***
Это знакомство было неожиданным. Впрочем, как и все знакомства. Но это отличалось от других тем, что оно было необычным. Меня, грубо говоря, выдернули за шкирку из воды, мягко говоря, спасли от утопления. Я никогда не считал себя плохим пловцом, наоборот, я хорошо плавал и моим любимым занятием было нырять на глубину. Но в этот раз мое умение прекрасно плавать не только не помогло, но и подвело меня. Ситуация была наибанальнейшей — мне свело ногу и я, не успев даже пикнуть, нахлебался воды и, уносимый течением, помчался в океан, навстречу своей судьбе. Как оказалось, судьба ждала меня не в глубинах океана, а на его побережье. Как я и говорил ранее — меня просто выдернули из воды и с поразительной быстротой потащили к берегу. Очнулся я уже на пляже от того, что кто-то горячий прижимается ко мне и с силой вдыхает воздух в мои легкие. Так себе начало для дружбы. Это произошло в то время, когда я после защиты докторской пустился в кругосветку, чтобы нахвататься новых идей. Сан-Диего встретил меня палящим солнцем, зноем и загорелыми женщинами. Но я был так увлечен своей новой работой, что не замечал ничего и никого вокруг себя, и, как известно, это дошло вплоть до того, что я пропустил в баре на пляже пару коктейлей и полез на глубину. И вот, к чему это привело. Почему именно Сан-Диего? Я не помнил. Всю кругосветку, что закончилась, едва начавшись, я провел в пьяном бреду. Я немного пил, так, промочить горло от жары, да и первая защита докторской бывает лишь раз в жизни. Все мои друзья поздравили меня на месте, в университетском кафе; помню, залпом опрокинул в себя длинную колбу с пивом. После этого вечера все разбежались кто куда по своим делам, и я больше никого не видел. В кругосветку тоже отправился один. Путешествовал один, спал один, пил один. Почему-то не хотелось громких компаний, да и в голове зрел новый план для исследования; помню, было желание сидеть на пляже со стаканом холодного пива и думать только о нем. С Эриком я повторно встретился в одном из душных баров на краю города. Случайная, непреднамеренная встреча. Тогда на пляже, стоило мне открыть глаза и вылупиться на него, он потрепал меня по щеке, отругал за неосторожность и ушел. Он работал береговым спасателем, неудивительно, что помощь подоспела так быстро. С тех пор я его больше не видел, и каково же было мое удивление, когда я заметил широкую спину в характерной для спасателей красной безрукавке, маячившую у барной стойки. Я подошел, разговорились. Удивительная вещь — алкоголь. А вместе с живым человеческим общением он и впрямь творит чудеса. Через пару часов мы с Эриком были хорошими знакомыми, еще через пару — хорошими друзьями. Бар мы покидали уже братьями. Я пожаловался ему, что недавно в городе, ничего здесь не знаю, и он посадил меня в такси до моей гостиницы. На утро я обнаружил, что Эрик не оставил мне своего номера телефона. Я злился. Сам не знаю, почему, но я сильно злился на него. Казалось бы, чего там, посидели вечер в баре, поговорили, назвались друзьями, да и что? Со всеми такое случается, дружба на одну ночь, знакомство на одну ночь, любовник на одну ночь. И пускай в моем случае это была всего лишь дружба, я был оскорблен. С Эриком было интересно беседовать, он поддерживал разговор, был отличным слушателем и хоть и с опаской, но говорил о себе. Я немного узнал о нем за тот вечер. Всего лишь то, что у него нет постоянного места жительства, он кочует из города в город, нигде долго не задерживаясь. Преследует одному ему известную цель. Я не стал вдаваться в подробности сразу, решил, что еще будет время узнать, понять его, и тут же решил перевести тему на собственную жизнь, полученную докторскую, пьянки с друзьями и намечающиеся исследования. Эрик вежливо слушал и молчал. Оказалось, я просчитался, когда думал, что у меня будет время его узнать. У меня его не было. На следующий день я отправился на тот самый пляж. Хотел отыскать Эрика, поприветствовать, мягко пожурить за то, что не оставил номер, и утянуть в ничем не обязывающую болтовню. Придя на пляж, я не нашел его. Я полежал на шезлонге, поплавал вдоль берега туда-сюда, завис на водном матрасе на пару часов. Под конец даже была мысль снова уплыть на глубину и спровоцировать его прикрикнуть на меня с вышки, но это было уже совсем ребячеством, и я отмел эту мысль. Эрика не было нигде. Ближе к полудню я зашел в бар на пляже пропустить стаканчик холодного спрайта. Там сидел один из спасателей, получив свой стакан, я подошел к нему и спросил про Эрика. То, что я услышал в ответ, никак не укладывалось в моей голове. Вчера вечером у Эрика была последняя смена, а сегодня рано утром он уехал из города в неизвестном направлении. Я ушел с пляжа еще более расстроенным. Следующим же вечером я улетел из Сан-Диего, и уже в самолете по пути домой вспомнил, что так и не поинтересовался у того спасателя на пляже, какая у Эрика настоящая фамилия. Вскоре я забыл Эрика, поставил на его имя статус «утерян» в своей голове и отложил в закрома памяти. Я прожил так несколько месяцев, ведя весьма продуктивные исследования касательно гена Х. Однако один телефонный звонок однажды вечером напомнил мне о прошлом. Это был Эрик, он звонил, чтобы узнать, как у меня дела. Никогда не думал, что умею истерично смеяться, но это был день открытий. Я поборол в себе желание высказать ему все, что думаю: остановила меня мысль о том, что Эрик мне никто и нас с ним ничего не связывает, кроме одной ночи в баре. Я был удивлен, что он не забыл меня. Неужели в его памяти я отпечатался настолько же сильно, как и он в моей? С тех пор мы иногда созванивались. Честно сказать, это была самая странная дружба в моей жизни. Мы перешли на новый уровень, когда он стал слать мне письма с открытками из тех мест, где успел побывать, полароидные фотокарточки самого себя на фоне Эйфелевой башни, Китайской стены, замков в Румынии. Однажды он прислал мне открытку из Австралии и фотокарточку, где он гладит маленького кенгуру. Мы просто переписывались, рассказывали друг другу о своих делах и проблемах в письмах, иногда созванивались. Я не знал, зачем делаю это. Просто делал. Я не понимал до конца природу наших отношений. Как из одной ночи в баре могло родиться нечто похожее? С того раза у такси мы больше не видели друг друга. Годы шли, я жил, окунувшись в дела, от месяца к месяцу, чтобы в один месяц получить письмо с открыткой, а в следующий — долгожданный звонок. Это стало моим личным ритуалом. Я никогда не говорил Эрику об этом, лишь покорно ждал письма или звонка. Из месяца в месяц, из года в год. Позвонить или написать первым должен был он сам. Я никогда не знал его новое местоположение, он не рассказывал о своих планах, все хранил в секрете, шифровался. Эрик был свободолюбивым и сильно нуждался в личном пространстве. Однажды я пытался самостоятельно выйти с ним на связь, после его звонка на следующий же день я позвонил по тому же номеру. Трубку подняли, я не смог сдержать радостное «Ало? Эрик, это ты?» и пожалел об этом. На следующие два месяца Эрик исчез из моей жизни. Не было никаких писем и открыток, не было звонка. Я побоялся, что потерял его навсегда, а неначатая бутылка с виски нашлась сама собой. Я не понимал природу наших отношений, не понимал своих чувств к нему, называя другом, но тогда почему было так невыносимо больно от мысли, что его может просто не быть в моей жизни?.. Через пять томительных лет общения я получил письмо. В нем не было привычной открытки, лишь краткая запись. Писал Эрик. Он уведомлял меня о том, что скоро прибывает в Нью-Йорк и планирует остаться здесь на некоторое время. Он написал дату, время и адрес ресторана, в который приглашает меня на ужин. Сердце в моей груди совершило кульбит. Я не мог поверить в происходящее. Я долго собирался. Смокинг или что попроще? Нет, какой смокинг. Это просто дружеская встреча. Я остановил свой выбор на белой рубашке и сером костюме. Однажды одна из ассистенток в университете сказала мне, что он прекрасно подчеркивает мои глаза. Тогда я не придал этому должного значения, но сейчас надеялся, что она была права. Такси довезло меня до нужного места, я в нерешительности вышел, оглядываясь по сторонам, поправил ворот пальто. На улице был конец ноября, с неба сыпал снег с дождем, в вечных Нью-Йоркских пробках превращавшийся в мерзкую слякоть. На душе было неспокойно. Я чувствовал, что-то должно произойти. Двери ресторана открылись передо мной, я прошел внутрь. Чем дальше я шел, тем сильнее все внутри пылало от жара, сжималось, пульсировало, но, когда