Снежные

Земля была совсем сырой после целого дня непрекращающегося дождя, и надо было быть совсем отчаянной, чтобы лежать на мокрой траве, раскинув ноги и руки в стороны и неподвижно смотря в серое февральское небо. Чёрные глаза Микасы застыли, не спуская стеклянного взгляда с небосвода. Каждый год в её день рождения одно и то же. Дрянной серый цвет, дрянной февраль, дрянная жизнь. Восемнадцать лет. Микасе исполняется чёртовых восемнадцать лет, а она уже устала считать, сколько раз она была на волоске от смерти, сколько раз она сдавалась, сколько раз была готова распрощаться со своей жизнью, и сколько раз вновь поднималась на ноги, борясь за свою жизнь. Она чувствовала, как рубашка промокла, пропитавшись влагой. Всё тело продрогло. Так холодно. Но не холоднее, чем тон командира каждый раз, когда он к ней обращается. Что бы он ей сейчас сказал этим леденящим душу, осуждающим голосом? “Надо быть совсем дурой, чтобы выйти на улицу в рубашке в такую погоду.” Микаса зажмурилась. Голос Леви Аккермана звучал слишком реалистично в её воображении, пронизывая до костей сильнее февральской сырости. В этом был весь командир: холодный, грубый, жёсткий, со своим вечно презрительным и надменным взглядом. Чистоплюй хренов. Почему именно он был её предначертанным? — Эй, Аккерман, я к кому обращаюсь? — её плечо задели, и Микаса раскрыла глаза. — Капрал? — она тут же подняла голову, понимая, что Леви сидит рядом с ней на корточках и хмурится. — Я говорю, надо быть совсем дурой, чтобы выйти на улицу в рубашке в такую погоду, — цокнул он. Микаса никак не отреагировала, медленно моргнув, словно вообще не уверенная, действительно ли он перед ней, или ей чудится. — Уже мозги отморозила, да? — вздохнул Леви. — Почему ты здесь в такой холод и в таком виде? Весь отряд тебя ждёт, вообще-то. — Ребята ждут? — С тортом, — Леви поднялся на ноги и отряхнул колени, хоть на них и не попало никакой грязи. — Поздравить тебя хотят, а ты тут на холму прохлаждаешься. Заметив, что девушка не торопится подниматься, он раздражённо поджал губы, а затем наклонился и, схватив её за руку, потянул на себя, заставив встать на ноги. — Извините за причинённые неудобства, — она поспешила освободить ладонь из его хватки и повернулась в сторону штаба. Стоило ей пройти два шага, как она почувствовала тяжесть на плечах, лишь спустя секунду осознав, что мужчина накинул на неё своё пальто. Короткое “спасибо” так и застряло в горле, когда он молча спрятал руки в карманы и прошёл вперёд, не дожидаясь её. Ну и ладно. Хрен ему, а не благодарность. Микаса медленно шла, кутаясь в пальто и смотря в спину идущего впереди командира. Взгляд задержался в районе правой лопатки, и девушка прикусила губу, вспомнив, что там находится рисунок снежинки, который она заметила пару лет назад, случайно увидев капрала без рубашки, когда Саша накладывала шов на его рану, полученную в битве с командой Кенни. На ту снежнику она смотрела всего несколько секунд, но рисунок крепко въелся в память; отпечатался на сетчатке глаз, навязчиво преследуя Микасу и не покидая её мысли ни на секунду. Метка была довольно крупной: размером, наверное, с ладонь Микасы. Она абсолютно завораживала своей красотой. Снежинка была в форме звезды с шестью лучами с множеством ответвлений. На первый взгляд это могло показаться совершенно нелепым. Снежинка на спине у сурового капрала. Прекрасная и со сложным узором. Было невозможно представить, как Леви приходит в салон и описывает такую татуировку мастеру со специальной иглой в руках. Более того, Микаса была уверена, что такой чистоплюй, как Леви, вообще не согласится на подобное. Но Микаса не могла себя обманывать и делать вид, что не понимает, что это означает. Стоило ей увидеть снежинку на лопатке Леви, земля словно ушла у неё из-под ног: она вмиг поняла, что это не была какая-то татуировка. Это был знак. Специальная метка, которую никто, кроме Микасы, не в состоянии увидеть, включая самого Леви. А это означало, что на лопатке девушки есть точно такая же метка, которую в состоянии заметить