Десять дней

Лучик света... Это был первый проблеск чего-то яркого с тех самых пор, как все для нас утратило свои цвета. Мир стал серым. Знаете, это примерно также, как в старых-добрых фильмах — всё чёрно-белое, лишённое цвета и смысла. Пять дней. Это было ровно пять дней назад, когда моя жизнь превратилась в ад на Земле. Всего за секунду. И после этого все, прочитанное когда-либо в книжках, показалось мне не совсем выдуманным. В тот день я, как ни в чем ни бывало, возвращалась домой, ступая по разваленому асфальту в такт музыке, еле слышно подпевая. Мои мысли были забиты обычными мелочами: как решить конфликт, как успеть все завтра, нежеланием идти куда-либо. Тогда мир ещё был в цветах, так хорошо нам известных: небо было ярко-голубым, асфальт - серым, земля - тёмно-коричневая — всё, как всегда... Да. Как тогда. Поразительно, как быстро может разрушиться твой мир. Вот сейчас ты идёшь, думаешь о своих проблемах, планах, чувствах, а в следующее мгновение ты лежишь на земле, не понимая, что произошло. В моих наушниках (судьба бывает жестока) заиграла грустная песня. Вроде как, «Ария - Все начинается там, где кончается ночь». Хотя, сейчас прямо так и не вспомню. Я повернула голову вправо и в моем горле застрял крик, а на глаза навернулись слезы. Буквально в паре метров от меня лежала чья-то рука, оторванная взрывом, окровавленная и страшная. Я боялась встать. Боялась снять наушники. Я просто лежала, скованная своим страхом. Вдруг, кто-то резко поднял меня за сумку, поставив на не твердо стоящие ноги. Парень, молодой, лет двадцати, что-то говорил, отчаянно жестикулируя свободной рукой. Дрожащими пальцами я ухватилась за проводок наушников и потянула. Те предательски упали мне на плечо. — Ч-ч-что? — стараясь сдержать слезы прошептала я. Даже это одно слово далось мне с трудом. — Идём, говорю. Опасно оставаться здесь. Выжила после атаки — ищи убежище. Пошли. Здесь где-то был подвал, — он буквально тащил меня за собой, нервно оглядываясь вокруг. Я наконец нашла в себе силы осмотреться, но иногда лучше все же доверять своей интуиции и просто идти. Теперь я застыла от ужаса: вокруг были ямы, созданные взрывом, крики, люди, бегущие в убежище, яростно отталкивающие друг друга, лишь бы спрятаться, лишь бы они выжили. Вот ребенка оттолкнули. Девочка упала на землю. Она приподнялась на локтях, чтобы встать, как вдруг послышался свистящий звук и взрыв. Меня оглушило и отбросило назад волной взрыва. В голове стоял писк, как после резкого звука, цвет утратил свои краски, а на щеку прилетели сгустки крови. Это все, что осталось от тех самых людей. И ребенка. — Идём, — вроде бы сказал мне парнишка, поднимаясь, притягивая меня к нему. Я почти ничего не слышала. Чувствовала, как он меня тащит. Мои ноги волочились по земле, спотыкаясь о каждый камушек. Я была удивлена его жестокости, но сейчас понимаю. Это была не жестокость. Это было желание выжить. Инстинкт самосохранения. Право, до сих пор не знаю его имени. Имени человека, который вытащил меня, пока я, скованная собственным страхом по рукам и ногам, боялась пошевелиться, думая, что уснула. Почему я? Почему не та маленькая девочка, которая приходит ко мне по ночам во снах? Я не знаю. И не узнаю. Он не вернулся с последней вылазки наверх. И сердце тогда сковала такая боль, на глаза навернулись слезы. Почему он не выжил? За помощь, за спасение, видимо, карма его не спасла. До сих пор слезы, как вспоминаю его и какая-то боль в сердце не даёт дышать спокойно, думать, существовать, сковывая грудь, не давая сделать и вздоха... Прижала руки к груди. Сжала, словно успокаивая сердечко. Может, его так спасли, не давая погрязнуть в этом мире войны? — У нас заканчивается еда и вода, — послышался голос старшей. Люблю наши убежища: еды, воды были минимум на сутки. Здесь много детей. Маленькие, 5 лет от роду, подростки, 14-15 лет. В их глазах навеки застыл страх и ужас. Детская психика сломлена. Они должны были сейчас спать спокойно, не опасаясь за свои жизни, жить в достатке и тепле. Вместо этого они проживают свои жизни в сыром подвале, согревая