Misfortune.

Куски рубленой капусты, смазанные оливковым маслом, приобретенным в ближайшем сельском магазинчике, комом застряли в глотке и не желали проходить дальше по пищеводу. С самого утра было ясно, что этот день станет настолько же отвратительным, как и предыдущие, именно поэтому вставать не особо хотелось. Но как не пробудится, когда около твоей кровати, на соседней, ворочается брат. Правая рука Дина лежит на сероватой от изношенности мотельной подушке, голова покоится на ладони. Вечно неугомонное тело желает перекатиться на другой бок, но что-то ему мешает… Кастиэль лежит позади и обнимает Его брата. Он не спит. Он никогда не спит. Но всегда рядом. Это вымораживает. И Сэм не спит. Ему все равно, что Кас в ответ пристально разглядывает скорченное от отвращения лицо младшего Винчестера. Так ревностно, прижимая Дина себе, поглаживая его свободную от оков сна руку, эти шершавые горячие пальцы, оглаживает каждый шрам: около указательного пальца, на линии судьбы, на кисти, запястье, внешней стороне ладони. Везде. И Сэм знает, где и от чего они появились, когда, в схватке с кем, в какой юношеский момент, с кем подрался, отчего порезался. А он нет. Он не знает. Это преимущество Сэма. Капуста во рту, порезанная мелкими кубиками уже превратилась в сплошную жижу, а сил проглотить не прибавилось. Он смотрел на них, ни на секунду не отводя опустошенного взгляда. Брат учил Кастиэля «рубиться» в игровую приставку. Но когда он это делал для Сэма, тот уже и позабыл. Ах, точно, такого ведь и не было никогда. Учил ли Дин его выкрикивать фирменные фразы? Никогда. Отбивать или ловить мяч? Никогда. Рассказывал ли о приготовлении такой еды, как каша? Никогда. И Сэм не обижался на это. Никогда. Он знал, что это не главное, но Кас… Брат делал все настолько ласково и заботливо, что смотреть на это было тошнотворно и противно. И Сэм ревнует. - Сэмми! - Как казалось, с оглушительной громкостью раздался окрик Дина на весь мотельный номер. - Думал, я позабыл о том, какой сегодня день? Размахивая небольшим желтоватым листком, сложенным пополам, перед газами брата, старший Винчестер присел рядом с ним и с шелестом опустил кусок бумаги на поверхность стола, где красным цветом была жирно выведена двойка. Дином. Только он так заворачивал хвост у цифр, превращая их в сплошные неразборчивые карикатуры. - Уже надеялся. - Хей, еще не вечер, я успел как раз вовремя. - Не считая того, - и тут взгляд серо-зеленых глаз упал на собственные наручные часы, - что уже без пятнадцати минут одиннадцать. Ночи, Дин. - Но я успел! - Да, успел. - Это тебе, Сэмми. С днем рождения… Следом за потертым листом на стол опустился маленький белый коробок, видно, взятый в таком же ближайшем магазине на обочине, как и оливковое масло, которое не желало помогать проходу остальной пищи в глотку. Но это было неважно. Это был подарок Дина. Его Дина. - Спасибо, Дин. – Не особо стараясь изобразить счастливую улыбку, произнес Сэм, все же корча губы в улыбке. Вода в душе бежала по прозрачным стенкам, создавая в кабинке пар, плотно обхватывающий каждый миллиметр стекла, кафеля и тюбиков с ванными принадлежностями. А на ледяном полу, по-прежнему сухой, сидел Сэм, облокотившись о холодную стену. Главное, удалось найти причину ухода из гостиной – пошел купаться. Главное – он не видит теперь счастливую пару, мило воркующую. Главное – он не мешает их беседам о будущем. Главное – он не слышит всего. И главнее всего – он не видит Дина, смотрящего с такой безграничной любовью на другого. Не на Сэма. Больше не на Сэма. Тонкие пальцы перебирают между собой медальон, бережно и аккуратно вытащенный из белесой коробочки. Железо, сплавленное в небольшое сердце, стучит по выпирающим костяшкам, отзывающееся тупой болью с примесью горечи в увядшей душе. Клочок фотографии Дина, вставленный и обрамленный тоненькими металлическими прутьями, держится благодаря им. Сэм понимает и знает: чистое железо защищает, для их работы это полезная вещь, всегда под рукой, и брат бы не пожалел на его подарок денег, тем более чужих, но защита Сэма ему важнее, поэтому… Поэтому он стоит на коленях перед спящим Дином, чья голова в свою очередь лежит на коленях недремлющего ангела, следящего за каждым еле заметным движением младшего. Сэму ничего не хочется, кроме как каждое утро просыпаться и видеть спящего брата рядом, после каждой охоты обрабатывать кровоточащие раны Дина, изредка обнимать его и целовать. Как раньше. Нежно, ласково, излюбленно. Страстно, дико, больно. Похабно, расточительно, глубоко. Но понимание накатывает волнами по мозгу Сэма и… ничего. Ничего не вернуть. Никогда. Последнее прикосновение к колким, но тем не менее мягким волосам Дина дается с трудом. И Сэм стонет от безысходности. Прохладный морской ветер, дующий с берегов Род-Айленда, обдувает влажное и соленое лицо юноши, забирается в отросшие пряди темных волос, пробирается под рубашку к разгоряченной коже, будто желает ее остудить вместе с болью. Парень думает, что эти три года с братом были самыми наполненными в его никчемной жизни. Думает, что не заслужил так страдать. Думает, что… Машины проезжают по этому шоссе не часто, одна за 3-4 минуты. Нужно торопиться. Красная Ford Mondeo несется по ночному шоссе со скоростью 190 км/ч. Нужно торопиться. Тротуар кажется таким узким, он не хочет занимать его. Шаг вперед, еще один, еще, еще, еще и… Больше некуда торопиться. Переломанная в локте рука покоится на груди, сжимая теми же тонкими юными пальцами, только окровавленными, медальон. Ему не хочется его вымазывать, но отпустить, значит, отпустить Дина, а этого он никогда не сделает. «Я всегда буду рядом, Сэмми». - Верю… И Сэм больше не чувствует той раздирающей боли.