лишь он. Это означало, что Микаса и Леви предначертаны друг другу судьбой. В тот момент она дала себе слово, что будет осторожна. Не даст ему увидеть метку на её спине. Девушка сжала руки в кулаки так, что ногти впивались в ладони. Из всех людей… Вселенная связала Микасу красной нитью судьбы с тем, кому она интересна в последнюю очередь. — Эй, Микаса, — девушка уткнулась в спину внезапно остановившегося перед ней Леви. — Извините, — пробормотала она, сделав шаг назад. — Что-то случилось? — Вытяни ладонь вперёд. Микаса не понимала, к чему всё это, но тон командира не терпел возражений, и она решила подчиниться без всяких вопросов. Спустя пару секунд на её ладонь мягко опустилась снежинка, которая тут же растаяла. Аккерман вздёрнула голову наверх и посмотрела на небо: шёл снег. Это не было непривычным явлением для февральского дня. Однако лишь в этот момент, стоя вместе с командиром и кутаясь в его пальто, она чётко осознала то, на что не обращала внимания за все годы в Разведотряде. Это последний снег в этом году. Каждый год он случался десятого февраля, в день рождения Микасы. После этого погода начинает теплеть, приближаясь к весне. А первый снег… Каждый год он случался двадцать пятого декабря. В день рождения Леви. Ещё несколько снежинок упали на ладонь Микасы, и девушка слабо улыбнулась своим мыслям. — Пойдём скорее внутрь, капрал, — девушка подошла к Леви и осторожно задела его ледяную руку. — Вам наверняка холодно. — Никак волнуешься за меня? — усмехнулся он, тут же спрятав руки в карманы брюк. — Не прощу себе, если у лучшего воина человечества случится обморожение, — пожала плечами Микаса. — Не думаю, что меня теперь можно так называть, — он задумчиво посмотрел наверх. — Теперь, когда мы знаем, что человечество не ограничивается этими стенами. — Пусть мы мало что знаем об окружающем мире, — Микаса поплотнее укуталась в плащ, — что-то мне подсказывает, что никому не удастся превзойти Леви Аккермана. — Почему же? — он внимательно посмотрел ей в глаза. — Я знаю одного человека, у которого есть все шансы. Поспешно зарывшись в шарф, чтобы спрятать расплывающуюся на лице улыбку, Микаса широкими шагами направилась в штаб, где, как Леви и предупреждал, её уже ждал весь отряд. Празднование шло довольно мирно, вплоть до того момента, как Жан открыл бутылку вина. Несмотря на то, что, как он утверждал, это был подарок Микасе на восемнадцатилетие, пить начали абсолютно все. Опыт в выпивке был для неё первым, поэтому она пила осторожно и по чуть-чуть, боясь, что алкоголь слишком сильно притупит её здравый смысл. Откинувшись на спинку стула, Аккерман наблюдала за друзьями. Эрен и Жан, которые уже давно взяли за привычку драться чуть ли не за каждым застольем, под влиянием вина расчувствовались и со слезами на глазах обнимались, просили друг у друга прощения за всё, и признавались во взаимном бесконечном уважении. Армин, Конни и Саша в это время громко пели песни, водя хоровод вокруг стола. Когда Жан и Эрен разобрались, кто кого уважает сильнее, они тоже присоединились, а затем и Микаса была втянута в импровизированный музыкальный вечер. Спустя какое-то время Микаса, наконец, позволила себе расслабиться и искренне улыбаться и смеяться с друзьями, напевая знакомые песни. Вечно хмурый командир оставил их, понимая, что его унылой морде не место на празднике, поэтому девушка не видела ничего постыдного в том, чтобы на один вечер поддаться алкоголю, который приятной дымкой отуманивал разум и обволакивал неприятные мысли и страхи, пряча их в самые глубины: туда, куда Аккерман сегодня точно не заглянет. К чёрту Райнера, Бертольда, всех воинов, всех марлийцев, да и всех Хизуру с бабулей Киёми во главе. Плевать хотела Микаса на всех них, и сегодня она точно о них всех не вспомнит. К чёрту капрала, и к чёрту всю систему предначертанных. Микасе это неинтересно, ей не нужна любовь, не нужна семья. Она лучше останется одна, чем даст Леви знать, что судьба связала его с ребёнком. — Ох, Микаса, прости, — она краем уха услышала Армина и с запозданием поняла, что