друг друга в объятиях и полной не стерильности. Мне их жаль. — Я пойду, — мой голос осип, но звучал громко и властно. Сделать что-то хорошее для них. Хочу видеть в их глазах улыбку! Девчонка схватилась за меня, заглядывая своими голубыми глазами прямо мне в душу. Не хочу идти. Страшно. Мне тоже. Хочу их спасти. — Ты уверена? — голос старшей дрожал от съедаемой ее тревоги. — Сестра, сейчас мы даже не можем быть уверенными в том, что живём. Не дрейф - прорвёмся, — впервые за все время я искренне улыбнулась. Хочу на улицу. На воздух. На солнце. — Хорошо, — вздохнула она. У нее не было выбора - желающих нет. До сих пор не поняли, что надо сохранять молодое поколение, а не свою шкуру спасать, скрываясь за кем-то, ожидая, пока за них сделают всю опасную и грязную работу. Старшая подошла к двери, глядя на меня так, словно запоминала мои черты, чтобы позже изобразить их на стене погибших ради выживших. Тц, она уже давно перестала во что-то верить. А верю ли я? "Война - это тоже такая вот жизнь. Если не найдешь, ради чего жить - тебя убьют." - говорил мне тот парень по ночам, когда уснуть мы не могли. Разве в этом хаосе можно верить во что-то? Но начинаешь понимать цену жизни. И она очень высока. Я поцеловала девочку в лобик, убирая с ее детского личика волосики, прилипшие к нему. Осмотрела всех. Запомнила каждого. Если я сейчас не принесу еды и воды - они умрут. Но не просто. Мучительно. От голода. Воздух заполнился напряжением. Да, к такой жизни было трудно привыкнуть. Всем нам. Старшая щёлкнула замком, открывая путь к лестнице. Вдруг сверху послышался грохот, крики, шум и со ступенек посыпались камни. Не ровен час их засыпет. Надо поспешить. Пока прошла бомбежка. Я вышла молча. Видела, что она хотела меня остановить, но проигнорировала. Прошла мимо с таким выражением лица, словно всегда была готова. Но меня резко сковал страх, когда дверь за мной закрылась, а Солнечный свет падал на меня. Я прикрыла глаза, медленно сползая по стене. "Ты же ожидала этого. Ты должна это сделать. Или они умрут." - уговаривала я себя. Сделала шаг, второй, третий. Так вышла на улицу, на белый свет. Мне пришлось остановиться. Увиденное своими глазами так отличалось от рассказов. Города, который я знала, в котором выросла и в котором прошли мои лучшие годы - не было. Были руины - останки былого величия. Я быстро пошла в сторону магазина, где выдавали еду, держа в руках все то, что можно было обменять. До дома было рукой подать, но я боялась. Боялась обнаружить там лишь руины. Прошла мимо. Как бы ни смешно это звучало, но шла я медленно. Кто знает, когда ещё выдастся возможность подышать свежим воздухом и выдастся ли. Меня обогнал какой-то старик, что-то ворчащий про молодежь. Навстречу шла компания. Мародёры, вроде, их так называют. Подставили старика, кинув ему под ноги камень, крикнув, что они должны молча сидеть и ждать своей участи. Меня охватила необъятная злоба. Я ускорилась, подходя к нему, но на большой скорости проехала машина, наезжая прямо на его голову... Я видела, как под колесами машины его голова становится местом. Слышала хруст костей. Видела тот страх и ужас, оставшийся на его лице, теперь размазанном по асфальту. Машина не остановилась. Скорая, вроде. Судьба жестока. Я побежала, дрожащими руками обменивая вещи на еду, большими глазами глядя на все. Я поняла, что больше ничего не скажу. А из моих воспоминаний ещё не скоро исчезнет эта картина. Я вернулась в убежище. Стала их спасителем. Но не того старика. Я больше ничего не сказала... Нам удалось продержаться ещё пять дней. Пять дней жизни и не жизни сплелись в один серый день. Я улыбалась, помогала. А по ночам плакала в одежду, скрываясь за стенами убежища. Вдруг, открылась дверь и принесли радостную новость - нас спасли. Освободили. Оставили в живых. Неважно. Суть не меняется. Мы смогли. Но в глазах детей навеки страх. В моих глазах - та картина хладнокровного убийства. Она не сотрётся. Никогда. И руины нашего города всегда будут напоминать о том, что мы пережили, как и наши потери, застрявшие глубоко в сердце.