я увидел его, меня сковал холод и я замер на месте. За прошедшие годы Эрик почти не изменился. Строгие черты лица еще больше заострились, волосы отросли, он зачесывал их назад. На нем была черная водолазка и белые брюки, одежда, несвойственная для этого места. Он не заметил меня и продолжил немигающим взглядом смотреть напротив себя. Это придало мне сил. Я подошел к столу, отодвинул стул и сел. Как бы я ни старался заставить себя, мне так и не удалось перестать смотреть на него. Вокруг его глаз наметилась сеточка морщин, складка на лбу стала более явной. Это единственные изменения, произошедшие с ним за столь долгое время. Наши взгляды встретились, он произнес: — Здравствуй, Чарльз. — Эрик. Я улыбнулся, чувствуя себя восковой куклой, и в приветствии протянул ладонь. Эрик крепко пожал ее, не отрывая от меня немигающего взгляда. Он смотрел жутко, но я не брался судить, не в том случае, когда сам не был уверен, что со стороны не выглядел так же. Наши руки задержались, взгляды сплелись. Мы не могли оторваться друг от друга, я чувствовал нервное покалывание в том месте, где он сжимал мою руку. Его тепло будто передалось мне и текло по моим венам, иначе я не могу объяснить, почему так бешено колотилось сердце. Я так долго ждал тебя. Я отчетливо подумал, вкладывая в эту мысль все, что чувствовал сейчас. Я хотел бы передать это взглядом, но больше не мог удерживать зрительный контакт. Глаза заслезились, и я отстранился, нехотя забирая свою руку обратно. Эрик слегка улыбнулся и кивнул головой на вино, которое он успел заказать. Этот вечер стал поворотным моментом в моей жизни. Я даже представить не мог, что нас ожидает дальше и как сложится моя жизнь и жизнь Эрика. Я боялся признаться себе в том, что эта встреча была последней, что ему нужно было увидеть меня, как тогда, в начале, убедиться в чем-то. Тогда зачем все эти напрасные пять лет? Эрик… Он позвонил мне через несколько дней и пригласил в кафе выпить чашку кофе. Я, не помня себя от радости, помчался по первому зову. Придя на нужный адрес, упав в кресло напротив, я увидел тень на его лице. Эрик был чем-то недоволен и все так же, не мигая, смотрел в окно. Он словно находился не здесь. Я осторожно, очень медленно, протянул ладонь и коснулся его руки. На мгновенье я прикрыл глаза, вновь почувствовав тот приятный прилив тепла во всем теле, изо всех сил отбрасывая глупую мысль, что я мечтал коснуться его все эти дни после нашей последней встречи. Эрик обратил на меня внимание, но руку не отстранил. — Что случилось? — Неудача с работой. — Как я могу помочь? — Ничего, я разберусь. В тот день мы гуляли и много говорили. Сколько бы друзей и знакомых у меня ни было, никогда не было такого, кого хотелось бы узнавать заново каждый раз, читать как любимую книгу, затирать страницы до дыр и любить, любить, любить. Спустя месяц пребывания Эрика в Нью-Йорке, спустя месяц наших прогулок и встреч я понял, что не любил так никого в своей жизни. И не уверен, что смог бы полюбить. Я был уверен, что это дружба. Я ждал его пять лет, перебиваясь письмами и открытками, редкими звонками. Я получал его внимание по капсулам, я завел отдельный ящик для всех его писем. Я жил, я встречался, я думал, что делаю правильно, думал, моя жизнь правильная, если можно назвать правильным то, что навязывает нам общество. У меня были недолгие отношения с девушкой, думал, что нашел ее, ту самую. Оказалось, я нашел тебя давным-давно. Эрик надолго задержался здесь. Он так и не нашел работу, вместо этого просто гулял по Нью-Йорку каждый день, дышал запахом этого города. Эрик верил, что у каждого города есть свой запах, и запах Нью-Йорка был ему по вкусу. Однажды он сказал, что ему нравятся большие города потому, что в них можно затеряться. Я держал руку на пульсе и отсчитывал дни. Каждый был как последний. Эрик мог снова пропасть, не говоря ничего. После общения вживую, получая его внимание и его самого почти каждый день, я бы не смог снова перейти на письма и открытки. Если Эрик снова уйдет, я откажусь от него навсегда. Я буду готов. С такими мыслями я встретил следующий день. У нас с Эриком была назначена встреча возле кофейни, которую мы облюбовали. Здесь делали вкусный макиато с карамелью. Эрик не понимал моего пристрастия к сладкому и всегда заказывал черный американо без сахара. Я пришел ровно в условленное время, поскольку знал, что Эрик не любит, когда опаздывают. Эрик уже стоял возле кофейни и держал в руках два стаканчика кофе. Я подошел к нему и осторожно взял один. Сегодня мы хотели зайти в книжный и погулять в парке, и хоть я не совсем понимал, зачем такая долгая прогулка ради прощания, но свои мысли оставил при себе и смиренно пошел следом. Мы перешли две дороги в полном молчании, до парка оставалась еще пара кварталов, как вдруг Эрик произнес: — Я решил остаться. — Что? Я даже запнулся о собственную ногу и чуть не пролил кофе на дорогу. Эрик удержал меня за предплечье и повторил сказанное. — Мне здесь нравится. Я остаюсь. Я так и стоял, криво и косо, с почти перевернутым стаканчиком, но зато с Эриком под рукой и наверняка с выражением полного счастья на лице. — Серьезно? — Да. — Но как же… — В этом я надеялся на твою помощь. Говоря о помощи, Эрик не имел в виду помощь деньгами. Он отказывался от них ровно столько же раз, сколько я предлагал. Я часто не понимал его упертости, гордости, но после того, что он предложил мне, у меня отпало всякое желание спорить. Эрик прекрасно знал все о моей семье, особняке, оставшемся мне в наследство. Также он знал, что в перерывах между преподаванием в Оксфорде я возвращаюсь домой в Уэстчестер. Я не очень любил этот дом, но я любил лабораторию и библиотеку, оборудованные в нем мной же. И Эрик предложил мне помощь с содержанием дома в чистоте и порядке. Я был согласен на все что угодно. Договор о найме составили в тот же день. Эрик настоял, чтобы все было официально. На моей машине мы заехали в гостиницу за его вещами, насчитывающими аж целый один чемодан. Я не мог поверить в свою удачу и еле усидел за рулем, едва не начав прыгать от радости. Эрик сидел рядом со мной на переднем сиденье и по своей обыкновенной привычке молчал. С тех пор прошло два месяца. Эрик жил вместе со мной в особняке и выполнял всю работу по дому, не давая мне и палец о палец ударить. Когда я отрывался от своих исследований и приходил на кухню выпить чашку чая, он тут же появлялся, молча отстранял меня от плиты и ставил чайник. Он, можно сказать, оккупировал весь дом. Повсюду кипела работа: полы были вымыты, а полки с застарелой пылью начисто протерты. Конечно, все комнаты в особняке одному человеку за раз не отмыть. Эрик был непреклонен. Я пытался отговорить его вычищать ненужные комнаты, но он не слушал и убеждал меня в том, что независимо от того, пользуюсь я этими комнатами или нет, пыльный воздух везде один. Кажется, Эрику нравится Нью-Йорк и нравится Уэстчестер. За два месяца мы окончательно привыкли друг к другу, и я смел надеяться, что Эрик останется здесь если уж не навсегда, то достаточно надолго. На календаре третье февраля. Я ерзал на кухонном диванчике с чашкой чая, листая утреннюю газету. Все основные праздники, наиболее прознаваемые и почитаемые в нашей стране, прошли. На носу красным, как нос у Рудольфа, переливался День Святого Валентина. Будучи еще студентом, я обожал этот праздник, всегда писал всем красочные валентинки, а пару раз меня даже выбрали амуром, я ходил с корзинкой и разносил по адресам открытки-сердечки, которые каждый желающий мог кинуть в специальный ящик. Став старше, я перестал понимать этот праздник вообще. Всего лишь забава для школьников и студентов. Я решил не праздновать его и в скором времени забыл. Выходные всегда были предназначены для поездки в город. В списке моих дел раз в неделю обязательно было освобождено место для покупок. От Уэстчестера до Нью-Йорка по времени дорога занимает не больше часа на машине, но я все равно не видел смысла ездить туда каждый день, когда можно закупиться один раз и на всю неделю. Эти выходные не были исключением. Я кинул в сумку все самое необходимое и уже стоял перед зеркалом в своей комнате, поправляя воротничок рубашки и рукой приглаживая волосы. Сегодня я не видел Эрика даже за завтраком, он оставил мне еду под крышкой и приложенную записку, а сам пропал то ли на улице, то ли на чердаке — он все никак не мог угомониться и был решительно настроен вылизать весь дом до блеска. Поэтому, свыкшись с мыслью, что Эрик где-то бродит, я не ожидал увидеть его в дверях моей комнаты. Он