на её рубашке теперь красуется огромное бордовое пятно от вина. Друг тут же потянулся к салфеткам, чтобы как-то исправить ситуацию. — Ты чего, только хуже сделаешь, — Саша тут же оттолкнула Армина и взяла Микасу за руку. — Пойдём, я знаю, как в два счёта убрать пятно, — она подмигнула имениннице и потянула её к выходу из столовой. — Мы скоро вернёмся, так что не доедайте всё! — крикнула она мальчикам напоследок. Уже спустя пару минут Микаса и Саша были в прачечной. Аккерман сидела в тонкой майке, пока Блаус замачивала её рубашку. — У тебя так отросли волосы, — с улыбкой заметила Саша. — Тебе очень идёт. Если хочешь, я могу как-нибудь красиво их собрать: Эрен упадёт на месте!.. — Эрен?.. — переспросила Микаса. — Прости! — Саша нервно засмеялась. — Из-за этого вина болтаю, не подумав, забудь, — она нервно сглотнула. — Эрен не мой предначертанный, если ты об этом, — вдруг сказала Микаса. Она усмехнулась: кажется, вино развязало язык и ей, иначе она бы не стала говорить лишнего. — Ох, ясно, — Блаус потупилась. — Хотелось бы мне узнать, кто мой, — она вздохнула. На несколько минут повисло молчание, прерываемое звуками плеска воды. Как только Саша застирала рубашку Микасы и хорошенько её встряхнула, она повернулась к Аккерман. — Ну, готово! Как новенькая, — она широко улыбнулась, но улыбка тут же слетела с лица. — Ох, ты же в одной майке! Сиди тут, я принесу тебе одежду! — она тут же направилась к двери, что находилась за спиной Микасы. — Всё нормально, — Микаса поднялась было за ней, но Саша тут же её остановила, уперев руки в бока. — Ну уж нет, у нас в штабе прохладно, — она пригрозила пальцем. — Я мигом! Микаса упала обратно на стул и вздохнула, с опозданием понимая, что ей действительно не стоит ходить по штабу с открытыми плечами. Не потому что она боится холода, а потому что ей страшно наткнуться на Леви в таком виде. Она забралась на стул с ногами, прижав колени к груди и обняв их. Микаса сделала глубокий вдох и прикрыла глаза. Вдруг этот день показался ей не таким уж дрянным и серым. В конце концов, и в зиме есть свои прелести. Например, снег, что падает хлопьями лишь для того, чтобы растаять всего через несколько дней. Но пусть он и не задерживается пушистыми сугробами, он всегда приходит неожиданно, заставая врасплох и завораживая одним лишь своим присутствием. И в этот момент не обращаешь внимания на пронизывающий зимний холод: это ведь совершенно небольшая плата за возможность наблюдать за танцем снежинок, чувствовать, как они падают на ладони и на лицо, тут же тая, оставаясь холодными каплями. — Какого чёрта? — сердце Микасы ухнуло в пятки, стоило ей услышать леденящий душу голос Леви. Она тут же спрыгнула со стула и развернулась к двери. Так хотелось скрыть ужас, что объял её, но руки предательски дрожали. Он стоял в дверях, держа в руках светлого цвета свитер — Микаса знала, что он принадлежит Саше. Он сжал руки, сминая ни в чём не повинную одежду. Его глаза округлились: он был не в состоянии сдерживать удивление. — Ч-что-то случилось, капрал? — даже в её голосе слышалась неунимаемая дрожь. — Это Саша передала? Я возьму? — Микаса осторожно протянула руку, надеясь, что он не заметил метки. В конце концов, на ней есть майка, и он мог не рассмотреть. — Что. У тебя. На спине? — голос звучал ниже, а взгляд чёрных глаз лишь сильнее потемнел. — Не знаю, о чём вы, — быстро проговорила она, стараясь ускользнуть мимо него к выходу. — Стоять, — он оттолкнул её настолько быстро, что она не успела хоть как-то отреагировать. Воспользовавшись секундным замешательством Микасы, Леви тут же запер дверь и вновь повернулся к девушке. — Зачем вы заперли дверь? — Микаса сжала кулаки: страх быстро сменился на злость. — Помолчи, — грубо осадил её он. Бросив свитер на спинку стула, Леви принялся быстро расстёгивать рубашку. Микаса не могла не заметить, как его пальцы были словно деревянными и совершенно его не слушались, отчего пуговицы не поддавались. Мужчина, что стоял перед ней, разительно отличался от Леви Аккермана, каждое действие которого