соединённая с просторной гостиной, никогда не казалась подобием какого-нибудь развлекательного центра. На ней никогда не красовалась мебель или интерьер экстраординарных цветов: все всегда было по классике. Комнату никогда не «душила» ее цветовая гамма: все было гармонично и в конечном итоге сливалось в стильный лофт. Кто бы мог подумать, что матерый полицейский живет в чистоте и чуть ли не по фен-шую. Если раньше назойливую тишину разбавляли лучи солнца и детские смешки, то сейчас звон металла. Цокот рулетки, если быть точным. — Лейтенант, что Вы там делаете? Расследование не стояло на месте, несмотря даже на восстание девиантов. Время было не рабочее, но главный трудоголик всея Америки не сдавался — притащил пластикового дурачка к себе домой. Но кто из них еще «дурачок» после такого — надо подумать. Хэнк был зол. Когда полицейский злился можно было брать красный фломастер и перечёркивать все, что только попадалось под руку: семью, работу, друзей. Коннор стоял в гостиной. Девиант свисал над кофейным столиком, заслонённым кучей бумаг, и смотрел в сторону лейтенанта — на кухню. А лейтенанту приспичило «расслабиться»: ощутить у виска холод револьверного дула, а во рту обжигающую прохладу виски. — Расслабляюсь, не видишь? — То есть, мне не стоит Вам мешать? — Коннор говорил с раздражением. — Желательно. — Андерсон тяжело выдохнул и, положив пушку на стол, опустил на холодное покрытие голову. Что-то подсказало ему полежать. Пять минуточек, как говорится. Коннор лишь многозначительно дернул бровями и продолжил работу. Его глаза бегали по строчкам бумаг, то и дело возвращаясь к планшетам, а затем к Хэнку и обратно. Так продолжалось два часа. Все дела стояли в мертвых точках: будь то потеря андроида-домохозяйки или же массовое убийство, совершенное, предположительно, девиантом. В итоге, работа была официально приостановлена осознанием того, что Андерсон был в отключке. Коннор понял это спустя 10 минут без кряхтения и вздохов лейтенанта. Андроид аккуратно собрал каждый документ в нужную папку, четко разложил материалы на столе и поправил после себя диван. Даже в банальных движениях синтетической руки по ворсу дивана уже что-то было. Коннор обогнул диван и подошел к столу. Ему открылась завораживающая картина. Этот своеобразный натюрморт напоминал скриншот из документального фильма о психических расстройствах или картину художника-самоубийцы. Смотреть на это можно было вечно: равномерные движения грудной клетки Хэнка, свисающие с головы блестящие серые волосы, мужская рука, застывшая в уродливом объятии с револьвером, фотография в серой рамке и бутылка с алкоголем. Программный сбой сопровождался опущенным взглядом машины и легким касанием чужого затылка. Что-то было греющее в желании заботиться о ком-то, определенно. Рука скользнула по другой руке и вытащила из капкана оружие. Бутылка любезно подвинулась, фотография лишь гостеприимно освободила ей путь. Коннор аккуратно поднял голову лейтенанта, она опустилась машине на плечо. Эти действия больше не казались такими простыми после случая в башне. Хэнк начинал просыпаться. Глаза оставались закрытыми, но ноги уже пытались держать тело. — Аккуратнее лейтенант. — Коннор убавил звук в голосом модуле. Андроид страховал Андерсона по пути в спальню. Он знал, что Хэнк завтра ничего не вспомнит. Когда лейтенант присел на край кровати, он выглядел так, словно сейчас вскочет и закричит: «Хах! Это все шутка! Ты в шоу, Коннор! У меня нет суицидальных наклонностей, а у тебя программных сбоев!». Что за бред? Может и андроидские мозги разморило от этой атмосферы. Коннор подошел и неуверенно надавил на плечо мужчины, от чего тот улегся на кровать и дело оставалось за малым. Андроид проанализировал обстановку: вероятность ощущения холода — 78%. Руки скользнули по одеялу и тяжесть пуха накрыла лейтенанта, попутно окутав теплом.Я могу испортить вечер Быстротечно кануть в Лету