стоял, прислонившись к косяку, и смотрел на меня. — Что? Я обернулся к нему с улыбкой, на самом же деле пальцами крепко вцепившись в воротничок собственной рубашки. Эрик ничего не ответил, и взгляд его не изменился, он все так же пристально всматривался в меня, изучал. Я позволил ему разглядывать меня столько, сколько было нужно, но под конец все же не выдержал. Уголок моих губ дрогнул, когда я повторно привлек его внимание. — Эрик, друг мой. Он словно очнулся, выплыл из транса, его глаза прояснились, и он посмотрел на меня более ясно. — Чарльз, — Эрик попытался изобразить копию дружелюбной улыбки, его губы странно дернулись и остались на своих местах. — Собираетесь на прогулку? — Всего лишь небольшая вылазка в город. Вы знаете, я каждые выходные езжу в магазин, — Эрик молча смотрел на меня, и я подумал, что, возможно, он ожидает приглашения. — Не хотите поехать со мной? — Нет, нет, Чарльз. Я хотел закончить разбирать чердак сегодня и продолжить чистить дорожки в саду. — Вы можете их не чистить. Я не заставляю, Эрик, все равно ими никто не пользуется, я целыми днями сижу дома, а кроме нас двоих здесь больше никого нет. — Чарльз, я не поеду. Я обессиленно опустил руки по швам. Эрик, как и всегда, был непреклонен. Поездка по магазинам вышла довольно-таки скучной. В основном это был продуктовый, а я ходил мимо стеллажей и набирал нужные продукты в тележку. В таких гипермаркетах обычно было много домохозяек и мамочек, потому что поистине занятые люди в Нью-Йорке либо питались в ресторанах и кафе, либо перебивались полуфабрикатами и прочей дрянью из круглосуточных магазинов. Я чувствовал себя очень неловко, стоя в очереди на кассу как единственный мужчина среди скучающих дам. В тот раз я неоднократно пожалел, что не настоял на своем и не взял Эрика с собой. Уж если и тонуть, то вместе. Я просто блуждал по гипермаркету с сумками наперевес, впал в мысли о новом образце крови, который мне выслала Мойра из ЦРУ, с которой я вел давнюю дружбу. Она была убеждена в том, что в мире есть высшая раса, люди, рождающиеся со сверхспособностями, скрывающие их от внешнего мира или вообще про них не знающие. Она мечтала найти хотя бы одного для детального изучения и подтверждения своих догадок. Я не хотел помогать ей в этом, но иначе, прекрати я дружбу, некому было бы поставлять мне образцы с таким интересным сейчас геном Х. Он действительно существовал и тем самым отличал классическое ДНК от ДНК сверхчеловека. Ей же, напротив, высылали образцы местные больницы. Но, как только Мойра выходила на сверхлюдей, они тут же скрывались, а их семьи отрицали все. Я блуждал по гипермаркету, погруженный в не самые радужные мысли о сверхлюдях и гене Х, и не сразу понял, как оказался в этом отделе. Здесь был мягкий свет и тихая фоновая музыка, настраивающая на выбор подходящего платья. Это был магазин женских вечерних платьев. — Чем-нибудь помочь? Ко мне подошла консультант. Видимо, магазин был не из дешевых, потому что девушка была серьезно настроена помочь, да и ценники на платьях говорили сами за себя. Но я не сразу обратил на это внимание. Я увлеченно рассматривал синее платье в крупных пайетках, оно было на бретельках и, приталенное, походило на рыбью чешую. Я, завороженный, поставил сумки на пол и коснулся его, проведя ладонью от талии манекена вниз, к бедру. Пайетки, колючие на вид, в руках ощущались шелком. В голове против моей воли возник яркий запоминающийся образ. — О, вы уже выбрали платье. Потрясающий вкус. Присматриваете подарок для жены? Или, может быть, для любовницы?.. Девушка заговорщицки улыбнулась мне, а я вдруг остро почувствовал жар. Я почти выбежал из бутика и остановился только возле своей машины, загрузив сумки в багажник и прислонившись к нему, приводя дыхание в норму. Я бы хотел думать, что это было просто опасное наваждение, но нет. Образ Эрика в синем платье и черных чулках крепко закрепился в моей голове, обращая в неповоротливый ком все мои мысли. Я всегда сдерживал в себе ненужные мысли и желания. Но сегодня в системе произошел сбой и все пошло не так, как планировалось. Всю следующую неделю я не мог избавиться от этого навязчивого образа в моей голове. Эрик в синем платье. Я читал, и на оборотной стороне моих мыслей мне являлся этот образ, я пил чай, и он снова был здесь, я запирался в лаборатории и громко включал музыку, но, черт возьми, Эрик в платье в моей голове оживал и пританцовывал, в конечном итоге его танцы дошли до того, что я чуть было не разбил колбу с бесценным образцом. От музыки пришлось отказаться. К концу недели я был уверен, что свихнулся, сошел с ума. Моя стадия полного безумия дошла до предела — мне снился Эрик и это чертово платье. Его длинные ноги облачены в черные гладкие чулки, он скользил ладонью по пайеткам на бедре, проводил длинными пальцами по капрону, медленно опускался на пол и касался тонких лодыжек. Я не понимал, как мужчина может быть настолько привлекательным в женской одежде, пока внутри меня не щелкнуло и я вдвойне не убедился, что мне это действительно нравится. Эрик называл меня Чарльзом, но обращался исключительно на «вы». Никаких «мистер Ксавьер», «профессор» или «босс» не было. Только Чарльз и только «вы». Он был тверд в выполнении всяких необязательных формальностей и считал, что раз уж я его нанял и по закону считаюсь его работодателем, «боссом», то и обращаться ко мне нужно соответственно. Сначала я препирался, отшучивался, а после даже привык и прожил с этим два месяца. Сейчас ситуация в корне поменялась и сыграла со мной злую шутку. Мое воспаленное сознание рисовало весьма увлекательные сны, в которых Эрик шептал мне всякие глупые вещи, низким голосом звал Чарльзом и категорично на «вы». Я чувствовал себя несдержанным подростком, просыпаясь по утрам с невыносимым стояком в штанах и трусами, заляпанными смазкой. Так глупо. — Так глупо, — повторил я себе однажды утром, ковыряясь в каше и задумчиво пялясь в окно. На улице по-прежнему лежал снег, но дорожки в саду были почищены. Эрик, в отличие от меня, зря время не терял. Наложив мне каши в тарелку и сварив мой любимый кофе, он снова удалился по делам. Я не уставал удивляться, где он находит столько дел каждый день, а он говорил, что в большом доме их всегда навалом. Я еще немного нехотя поковырялся в каше и отставил тарелку в сторону, принимаясь сразу за кофе. — Почему вы не едите? Я подавился напитком от испуга. Эрик стоял за моей спиной. Он обошел стол и сел напротив меня, подвинул тарелку обратно и нагло забрал мой кофе. — Эрик, это просто смешно. Мы не в детском саду. — А разве мама не говорила вам, что кофе на голодный желудок пить вредно? Так можно и язву заработать. Меня только что отчитали, как маленького ребенка. Прекрасно. Что еще удивительно скрашивало ситуацию, так это то, что отчитал меня человек, из-за которого я ежедневно просыпаюсь в липких штанах, как последний девственник. Эрик не мог прочитать мои мысли, но в его глазах явно блеснуло торжество. — Какие планы на эти выходные? Эрик никогда особенно не интересовался моим расписанием, но сейчас, пока он сидит здесь и следит за тем, как я ем кашу, ему нужно что-то говорить, иначе получится весьма неудобно. Я назло ему медленно пережевывал кашу, прекрасно зная, как он не любит ждать. — Каждые выходные я езжу в город, вы забыли? — Нет, почему. В прошлый раз вы вернулись весьма… возбужденным, потому я и решил спросить. Может быть, помимо магазинов вы стали ездить куда-то еще. Я молча смотрел на него, не понимая, к чему он клонит. Да еще и слово какое подобрал «возбужденным». Как в корень зрел и даже не подозревал, каким возбужденным я был и что именно послужило этому возбуждению. Я отвел взгляд, ничего не отвечая. Эрик хмыкнул, поняв этот жест по-своему. — Да ладно. У всех нас рано или поздно появляется кто-то, ради кого мы можем сделать все что угодно. Не вижу причин для скрытности, Чарльз. Если ваша девушка желает, она может приезжать сюда. Это же ваш дом и вам решать, как им распоряжаться. Я снова посмотрел на Эрика, на этот раз удивленно. Девушка? Ох… Знал бы он, образ какой девушки застыл в моей голове, так не говорил бы. Я сжал пальцы на переносице, собираясь с мыслями. Нужно было что-то ответить, но в мыслях царил лишь хаос. — Хотя, знаете, я даже немного обижен. Может быть, обижен, это не точно. Мы с вами старые друзья вроде как, а вы скрываете от меня свою даму сердца, — Эрик хищно улыбнулся, блеснув острыми зубами. Я тяжело сглотнул, узнавая это действие. Приготовился к выпаду. — Ревнуете?.. Я поперхнулся