было быстрым и чётким — отточенным до блеска. Наконец, когда все пуговицы были расстёгнуты, он наспех стянул рубашку и повернулся к Микасе спиной. — Что ты видишь? — Я не… — Отвечай: ты видишь снежинку? Микаса обняла плечи. Он уже увидел метку на её спине. Разве имеет смысл теперь врать? — Да, — тихо ответила она. — Вижу. Послышался тяжёлый вздох. — Думаешь, я должна радоваться? — тут же вспыхнула она, обиженная его реакцией. Этот чёртов коротышка заперся с ней в прачечной, разделся, а теперь ещё и тяжко вздыхает! — Я ни на что не претендую. Давай просто забудем, ладно? — она чувствовала, как на ладонях появилась кровь от впивающихся ногтей — настолько сильно она сжимала кулаки. Эта боль сейчас пришлась как нельзя кстати, отрезвляя Микасу. — Эй, Аккерман, — девушка вздрогнула. Сейчас голос Леви по-настоящему вселял ужас. — Ты ведь… Ты не сейчас об этом узнала, верно? — Что ты?.. — Микаса сглотнула ком в горле, когда капрал подошёл к ней ближе. Она инстинктивно сделала шаг назад, но прачечная была небольшой, и спина девушки встретилась с прохладной стеной. — Говори, как давно ты знаешь, — он расставил руки по две стороны от Микасы, не давая ей возможности выбраться. Пусть он и был ниже неё, Микаса не могла храбриться. Леви Аккерман был зол — по-настоящему зол. Единственный раз, когда Микаса видела его настолько злым, был в тот момент, когда Эрен настаивал на том, чтобы скормить Бертольда Армину, при этом оставив Эрвина Смита умирать. — Когда Саша зашивала вашу рану после столкновения с отрядом Кенни, — Микаса посмотрела Леви в глаза. — Больше двух лет, — его голос надломился. — Как ты могла молчать?! — он ударил по стене: его кулак оказался прямо под правым ухом Микасы. Он ударил один раз, второй, третий, а затем устало сел на пол, прислонившись виском к стене. — А как я могла сказать? — она сползла вниз по стене, осев рядом с капралом, но не смотря на него. Микаса откинула голову, прижавшись к стене затылком и чуть прищурившись смотря на единственную лампочку, что горела слабым жёлтым цветом под потолком. — Как ты себе это представляешь? Повисла тишина, нарушаемая лишь редким стуком капель из крана. Нельзя сказать, что Микаса не представляла того момента, когда капрал узнает об их связи. Однако она не представляла, что он разозлится на неё. Ей всегда казалось, что он лишь невозмутимо пожмёт плечами, абсолютно наплевав на данный факт, и они просто продолжат жить своими жизнями, заниматься своими делами, занятые своими мыслями. Возможно, начали бы чуть чаще ловить взгляды друг друга, а когда их руки случайно соприкасались — задерживались бы в таком положении на мгновение дольше положенного. Но на этом всё. Но вот он молча сидит рядом с ней. Смотрит на неё внимательно — она видит боковым взглядом, но не поворачивается лицом. Не хочет видеть его глаз, потому что не знает, что именно она там увидит. — Уже поздно, — наконец, подала голос она, прижав одно колено к груди. — Мы не обязаны об этом говорить, — её пальцы сильно сжали колено так, что ткань брюк сбилась в складки. Это помогало сохранить голос ровным. — Мы можем просто забыть об этом, — во рту пересохло. — Поэтому, если сейчас вы молчите, потому что не хотите меня обидеть, — пальцы сжали брюки сильнее, — не стоит. Я всё прекрасно понимаю, капрал. — Поздно? — Леви хмыкнул. — Да… Точно. Прости за такую реакцию, Микаса. Микаса нахмурилась в недоумении. Он, что, извинялся перед ней..? Вечно чёрствый Леви Аккерман? Девушка повернулась к капралу, лишь сейчас осознав, что они сидели довольно близко друг к другу. Леви больше не выглядел злым. Он смотрел на неё с неким сожалением. — Я понимаю, почему ты молчала, — он слабо улыбнулся. — Зачем же тебе предначертанный, которого ты ненавидишь? Тем более, если это такой старик, как я, — он вновь усмехнулся. Микаса опешила от его выводов. Да, они с Леви никогда не были дружны, но она точно его не ненавидела. Частенько злилась, стоило ему подвергнуть её лучших друзей опасности. Но при этом всегда восхищалась его силой: как физической, так и духовной.