12.31.2038 — Первый праздник, проведенный вместе. Коннор и Хэнк в компании гула салютов. 01.26.2039 — Первый поцелуй. Губы неожиданно встретились и одарили друг друга теплом прямо в родной гостиной. 02.14.2039 — Первый секс. Не было грязи, не было похоти, не было машинной эмуляции. Были лишь эмоции и чувства, прожигающие грудную клетку изнутри и полосящие лезвиями где-то внизу живота. 02.29.2039 — Первый грязный секс. Прямо за углом от места преступления. Но даже в нем нотки восхищения друг другом звучали громче других. 03.04.2039 — Проигрыш в русскую рулетку. 03.15.2039 — Первая семейная ссора из-за револьвера. В словах Коннора было больше истины, чем в пустых доводах Хэнка. Андроид выиграл. Револьвер больше не появлялся в их доме. 03.30.2039 — Коннор подставил свою грудь под пули, прикрыв напарника. 04.02.2039 — Возвращение Коннора. Секс. … П рО Гр, а МмМЭто только, только между нами Ничего не будет между нами Только это, только между нами Ничего не будет между нами
— Коннор, ты, блять…серьезно? — Голос Хэнка дрожал. Он не знал, что делать, он не знал нужно ли было что-то делать. Он давно не чувствовал себя настолько беспомощным. Он знал лишь одно — только любовь могла сделать из него щенка с обочины: жалкого и ненужного. — Я максимально серьезен, Хэнк.— Коннор был холоднее жидкого азота, ледников, Нептуна. Кого и чего угодно. Пришлось бы взять паяльник чтобы вернуть тепло в его глаза — Хэнк бы взял. Все, что угодно, только прекратить бы эту пытку безразличием. Андерсон боялся этих отношений. Он по секрету каждую ночь, когда его рука касалась чужой груди, думал о том, что если Коннору надо будет — он бросит. Он бросит все, даже Хэнка. Но Андерсон спихивал эти мысли на то самое дерьмо, которое лезет каждому из нас в голову по ночам, а наутро пропадает. — Ты просто так возьмешь и оставишь меня после всего этог… — Да. — Андроид нагло перебил его. Это было последней каплей. Не было ни злости, ни чувств, ни грусти. Ничего. То самое ничего, которое плескалось в глазах***
Никому не верь. Ни-ко-му. — Почему…я? — Хэнка терзала реальность. Она забегала к нему в дом, оголяла оскал и набрасывалась из-за угла в самый приятный момент. Казалось, кому-то на этой планете просто не суждено жить. Просто не суждено… Ведь, ты только начинаешь: твои легкие только привыкли к воздуху, твои руки только привыкли к теплу, твоя грудь только привыкла к стуку, а твои глаза только привыкли видеть. И тут вот, пожалуйста, давай заберем у тебя всё? Давай! — Как я только мог? Как Коннор только мог? Мой мальчик. — Язык заплетался, руки не слушались, глаза не открывались. В ладонях кипел металл, текла по пальцам вязкая жидкость и прожигала стол, а затем и ноги человека. Ну или это так ощущалось. — Блять, что я сделал не так? — Глаза возвысились к потолку. — Спасибо, Коннор. Правда, спасибо.— Это было искренне. Ничего более искреннего никогда не звучало из уст мужчины. Он был благодарен за то, что жил. За то, что не существовал или выживал, нет, за то, что жил. А сейчас за то, что умрет, а точнее, встретит сына. Остается только молиться, что тот его примет. Выстрел. В предсмертной неге растворилась улыбка и последняя слеза. Уже никто не стыдился слабости. н и к т о.***
Вокруг дома оцеплена территория. Такие знакомые лица: придурки типа Гэвина, зануды типа Фаулера и добряки типа Тины. Всех сейчас связывало одно — трагедия. Тишину разбавлял лишь вой собаки и чьи-то всхипы. Темное помещение освещала луна и синева треугольника на куртке Коннора. Его грудь была плотно прижата к