воздухом. Я ожидал всего, но не этого. Это было почти смешно, но я был слишком удивлен, чтобы соответствующе отреагировать. — Или не доверяете мне, как мужчина мужчине. Ну мало ли, вдруг она окажется поистине красоткой и я решу ее у вас отбить, — с каждым словом его улыбка росла все больше и больше, на последнем она стала устрашающей. — Не так ли, Чарльз? Я резко выдохнул, не в силах выносить этот цирк. Пора положить конец пустым разговорам. — Ради бога, Эрик, если вы хотите поехать со мной, то так прямо и скажите. Вы не выбирались из особняка едва ли не с оформления договора о вашем найме. Вам нужно развеяться, прогуляться. — Думаю, я неплохо прогуляюсь в саду. Здесь осталось еще много неизведанных территорий, — его глаза при этом как-то по-особому блеснули, я чувствовал себя так, словно мне одним взглядом пережали дыхание. — Прекрасно. Я рад, что вам не скучно. Эрик всегда был остер на язык и тяжел характером, но сегодня он просто побил все рекорды. Ему едва не удалось вывести меня из состояния равновесия. Я доел кашу, отправил тарелку в раковину и пошел было к выходу, но в дверях остановился. Не знаю, почему, но перед уходом я решил добавить: — Нет у меня никакой дамы сердца. После этого, почувствовав себя лучше, я гордо удалился по своим делам. Эрик не попадался мне на глаза в следующие дни.***
Раннее утро, моя собственная спальня, кровать. Я лежу на простынях и метаюсь между сном и явью. Еще один жаркий сон, скручивающий мышцы внизу живота и вызывающий всплеск возбуждения. Готов поспорить, мои сны эволюционировали, причем в достаточно быстром темпе. Если изначально это были просто размытые видения, обрывками врывающиеся и, не имея конца, испаряющиеся, то сейчас видения переросли в полноценные сны, имеющие четкое начало и четкий конец. Конец, к слову, всегда был один — я просыпался в мокрых штанах, потираясь о простыни болезненно ноющим членом. Это был уже не просто Эрик в платье и легкие касания, мой разум требовал большего, и большее вырывалось на подсознательном уровне откровенными сценами во снах. Ох, Эрик и представить себе не мог, как я хотел его. Чарльз из сна застонал в чужих объятиях, я задохнулся в стоне наяву, прогибаясь в пояснице. Вынырнув из сна на мгновенье, я перевернулся на живот и увидел продолжение, где меня жестко вжимают в матрас, вытрахивая последние капли воли. Сопротивления никакого, лишь тихие непрекращающиеся стоны в подушку. Что происходит? Понятия не имею… Я уткнулся лбом в подушку и нетерпеливо потирался членом о простыни, широко раздвинув ноги. Не самое приятное занятие, зато есть ощущение присутствия в реальности. Если во время секса я чувствовал реальность, находясь в руках партнера, то сейчас, наедине с самим собой, единственное, что я могу сделать — это создать иллюзию. Пальцы на ногах поджались, по телу прошла судорога, Эрик из сна хрипло застонал… Я кончил вместе с ним. Полностью придя в сознание, я обнаружил привычную за последние пару недель картину: развороченная постель, мокрые от пота подушки, одна из которых с видимым покусанным краем, одеяло сбито в ногах. Все намекало на хороший секс. Но секс и был хорошим, только был он в моей голове. Завтрак прошел еле-еле, я покусочничал и толком ничего не съел. Эрик один раз прошел мимо кухни в направлении сада, одетый в куртку и высокие ботинки. Я пожелал ему «Доброе утро», крикнув в спину, он на секунду остановился, кивнул головой и пошел дальше, не удостоив ни взглядом, ни словом. Его выходка испортила бы настроение на весь оставшийся день, не будь сегодня суббота. Суббота значила начало выходных, а выходные — поездка по магазинам. Я устал звать Эрика поехать со мной, поэтому без раздумий пошел к машине. В гипермаркете все обстояло так же, как и обычно в выходные. Много домохозяек и обычных пар сновали туда-сюда, мне было искренне жаль мужчин, таскавшихся за своими дамами по бутикам с горами пакетов. Впрочем, я тоже собирался сделать одну важную покупку. Ноги сами принесли меня к тому магазину, в котором я был в прошлый раз. Я с облегчением заметил, что синее платье в пайетках осталось на своем месте на том же самом манекене. Никто не покупал его либо из-за цены, либо из-за экстравагантности и огромного количества блестящего. Лично мне оно казалось идеальным. Я не мог насмотреться на него, не мог перестать фантазировать… боже. Почему именно оно?.. — Здравствуйте, вам помочь? — подошла продавец-консультант, та же девушка, предложившая мне помощь и в прошлые выходные. Она остановилась возле меня, на ее лице промелькнуло узнавание, она мило улыбнулась. — Вам у нас понравилось? — Безусловно, — я улыбнулся в ответ, чтобы скрыть ложь. Не говорить же ей, что в этом скопище тряпок мне понравилось только одно платье? Настолько понравилось, что я дрочил на него всю неделю начиная с прошлых выходных, и сейчас приехал, чтобы посмотреть на него еще раз. — Выбрали что-нибудь? В душу закрались сомнения, но думал я недолго. — Да. Мне нужно вон то платье, — я протянул руку, указывая на манекен. — Оно должно стать подарком моей любимой. Упакуйте соответственно, пожалуйста. Я не знаю, зачем добавил про любимую. Я не собирался никому его дарить. Я надеялся приехать домой, найти коробку и спрятать его в ней, чтобы никто кроме меня не мог видеть его. Оно было создано для меня, я бы доставал коробку по вечерам и проводил ладонью по чешуе пайеток, представляя, как прекрасно оно облегает узкие бедра моего дорогого друга. Порой я так путался в своих желаниях, что забывал, кого я хотел на самом деле: само платье, Эрика или платье на Эрике. Платье было упаковано в белый матовый пакет, я взял его и нес, как самую драгоценную ношу. В подарок к платью мне дали черные чулки — не знаю, как я доехал до дома, не съехав на обочину от чрезвычайно бурных фантазий. Уже стемнело, когда я поднялся на крыльцо особняка. Я в нерешительности замер, положив ладонь на дверную ручку. Вокруг тишина, черноту разбавляли невысокие фонарики по обеим сторонам от подъездной дорожки, в самом саду не было и проблеска света. Прошло два месяца со дня переезда Эрика, а я уже и не помнил, как до этого жил здесь один. Наверное, было жутко. Или нет. Кажется, я слишком зарывался в свои исследования и застревал в лаборатории сутками напролет. В холле оказалось пусто, так же как в гостиной на первом этаже и на кухне. А чего я еще хотел? Что Эрик будет ждать меня на диване в гостиной, читая книгу, выбранную в моей библиотеке? Все сказки, мечты и фантазии. Мы с Эриком не отчитывались друг перед другом о своих передвижениях, и, вероятнее всего, не собирались. Он работает у меня. Работает. Прижавшись к стене на манеру малого ребенка, я незаметно пробрался к себе в комнату и закрылся в ней. Мне не хотелось, чтобы Эрик увидел пакет с покупкой. Сразу же пойдут ненужные вопросы, на которые я не собирался отвечать. Аккуратно свернув пакет, я спрятал его под кроватью и сел в кресло, уткнувшись головой в раскрытые ладони. Это безумие. Безумие, безумие, безумие. Я погряз в нем.***
Нужно отвлечься. Я понял эту простую истину, проснувшись после очередного жаркого сна с нескрываемым стояком в штанах. Хотя, честно сказать, после всего испробованного мной вряд ли найдется вещь действенней, чем работа. Обдумывая это за завтраком, я всерьез решил набрать себе побольше лекций и уехать на пару недель в Оксфорд. Может быть, если я не буду видеть Эрика каждый день, то мое помешательство сойдет на нет или хотя бы притупится. Я люблю Эрика, но я не могу больше выносить эту пытку. Мое тело бунтует против меня, это не подвластно моему контролю. Твердо решив для себя взять от дома «рабочий отпуск», я засел днем за журнальный столик в гостиной и стал перебирать книгу с номерами. Мне требовалось позвонить в университет, чтобы предупредить о своем скором приезде. Пусть подберут мне подходящие группы, я готов взять их все и прочитать столько лекций, сколько потребуется. Мне срочно требовалось переключиться на что-то, будь то преподавание со студентами или виски в местном баре. Мысленно отметив у себя в голове посетить первый попавшийся бар по приезду, я продолжил искать нужный мне номер телефона. И вот, удача улыбнулась мне, я подвинул телефон ближе и стал набирать. Послышались гудки. Звук тяжелых шагов, приближающихся ко мне сзади, отвлек меня. — Чарльз, что вы делаете? Эрик стоял в дверях и с прищуром смотрел на меня. С чего его вдруг стала волновать моя скромная персона? Я не обернулся, прислушиваясь к гудкам. Эрик злился, когда его игнорировали. Он обошел диван и встал рядом со