 А с тех пор, как Микаса узнала, что он её предначертанный, неосознанно стала больше внимания обращать на положительные качества капрала.
 Несмотря на тяжелое детство, он был умён и начитан. Да, он не был гением вроде Армина или Ханджи, но он был эрудирован и всегда мог поддержать беседу, если ему, конечно, того хочется. У него странное и довольно мрачное чувство юмора. Над его попытками пошутить никто из их отряда не смеялся. Не смеялась и Микаса, тихо пряча улыбку в шарф каждый раз, когда капрал с абсолютно серьёзным лицом обещал переломать руки Саше, если та ещё раз вздумает утащить из кладовки больше хлеба, чем полагается на человека. То, что это шутка, выдавал лишь весёлый блеск в глазах, который всегда оставался незамеченным остальными. Он всегда заваривал вкусный чай на всех, при этом никогда не спрашивая, хочет ли кто-нибудь. Микаса была этому очень рада, потому что ни за что бы не стала просить его сама, а упускать возможность насладиться ароматным чаем капрала было бы преступлением с её стороны. И, конечно же, она не могла не заметить, как он хорош собой. Не могла не задержать на нём взгляд во время собраний, где он сидел в такой подходящей ему военной униформе; не могла не задержать на нём взгляд, когда он умиротворённо пьёт излюбленный чай в компании одной-единственной свечи; не могла не задержать на нём взгляд во время спаррингов и тренировок; не могла не задержать на нём взгляд в те редкие моменты, когда он слабо — но всегда искренне — улыбался. И уж точно не могла не задержать на нём взгляд, когда он находился так близко к ней, с сожалением и горечью во взгляде. Под тёмными глазами залегли круги — и это было единственным изъяном на его лице. Микаса смутилась, запоздало понимая, что он так и не надел рубашку вновь, и так и сидел, повернувшись к ней голым торсом, совершенно не обращая внимание на этот факт. Скользнув взглядом по подтянутым мышцам мужчины, Микаса спешно отвернулась. Неужели он всерьёз полагает, что его можно считать стариком?! — Ох, да, точно, — он покачал головой. — Я сейчас оденусь, — Микаса чертыхнулась про себя: до него дошло, что он смущает её своим видом. Однако прежде, чем он успел подняться на ноги, Микаса удержала его за локоть. Он сел обратно и озадаченно посмотрел на девушку, которая и сама явно опешила от собственного поступка. Ну, в любом случае, потом можно будет объяснить это эйфорией от дня рождения и алкогольным опьянением. Эта мысль пронеслась в голове молниеносно, вмиг освобождая Микасу от возведённых ею же рамок и ограничений. Не дожидаясь, когда здравый смысл даст о себе знать, Аккерман положила руку на плечо Леви и потянулась к мужчине. Его губы были холодными — как, собственно, и её. Микаса оборвала поцелуй так же резко, как и потянулась за ним. Чувствуя, как краснеет, единственное, что она могла сказать, было: — Я вас не ненавижу. И за старика, — запнулась, — тебя, — посмотрела ему в глаза, — тоже не считаю. — Что ж, — уголки его губ еле заметно поднялись. — В таком случае, — Леви встал на ноги и поднял Микасу тоже, удерживая её за руки, — мы вернёмся к этому разговору завтра. Тебе нужно возвращаться к друзьям, — он махнул в сторону стула, на котором лежал свитер. — Почему, кстати… — На пути сюда Саша учуяла запах мяса, — он хмыкнул. — А я шёл по коридору. — И она попросила, — Микаса вновь замешкалась на долю секунды, — тебя передать? — Именно, — Леви пожал плечами. Когда он отпустил её руки, Микаса натянула свитер, а пуговицы рубашки Леви были более податливыми, чем когда он их расстёгивал. Прежде чем они вышли из прачечной, Леви вдруг повернулся к Микасе с серьёзным взглядом. — Кстати, совсем забыл сказать, — он поманил её к себе так, словно ему нужно было что-то сказать по секрету. Когда Микаса чуть наклонилась, приблизив к нему лицо, он лишь скользнул холодными губами по её щеке. — С днём рождения, Микаса.