мной, оглядывая столик и записную книжку с номерами. — Кому звоните? Он звучал недовольно. Он вообще уже несколько дней ходил чернее тучи, что конкретно случилось выведать не удалось, если Эрик объявлял молчанку, значит, он молчал до самого конца. — Решил взять несколько лекций в университете. Вот, звоню предупредить о своем скором приезде. — И насколько вы уезжаете? — На две недели. — Не так страшно. — Может быть, больше, — я смиренно выдержал его тяжелый взгляд и добавил. — Месяц. Полтора месяца. Два. — Мы играем в игру «угадай слово»? Угадай, на сколько пропадет Чарльз Ксавьер? Недовольство Эрика переходило все границы. Я так и не дождался ответа и положил трубку на место. Он был как сам не свой, хоть и скрывал это за маской безразличия. — Эрик, что происходит? — Вы никогда так резко не уезжали. — Потому что я не уезжал вообще, — я вздохнул и заправил прядь волос за ухо, Эрик внимательно проследил за моим действием. Он выглядел напряженным. Я вздохнул еще раз и похлопал по дивану рядом с собой. — Сядьте, пожалуйста. — Спасибо, мне и тут хорошо, — он оскалился, чему я не был удивлен. — Эрик, послушай, — от волнения я перешел на «ты» и не сразу это заметил. До этого договора о найме мы разговаривали без всяких формальностей, и чего только он так к ним придрался… Я исправился. — Послушайте, да, я не уезжал те два месяца. Но время от времени мне нужно преподавать, иначе меня исключат из состава преподавателей университета. Понимаете? — И вам, несомненно, нужно уехать прямо сейчас? В его глазах отразилось что-то, я не сразу разглядел, но, когда специально заострил на этом свое внимание, эмоция пропала. Да что с ним такое? — Сыграли роль некоторые… обстоятельства. Да, мне нужно уехать сейчас. Или хотя бы на будущей неделе. Я не могу больше ждать. Я попытался придать своему голосу жизнерадостности, выходило не очень. — Хорошо. Хотите ехать — езжайте. Ваше дело. Я присмотрю за домом. Сказал Эрик с невозмутимым видом плевавшего на все и всех человека. Я поразился, насколько быстро он взял себя в руки. Я думал, он будет препираться, переубеждать… просто хотел посмотреть на него в этот момент. Но Эрик не стал. Он стоял и вежливо ждал моего согласия, одобрения — чего угодно, чтобы можно было сорваться с места и снова уйти прятаться в другой конец поместья. Эрик, за что ты со мной так?.. — Хорошо… — Звоните и предупреждайте. Я приготовлю обед. С этими словами он ушел, оставив меня наедине с самим собой. Я готов был бросить все на свете, отдать все на свете, лишь бы кинуться вслед за ним, повиснуть на его шее и получить честный ответ о том, что же с ним происходит.***
Ничего не прояснилось. Эрик вел себя тише обычного, зато всегда, почти всегда был на виду. Он грел мне завтрак, обед и ужин лично, спрашивал, как проходит день, как настроение, начал ли я собирать чемоданы… Да, вопросы шли ровно в том порядке, который я привел. Все его равнодушие, так же, как и интерес к моим делам были напускными — его интересовало только уеду я или нет, и желательно более точную дату. Я не понимал его странного рвения. Последние несколько недель своей жизни я вообще мало что понимал. А время все летело и летело. Как-то раз утром я сел за дневник исследований, чтобы записать пришедшие в голову важные мысли, увлекся, а очнулся уже ближе к вечеру, когда нужно было готовиться ко сну. Мое время куда-то испарялось, и хоть я и старался использовать его максимально продуктивно, из моей жизни пропадали целые ч, а с ы. Эрик то появлялся, то пропадал. Я сдержал свое слово и заказал билеты, вылет был в четверг на этой неделе. Я предупредил об этом Эрика, спросил, не хочет ли он меня проводить до аэропорта. Он промолчал. Не знаю, как правильно стоило истолковать его молчание, потому что в отличие от остальных оно был особенным. Многозначительным. Эрик был слишком спокоен, и это наводило страх. Это значило, что у него все было под контролем. Он что-то задумал. Я отметал эти мысли прочь, отвлекаясь на более полезные вещи. В среду вечером я отмывался в душе, натирал себя изо всех сил. Мне почти удалось избавится от «мокрых» снов, они меня не сильно беспокоили, сильнее всего беспокоил образ Эрика, будто вытатуированный на оборотной стороне моих век. Вот, что было реальным наказанием. Я просыпался с ним и засыпал с ним, куда бы я ни пошел мне везде мерещился он. Во время поездок в город по выходным было особенно тяжело, я видел его в каждом прохожем, мне чудился его голос, я чувствовал его взгляд. По прибытии домой напряжение никуда не девалось, только становилось спокойнее с его присутствием, пусть он даже был где-то в саду или в другом конце поместья. Здесь я чувствовал себя в безопасности от самого себя и своих видений, и если мне мерещился Эрик, то можно было думать, что это настоящий Эрик, а не плод моего больного воображения. Это успокаивало. Потому что я все чаще стал проваливаться в себя, в свои воздушные замки, забывая о реальности. И я терял время. Я боялся, что однажды могу просто остаться в своем воображении и никогда не выбраться. Мочалка с нажимом провезла по груди, оставляя горящий красный след. Я отключил воду и вышел из душа, завернулся в большое махровое полотенце. Оно было старое и давно пошло катышками, но у меня все никак не доходили руки его выбросить, либо я просто не хотел. Я посмотрел на себя в зеркало, на синие круги под глазами, провел ладонью по бледному лицу. Ничего. Завтра я сяду на самолет и улечу отсюда. Проведу несколько лекций, встречусь со старыми друзьями, приведу себя в порядок, в конце концов. Подготовлюсь к тому, чтобы вернуться обратно и спокойно посмотреть Эрику в глаза, больше не мучиться по ночам от снов и днем от видений. Выбросить это чертово платье. Я положил ладонь на грудь, прерывисто вздохнув. О, нет. Только не оно. Только не платье. Я взял гребешок и осторожно расчесал влажные волосы, чтобы на утро они не превратились в гнездо. Капли воды еще стекали с них, когда я вышел из ванной и прошел к своей кровати. Ничего необычного не наблюдалось, тишина, как и всегда. Я наклонился над кроватью, чтобы взбить подушки, как вдруг понял, что меня насторожило. В звенящей тишине комнаты раздавалось чужое дыхание. Я замер на месте, так и не дотянувшись до подушек. Прозвучал голос. — В записке говорилось: «Моей любимой». Вот что значит «нет дамы сердца»? Эрик. Я тихо выдохнул и выпрямился, сжав края полотенца в кулак, удерживая его крепко-крепко. — Вот так вы мне доверяете? В его обычно без эмоциональном голосе послышались стальные нотки. Я сглотнул, хотя, по сути, это он ворвался в мое личное пространство, нарушая все правила составленного им же договора и, соответственно, все правила приличия вместе с ним. Я ничего не ответил. Раздалась презрительная усмешка, такая отчетливая, что меня зло взяло. Я сжал полотенце до белых костяшек, решая обернуться. — Я не обязан перед вами ни за что отчитываться. Вас никто сюда не звал, вы… Я обернулся и не посмел больше дышать. Эрик сидел в кресле, для удобства положив ногу на ногу, его руки держали синее платье. Я смотрел на то, как пайетки переливаются под длинными пальцами, которые бережно их касались, и не мог поверить. Я попытался облизнуть свои губы, во рту стало слишком сухо. — Что-то не так? — вежливо поинтересовался Эрик. Не дождавшись реакции, он продолжил. — Я нашел его в пакете под вашей кроватью, когда убирался здесь на этой неделе. Весьма интересная вещица, не находите? — Верните его на место. — Хм… — Сейчас же, Эрик. — Ох, даже так. Он расплылся в своей фирменной широкой улыбке, и я вдруг понял, кого он мне напоминает. Эрик напоминал акулу. Огромную и изголодавшуюся. Мороз прошелся по коже, стоило мне вспомнить один из снов, в котором эти белые зубы впиваются в ягодицы воображаемого Чарльза, оставляя после себя красные следы, а местами — синеватые засосы. Мне захотелось снова уйти в ванную, встать под душ и скрести себя мочалкой до конца своих дней. — Эрик, отложите платье и давайте поговорим. Если вам нужны объяснения, вы их получите, только, прошу, уберите это платье… Я попытался вразумить его, но он перебил меня. — Оно так важно для вас. Ваша девушка хотела именно это? Его не на что будет заменить, если я по неосторожности сделаю что-нибудь не так? Например, оторву пару пайеток или испорчу молнию. Эрик провел ладонью по чешуе пайеток и подковырнул одну, маленький блестящий диск плотно зафиксировался между двумя его пальцами. Я закусил губу. — Отпустите. Он не слушал меня и делал будто на зло, пощипывая пайетки одну за другой, они тихо шелестели между собой, переливались синим в его пальцах. Я не мог отвести глаз, загипнотизированный этим действием. — Кажется, вы совсем не против, чтобы я изучал его, — Эрик криво улыбнулся, накручивая черную бретельку платья на указательный палец, ощупывая материал. — Я не думаю, что ваша девушка будет против или хотя бы узнает об этом. Что скажете? Мне потребовалось немного времени, чтобы сосредоточиться на том, что он говорит. Я неотрывно смотрел на его пальцы, умело управляющиеся с бретельками. Что за извращение? — Эрик, — выдал я единственное, что мог сформулировать. — Прекратите немедленно. Это не стоит того. И это даже не смешно. — Стоит, если у вас такая неоднозначная реакция, — он насмехался, качая головой. — Что же скажет ваша дама сердца, м? — Нет никакой дамы сердца. И не было. Я не знаю, что дернуло меня сказать это. Я перепрыгнул свой внутренний барьер, отвечающий за благоразумие. Честно сказать, сейчас я ни о чем не думал. Я смотрел на длинные пальцы, зарывавшиеся в блестки, и отчего-то хотел узнать их на вкус, почувствовать, как они будут сжимать мои волосы на затылке и плавно тянуть к себе. Я затянул полотенце потуже, оказавшись в неудобном положении. Реакцию моего тела скрывала лишь одна не шибко плотная ткань, намотанная по принципу древнегреческой тоги. Меня разрывали противоречивые эмоции. — Тогда для чего вам это платье? Эрик безмятежно улыбался, но его глаза улыбка не затронула. Мне по затылку прилетело вопросом: «Что он знает?». Он может знать что-то? И если да, то что? Я забегал глазами, не зная, куда себя деть. Язык, оказывается, был отвязан от мозгов. — Для себя. Брови Эрика взлетели так резко, что меня пробило на истерический смех. Я высвободил одну руку из полотенца и в нервном жесте провел пальцами по волосам. Эрик вдруг отмер и спросил. — Вам нравится примерять женскую одежду? Меня как током шибануло, я округлил глаза и неверующе посмотрел на него. — Что?.. О, боже, конечно же нет! Это… немного другое. — «Другое» это что? — Я думаю… хм… должно быть, это называется кинк? — Хорошо, значит, дело не в девушке, — Эрик задумчиво пожевал губу, смотря в стену напротив и внутрь себя одновременно. — У вас особые предпочтения в сексе? И это связано с платьем. За счет нашей давней дружбы могу я поинтересоваться, как это связано между собой? Да, конечно, друг мой. Все намного проще, чем ты думаешь. У меня нет особых предпочтений в сексе, я просто хочу трахнуть тебя в этом платье. Я хочу, чтобы ты надел его для меня, чтобы ты был мужественным и строгим, какой ты есть всегда, только одетый в это блядское платье, идеально подходящее под твои узкие бедра. Я хочу содрать его с тебя, чтобы эти чертовы пайетки разлетелись по всей комнате, хочу, чтобы ты возмущался и громко стонал, пока я буду седлать твои бедра вверх-вниз, вверх-вниз… боже, Эрик. Это снова началось. Я больше так не могу, не могу, не могу-у-у… Глубокий вдох. — Я хочу, чтобы ты надел его. Выдох. Я забылся и сказал. Забылся. И. Сказал. И, наверное, самое ужасное в этом то, что я обратился к нему на «ты». Потому что если первое он может пропустить мимо ушей, то второе — никогда. Молчание в совокупности с отчаянием давили на меня, я впервые за весь вечер почувствовал себя по-настоящему беззащитным в этой самодельной тоге из старого полотенца. Я ожидал чего угодно. Эрику удалось меня удивить и на этот раз. Вместо того, чтобы спросить «зачем» или просто хорошенько матернуться, он принялся медленно расстегивать свою рубашку. — Эрик, тебе не обязательно… — Я рассчитываю на то, что ты поможешь мне. Если ты действительно хочешь, чтобы я сделал это. Его магнетический взгляд приковал меня к месту, я не смог возразить. До меня дошло, что он также обратился ко мне на «ты», дошло слишком поздно, потому что Эрик уже стянул рубашку и бросил ее на кресло, поднявшись. Темная ткань осела на подлокотнике, в то время как он дернул за ремень штанов, снимая их тоже. Он остался в одном нижнем белье, стоя ко мне спиной, и взял платье за бретельки, примеряя на глаз. — Как это правильно сделать? Эрик вопросительно взглянул на меня через плечо, а я снова провалился в себя, созерцая открывшуюся глазам картину. Я качнул головой, бездумно хлопая глазами. Эрик терпеливо повторил. — Я спрашиваю, надевать его через верх или через низ? О. Так вот оно что. Я быстро прикинул на глаз параметры Эрика и размер платья и пришел к выводу. — Лучше через низ. У тебя бедра уже, чем плечи. На последних словах у меня загорелись уши. Никогда я еще не чувствовал себя таким пристыженным, хотя Эрику должно быть в разы хуже. К слову, Эрик вел себя сдержанно, спокойно, словно всю жизнь тем и занимался, что мерил платья. Я, затаив дыхание, следил за движением мышц на его спине, в то время как он возился с неудобной маленькой молнией, пытаясь расстегнуть платье. Пайетки шуршали в руках Эрика, мой взгляд путешествовал по его телу, обнял угловатые плечи, скатился по спине, пересчитав каждый позвонок, задержался на бедрах с выступающими косточками и вцепился в ягодицы. Я не мог даже сглотнуть нормально, настолько сухо было в моем рту. Ну не может человек быть таким идеальным, превосходным воплощением искусства. Мне захотелось выйти проветриться, освежить голову, в которой коллекция Эрика в одежде пополнилась образами Эрика без одежды, и это только со спины. Мне захотелось встать на четвереньки и завыть. Боже, в кого я превратился?.. В кого он превратил меня. Все эти года… Я потерял нить мысли, когда Эрик одним плавным движением скользнул в платье. Снаружи колючее, внутри оно было мягким и гладким, я прекрасно помнил это, примеряя его на днях. Но на мне оно не смотрелось так же хорошо, как на Эрике. Оно будто было сшито специально для него. — Не поможешь мне? Эрик снова посмотрел на меня из-за плеча. Его правая рука тянулась к молнии, но последняя была настолько маленькой и неудобной, что он просто не видел ее, не мог ухватить. Он просил меня застегнуть на нем платье, и его взгляд… Мне точно пережали дыхание. Опять. — Да, хорошо. Конечно. Я закрепил свое полотенце на женский манер, закрывая тело. Оно было достаточно большое, чтобы укутать всего меня до самых щиколоток, из-под белой ткани торчали только плечи, но их было никак не скрыть. Я сделал пару шагов вперед, поймал маленькую собачку и одним быстрым плавным движением повел вверх, застегивая. Платье обтянуло ребра Эрика и его узкую талию, мне захотелось прикоснуться ладонью и пересчитать их все. Эрик прекрасно смотрелся в этом платье. За всю свою жизнь я и подумать не мог, что когда-нибудь буду поклоняться мужскому телу как эталону мужественности и красоты, сам являясь мужчиной… Столько лет. Я, не контролируя себя, рвано выдохнул. Мое дыхание обожгло плечи Эрика, потому что он передернул ими, немного отошел и повернулся ко мне лицом, чтобы я мог увидеть его во всей красе, как давно и мечтал. Узкие бретельки терялись на плечах, лишь больше подчеркивая широкую грудную клетку, платье, должно быть, впивалось ему в ребра. Чудом было то, что Эрик вообще умудрился в него влезть и застегнуть. На женском теле оно было бы свободным, но Эрик оказался достаточно сухопар для него. Удивительно. — В комплекте с платьем прилагались черные чулки. Хочешь, чтобы я надел их тоже? Эрик улыбался. О, боги, он улыбался! Это была торжествующая мальчишеская улыбка, будто он только что выиграл у меня спор. Я вместе со всеми своими чувствами и ощущениями почувствовал себя глупо и не на своем месте. Я отступил на шаг, два. Эрик продолжал улыбаться, только теперь смотрел как-то непонятно. Я не мог разобрать, что значил этот взгляд. — Нет, можешь не надевать. Платье надевать было тоже не обязательно. — Но мне так хотелось. — Эрик. Я предупреждающе произнес, смотря на него в упор. Он приблизился ко мне на те шаг, два, что я отступил, и мы снова оказались рядом, едва ли не дыша друг другу в лицо. — Мне так хотелось сделать это для тебя. И я знаю, что тебе хотелось тоже. Последнее он почти прошептал, заглядывая мне в глаза. Я старательно уворачивался, чтобы не быть к нему так близко. Он наступал и специально лишал меня личного пространства. Эрик, он… Он выводил меня из равновесия. Было невыносимо страшно довериться ему. Я хотел быть с ним так сильно, но одновременно так же сильно я хотел сбежать от него. — Чарльз, — он протянул ко мне руку, медленно-медленно, и схватил меня за запястье, притягивая ближе к себе. — Я не знаю, что случилось, Чарльз. Но я знаю, что тебе это необходимо. Просто… прикоснись. У меня не было сил сопротивляться своим желаниям, сопротивляться Эрику. Я молча кивнул, и хватка Эрика усилилась, он потянул меня уверенней, и через секунду я почувствовал под своей рукой неровную внешнюю поверхность платья. Пайетки сперва щекотно царапнули ладонь, а после улеглись гладкой поверхностью вверх. Ладонью я чувствовал, как Эрик дышит, чувствовал его тепло. Мы никогда не позволяли себе ничего подобного. Мы друзья и только друзья. Я тот, кто нанял его на работу, он тот, кто согласился эту работу выполнять и сам же настоял скрепить все договором на законной основе. И что мы делаем сейчас. Я сделал попытку отдернуть руку, почувствовав реакцию собственного тела. Я напомнил себе, что от открытия всех моих тайн Эрику меня спасает только это старое потрепанное полотенце. И мне сейчас было нельзя, ни в коем случае нельзя поддаваться своим слабостям. На полпути Эрик поймал меня за руку и вернул обратно, только теперь положил мою ладонь себе на плечо. — Вот так, хорошо. Спокойно, Чарльз. Так намного лучше. Он шептал успокаивающие вещи, кончиками пальцев поглаживая меня по тыльной стороне ладони. Я дал себе волю и несмело повел рукой вниз по плечу, смакуя ощущение гладкой теплой кожи под подушечками пальцев, твердых мышц. В отличие от меня Эрик не был лабораторным профессором, он занимался собой и своим телом, и мне хотелось прилипнуть к нему, обвести каждый миллиметр его тела. Рядом с ним я ощущал себя не профессором за тридцать, а спятившим подростком в девятнадцать. — Что с тобой, Чарльз? Меня мелко потряхивало. Чем дольше я игрался и касался ладонями его обнаженной кожи, смотрел на платье, идеально сидящее на нем, тем больше загоралось желание внутри меня. Внизу живота тянуло, лицо, казалось, полыхало полностью, я почувствовал, как мой член дернулся от одной откровенной мысли, он коснулся полотенца, и я отскочил от Эрика к дверям ванной. Эрик довольно быстро все понял, или, может быть, он заранее догадался и все знал, потому что он вкрадчиво улыбнулся и последовал за мной, перекрывая мне пути к отступлению. — Ты боишься собственных желаний. Ты знал? Он тихо шепнул мне в лицо. Я с открытым ртом смотрел на него, не веря, ни во что не веря. Почему я чувствовал нерешительность и боялся? Из-за того, что это Эрик? Что это тот самый человек, с мыслями о котором я жил последние несколько лет. Мое дыхание участилось, жар прилил к щекам, на мгновенье вернулось чувство стыдливости, но я задушил его еще в зародыше. Я хотел этого. Каждую ночь я просыпался с диким желанием, так почему я должен отказываться от шанса? Хотя бы раз в жизни сделать это с человеком, от присутствия которого бегут мурашки по коже. — Я не боюсь. Тихо прошептал я и посмотрел на Эрика. Схожесть с изголодавшейся акулой не исчезла с его лица, но в резких чертах проявилась мягкость. Мне хотелось провести ладонью по его щеке, чтобы собрать частицы этой кроткой эмоции. Я поднял руку и осторожно коснулся его, все еще в нерешительности. Я не двигался, не делая попыток прикоснуться к нему сильнее. Я ждал, пока он ответит. Ждал ответной реакции и подтверждения того, что я понял все правильно. И дождался. Эрик прильнул к моей ладони и прикрыл глаза, он слегка повернул голову и коснулся губами запястья. Я уставился на него, не в силах ничего сделать. — Ты очень храбрый, друг мой. Посмотрим, какой ты будешь дальше. Я охнул, оказавшись припечатанным к двери. Это случилось резко, я не успел ничего сообразить. Я не успел возмутиться, Эрик накрыл мои губы своими, утягивая в головокружительный поцелуй. Эрик целовал жестко и собственнически, на третьей секунде я потерял желание бороться и сдался его губам, терзающим мои собственные, его языку, скользнувшему в мой рот. Я не мог сказать, сколько это длилось, я потерял счет времени, но, когда Эрик оторвался от меня, я услышал свой стон. Он прозвучал как что-то инородное, что-то, что случилось не здесь. — Чарльз. Я утонул в его голосе, он обволакивал, и теплое, глубокое чувство поглотило меня изнутри, окатило с головой. Эрик провел большим пальцем по моему подбородку, очертил контур нижней губы, которая зудела от горячего поцелуя. Я наклонил голову, ведомый его рукой, поймал губами его палец и легко коснулся языком. В тишине раздался несдержанный вздох. — Эрик. Я снова поднял голову, заглянул в его глаза, облизывая горящие губы. Не хотелось загадывать о будущем, мне хотелось быть здесь и сейчас, впитывать в себя каждую секунду, проведенную рядом с ним. Одно неверное движение, одно неверное слово, и Эрик может покинуть меня навсегда. После происходящего сейчас я не выдержу общение открытками раз в месяц. Я ждал его слишком долго. Глаза Эрика темнели от желания с каждой секундой. — Пойдем в кровать. Я молча кивнул, подписываясь под всеми его словами и мысленно соглашаясь на все. Свежие простыни приятно холодили разгоряченную кожу и пахли лавандой. Эрик повалил меня на них, осыпая поцелуями мои плечи и накрывая собой. Своими хищническими повадками он напоминал кого-то из семейства кошачьих, он был гибок и грациозен, каждое его движение точно выверено, я мог лишь восхищаться, что попал в постель такого удивительного человека, как он. Вернее, Эрик попал ко мне в постель. Я цеплялся руками за его спину и плечи, он прерывисто дышал, все его тело ходило ходуном, пока он оставлял красные метки на моем теле. Несколько раз он укусил меня в основание шеи, я больше не сдерживал всхлипываний и стонов. И я все еще не мог поверить. — Интересно, на что еще способен твой прекрасный рот, профессор? — На много восхитительных вещей. — Это на что же? — Не узнаешь, пока сам не проверишь. Он оскалился в улыбке, прижал меня к матрасу, прикусив кожу на моей шее. — Не дразни меня. — Не буду. Я просто хочу, чтобы ты трахнул меня в этом чертовом платье. И как можно скорее. — Не могу заставлять тебя ждать. Горячий влажный язык коснулся одного из моих сосков, обвел его по кругу, нетерпеливо теребя и надавливая кончиком на самое чувствительное место. Эрик взял в рот горошину, старательно посасывая и облизывая. Я запрокинул голову назад в беззвучном стоне, широко раскрывая рот. Эрик с громким причмоком выпустил сосок изо рта и горячо шепнул мне в губы. — Не сдерживайся. Я попытался выдавить из себя более-менее ясный ответ, но был отвлечен языком Эрика на другом соске, которому он решил уделить столько же внимания, сколько и первому. Я дышал быстро и поверхностно, давясь тихими всхлипами, внизу живота все сдавило, мой член терся об шершавую ткань полотенца и болел от возбуждения, я опустил руку ниже и почувствовал влажную от смазки ткань. Долгое сдерживание никому не приносит пользы, надрачивание по утрам и мокрые сны по ночам вернули меня в состояние подростка, отвыкшего от секса и обходящегося одними лишь руками. Я забыл, когда последний раз нормально кончал. И Эрик, кажется, тоже заметил это. — Не прикасайся к себе. — Пожалуйста… — Я хочу, чтобы ты кончил без лишних стимуляций. Он сцепил мои руки вместе и прижал их над моей головой, крепко удерживая. От бесконечного ерзания полотенце едва держалось и Эрик немедля сдернул его с меня, оставляя полностью обнаженным. Не знаю, что такого он увидел, что поразило его, мы оба мужчины и в моем теле нет ничего особенного, но… он выглядел как человек, который впервые дорвался до желанного. Я ни разу за всю свою жизнь не видел, чтобы кто-то смотрел на меня так же, как это делал он. Эрик медленно вел кончиками пальцев от моих ключиц ниже, к груди, легко коснулся еще влажных сосков, тем самым вызвав у меня тихий стон удовольствия, сместил пальцы ниже, выводя на моем животе замысловатые узоры. Я согнул ноги в колени, беспрекословно позволяя исследовать себя столько, сколько он того захочет. Я хотел его так долго. Я хотел его в себе, я хотел его на себе, мне не важно, кто в итоге окажется сверху, я просто хотел его. Именно его. Я был готов на что угодно. — Э-эрик… Я протяжно застонал, когда Эрик сделал несколько движений рукой по моему члену. Его большой палец надавил на головку и провел вниз, массируя уздечку, я бессознательно развел ноги шире, подаваясь бедрами вверх к его руке, постанывая на каждое новое движение его ладони. — Эрик, пожалуйста… — Пожалуйста? Он наклонился между моих ног и лизнул головку, меня по всему телу прошибли искры, я нетерпеливо теребил пальцами свой сосок, не сдержав еще один стон, когда Эрик надавил на головку своим языком и несколько раз обвел ее по кругу. Я качнул бедрами вверх, но лишь мазнул членом по щеке Эрика. — Пожалуйста, трахни меня. — Пара движений вокруг твоего члена и я уже довел тебя до ручки? Чертов Леншерр гадко ухмылялся, он все еще был в платье, оно обтягивало каждый его изгиб, и видеть его таким между собственных разведенных ног и стоящего колом члена было выше моих сил. Я сжал в кулаках простыню, запах лаванды смешался с тяжелыми запахами возбуждения и пота. Безусловно, в платье он выглядел потрясающе, но сейчас оно бесило меня, потому что я не мог видеть его тела полностью и не мог коснуться его. Я понял, почему мне было так нужно это платье. Оно было нужно, чтобы надеть его на Эрика, а затем порвать на нем, выдрать маленькую незаметную молнию в порыве похоти и страсти, оторвать лямки, рассыпать пайетки по всей кровати и оседлать Эрика, чтобы под моими руками была только обнаженная горячая кожа. — Иди сюда. Я потянул его на себя и увлек в глубокий жгучий поцелуй, вылизывая его рот изнутри и не давая перенять инициативу. Эрик вжался в меня худым жилистым телом, он давил на меня своим весом, пайетки терлись об мою кожу и неприятно кололись, обостряя все ощущения, я чувствовал себя оголенным искрящимся проводом, и это было недалеко от правды. Я огладил ладонями его крепкую задницу, приподнял платье и дернул вниз нижнее белье. К моему бедру прижалось что-то большое и горячее, я взволнованно вздохнул, полный решимости раздеть Эрика полностью еще до того, как мы начнем. — Сними его. Сейчас же, Эрик. — Снять? Ну, нет, mein lieber, мне оно нравится. И мне так же нравится, как ты смотришь на меня, пока я в нем. — Я всегда так на тебя смотрел. — О, будь уверен, я это заметил. Смазка нашлась в шкафчике прикроватной тумбы. Я хранил ее там просто потому, что дрочить намного приятней на влажные руки, чем на сухие. — Я хочу видеть тебя. Прошептал я, и после этого Эрик подложил мне под задницу одну из подушек. Подготовка заняла недолго, я никогда не был пай-мальчиком, поэтому смиренно принимал в себя каждый палец, стараясь расслабиться и по возможности раскрыться, чтобы побыстрее перейти к чему-то более серьезному и приятному. У нас не было времени на тщательный уход друг за другом, я был на крайней стадии возбуждения и подрагивал от каждого прикосновения, издавая томные стоны. Пальцы Эрика все еще были во мне, он растягивал меня, уже нашел ту самую точку, от которой тело пробивало на дрожь и в глазах темнело, я охотно подмахивал ему, наблюдая из-под ресниц за каменным лицом Эрика и его напряженной линией губ. — Э-эрик… Пожалуйста… Он посмотрел на меня безумно горящими глазами, я облизнул пересохшие губы и, зацепившись за его взгляд, хрипло попросил: — Возьми меня. И он взял. Эрик одним плавным движением вошел в меня на всю длину, я смог только вдохнуть поглубже и замереть, привыкая к новому чувству наполненности и вместе с ним тупой боли. Боль пульсировала внутри, и как только она отступила, я кивнул Эрику, чтобы он мог продолжить. Я качался на волнах возбуждения, накатывающих на меня раз за разом, пока Эрик набирал темп ритмичными движениями, менял угол, пока не нашел тот самый, что в пару толчков сбил меня с ровного дыхания. Эрик так и не снял платье, мышцы плеч вздымались под узкими бретельками, весь его образ был каким-то неземным. Я впился пальцами в его ягодицы, сверкавшие из-под платья, обвел линии его тела, приглаживая пайетки. Они царапали мои живот и грудь, когда Эрик прижимался ближе, это возбуждало и доводило до дрожи, но сейчас… Сейчас я хотел почувствовать его тело. Я обнял его за спину и дотянулся до молнии, резко дернул ее вниз, краем сознания улавливая расслабленный стон Эрика. Мои ладони скользили по его обнаженной спине и обводили мышцы, я подмахивал бедрами на каждое движение Эрика, впился короткими ногтями в кожу возле его лопаток. — Эрик, Эрик, Эр-и-ик… Мой член был зажат между нашими телами, у меня не было ни возможности, ни желания тянуться к нему, эта сладкая боль возбуждения приносила мне мазохистское удовольствие. Я понял, что уже на грани, и прижался к Эрику еще крепче, при этом оставляя ему возможность двигаться. Все мышцы свело от напряжения, я исступленно застонал и кончил, пачкая семенем свой живот и некогда блестящие пайетки на платье. Эрик догнал меня через пару движений, кончая с долгим низким стоном глубоко внутрь меня. Горячее семя разлилось внутри меня и стекало по бедрам. Эрик лежал рядом и учащенно дышал, смотря в потолок. Теперь хороший секс был не только в моей голове.***
— То есть ты всегда мечтал, чтобы тебя хорошенько оттрахал мужик в юбке? Дым от сигары клубился под потолком, я завороженно наблюдал за ним, цедя из бокала шампанское, которое Эрик нашел где-то в особняке и оставил себе на пробу. Но, как оказалось, для открытия памятной бутылки нашелся повод поинтересней. — Ну, — я задумчиво водил кончиком указательного пальца по кромке бокала и покусывал нижнюю губу. — В Шотландии юбки — национальная одежда у мужчин. — Не юбка, а килт, — поправил Эрик, делая еще одну затяжку и выпуская ее ко всем предыдущим, в потолок. — Верно, друг мой. Я усмехнулся, используя как раз то самое выражение, которое больше всего нервировало Эрика, особенно после того, что между нами произошло пару часов назад. — Ты специально это делаешь, — Эрик искоса посмотрел на меня и прищурился. — Что я делаю? — невинно поинтересовался я, однако, в глазах наверняка плясали бесы и Эрик прекрасно это видел. — Всегда зовешь меня «друг мой». Знаешь, почему я тянул все эти два месяца, ходил вокруг да около и не торопился завалить тебя в постель? — Почему же? — я уже не сдерживал смех. — Потому что ты постоянно вставлял свое «друг мой». После каждой чертовой фразы, Чарльз. Всегда. И это звучало как самая худшая френдзона из всех, что вообще могут существовать. — О, разве так? — я искренне удивился, ведь мои слова истолковали неверно. — На самом деле, все это время данной фразой я хотел показать тебе, что ты не одинок. Я не думал, что ты воспримешь ее так… буквально. — Буквально. Что я восприму ее так буквально, — Эрик покачал головой и выпил весь бокал залпом. — Что? Что не так? — я обернулся к нему в искреннем недоумении. — Ты не понимаешь флирт? — Если я не понимаю флирт, то ты не умеешь флиртовать, Чарльз. — Это было самое жестокое оскорбление за всю мою жизнь. На самом деле я не оскорбился, помучить Эрика было на первом месте в списке моих ежедневных дел. Но Эрик, кажется, не собирался униматься. — Итак, вернемся к нашим баранам. Скажи мне честно, Чарльз, у тебя присутствует врожденное желание быть оттраханным шотландским мужиком? — Ирландским, — поправил я, улыбнувшись. — Да, возможно и присутствует. — Чем тебя не устраивают немецкие евреи? — не успокаивался он, я же начал откровенно потешаться. — Может, потому что ты еще тот скупердяй? Такое искреннее возмущение я видел впервые. Эрик смотрел на меня страшными глазами, но меня это не пугало, я хохотнул и кинул в него свою подушку. Выражение лица Эрика не изменилось даже после того, когда ту же подушку он обрушил мне на голову. Я звонко хмыкнул и прильнул к Эрику, устроив голову на его плече. Он все еще был в синем платье, его ноги вытянулись на всю длину и скрестились между собой, образуя идеальную букву «Х». Боже, его ступни и щиколотки были такими же длинными и изящными, как и все его тело. Я завидно вздохнул. — Что насчет твоей поездки? — подал голос Эрик. Он опустил голову вбок и потерся щекой об мои волосы. Я в удовольствии прикрыл глаза, тихо выдыхая, и повернулся чуть в сторону, так, чтобы мои губы касались его плеча. — Какой поездки? — В Оксфорд. — А. По правде сказать, я уже и забыл о ней. За какие-то несколько часов моя жизнь перевернулась с ног на голову, и, по правде говоря, я еще никогда не был этому так же сильно рад, как сейчас. — Я думаю, поездку можно отложить. — Почему? Ты так рвался уехать, мне было даже жаль тебя отвлекать. Эрик был все еще недоволен, это слышалось в его голосе и в том, как он вел себя. Его длинная стопа нервно покачивалась. Когда он клал ногу на ногу или просто скрещивал их, то всегда так делал. — Причин торопиться больше нет. Я уткнулся носом в его плечо и улыбнулся, предвкушая ряд следующих вопросов. Я мог практически чувствовать, как мыслительный процесс пошел в его голове, и улыбнулся еще шире. — Я — причина для того, чтобы уехать? — Нет, Эрик, — я покачал головой, поднимаясь легкими поцелуями по плечу вверх, к его шее. Я поцеловал его в челюсть и тихо произнес. — Ты причина для того, чтобы остаться. И в глазах Эрика читался тот ответ, в котором я так сильно нуждался. Он знал, что логика высказывания действует в обе стороны. Теперь я тоже знал это.