#ябальник

***

— О, смотри какой, — пьяно ухмыляется Антон, по-детски тыча пальцем в сторону танцпола и тормоша друга за плечо, — секси-детка. — Ой, да чё ты там понимаешь, пьянь? — усмехается Серёга, вертя в руках стакан колы, но взгляд всё же переводит аккурат в тот момент, когда та самая «секси-детка» в характерном пошловатом жесте поводит бёдрами, привлекая к себе внимание чуть ни всего клуба.       Высокий, тонкий и гибкий, незнакомец словно бы сам весь — музыка. Он сливается с ней, становясь её началом и продолжением, придавая корявым битам сексуальной тягучести и глубины. Мужчина настолько хорош, что даже вот так и не скажешь, танцует ли он под музыку, или же это мелодия подстраивается под его страстные, зажигательные ритмы и движения. — Иногда я поражаюсь, как ты меня с высоты своего роста вообще разглядел, — усмехается Матвиенко, прикидывая, куда бы этому эталону грации он мог бы упереться носом, — ты же вечно выцепляешь самых высоких. — Ой, да брось, Пироженка, — усмехается Антон, треплет друга по хвосту на макушке, за что тут же получает по тощей руке, увитой браслетами, — Ай! Ну чё дерёшься? Ты только посмотри на эти ноги! Пацан и сам весь оборачивается, изгибается так, что только чудом со стула не валится, вынуждая Серёгу удерживать этот самый высокий барный стул за спинку, сохраняя подобие равновесия. А сам и правда смотрит. Смотрит и любуется. Красиво же. — А теперь представь, — мечтательно облизывается Антон, — как охуительно эти ноги могут смотреться на твоих плечах. И нет, головой Серёга прекрасно понимает, что говорит-то Шаст про себя, про свои плечи и свою фантазию, но в этой же самой голове картинка того, как эти невозможные ноги в самом деле оказываются на его — Серёгиных — плечах, или раскинутыми в шпагате, заставляет предательски выдохнуть, чтобы хоть немного притормозить мысли. Слишком отчётливо можно представить сейчас, как этот красавчик будет хорош в постели. Слишком. Потому что и сам красавчик словно бы собирается дать всем и сразу. Слишком уж призывные движения, слишком откровенный секс телом. Танго, румба, самба — тут всё и сразу. И откуда он тут такой взялся, Матвиенко в душе не ебёт. — Пойду я, — сверкает глазами Антон, вырывая друга из похабных размышлений хлопком по плечу, залпом осушая очередной шот и сползая со стула двухметровой змеюкой, — а то чего он там один…       Серёга только усмехается и кивает, наблюдая у бара и ожидая шоу. Потому что прибухнутый Антон это всегда что-то среднее между театром Куклачева и цирком Дю Солей. Иногда с нотками оперетты. Но это как пойдёт. И наблюдать за его «брачными играми» всегда забавно и весело. По-хорошему весело, без злобы и стёба. Серёжа Антона вообще искренне любит, и вообще-то ему правда интересно, клюнет этот балерун на мальчишку или нет. Шастун — хороший: искренний, честный, прямой, как палка, а ещё очень и очень простой: запросто может подойти и ляпнуть что-то в духе «Может переспим?» А потом искренне станет удивляться, за что же получил по роже от очередного объекта своих симпатий. И, кажется, в этот раз выходит так же. Антон неловко перебирает длинными ногами и тянет руки к аппетитной заднице, притирается ближе. Пацан пьян достаточно, чтобы сейчас наглеть и пытаться получить свою порцию внимания, но при этом и трезв настолько, чтобы не перегибать с нахрапом. Невооружённым глазом видно, что красавчик-брюнет в самом деле заинтересовал его. Возможно, не навсегда, но на этот вечер уж точно. Однако же… Высокий брюнет, не прекращая улыбаться и танцевать, ни на минуту не выпадая из своей личной волны ритма и танца, весьма однозначно реагирует на неуклюжие телодвижения Антона. Поворачивается к нему лицом, пару мгновений движется ему навстречу в ответ, а потом, без тени сомнения, резко сгибает правую руку в локте, пришпилив по сгибу левой, оставляя пацана в недоумении хлопать оленьими глазками. Серёга залипает и улыбается, а потом и вовсе прыскает со смеху, пряча ехидную улыбку в бокале с колой. Ну потому что это смотрится действительно забавно, да к тому же ещё и красиво, и это при всей неприличности жеста. Красавчик весьма органично вписывает «посыл» в свой танец. И Антон так по-детски теряется, тушуется, явно не ожидая такого отказа. Ну уж не в таком формате точно. — Нет, ты это видел?! — возмущается пацан, возвращаясь за стойку к Серёже, и обиженно дует губы. — Видел-видел. Так красиво тебя на хуй ещё не посылали, — ржёт Серёга, двигая ему утешительный шот текилы, а сам снова смотрит на танцпол. Уводить у друга понравившуюся цацу, конечно, не по-дружески, совсем-совсем, но смотреть-то никто не запрещает. Да и после текилы Антон чуть веселеет, только смотрит и вздыхает. Ему привычно получать отказы. Да и вообще: полный зал народу — найдётся и ему веселье, не корову же проиграл. А пока можно и поглазеть. Вот они с Серёгой и глазеют.       Ритмы сменяются мягко, трек перетекает в трек совершенно незаметно. И вместе с этим переходом красавчик тоже весь преображается, меняется, из зажигательного латиноса с пляжа обращаясь в сексуального тореадора, залихватски управляющего своим телом, невидимым быком и шпагой. Тягучие ноты, перемежаясь с резковатыми выпадами, словно бы из самого мужчины льются; его тело настолько тренировано, настолько легко подчиняется своему хозяину и велению музыки, буквально рисуя каждую ноту, что Матвиенко невольно предполагает, что перед ним его «коллега»: такой же больной до идеальных па, такой же помешанный на правильной позиции ног и рук, такой же поехавший до тонкостей и деталей картины. И вот тут мозг выдаёт ну совсем уж непотребное: — Смотри, Шастун, и учись, пока дядя Серёжа жив, как надо клеить бальников! Ноги-то помнят. И руки тоже. Серёжа скидывает на спинку стула кожанку, поправляет рубашку и выходит на танцпол. Да, он не любитель всех этих дрыганий, больше похожих на предсмертные судороги наступившего на оголённый кабель. Да, ему не по душе электронный мотив, но это не значит, что он не способен двигаться под него. Серёже хочется верить, что тело ещё не забыло, как создавать музыку, подобно тому, как это сейчас делает красавчик на танцполе. И теперь уже Шастун наблюдает, удивлённо хлопая глазами. Потому что такого от друга он не ожидал. Нет, знал, конечно, что Серёга когда-то занимался бальными танцами, но даже не подозревал о глубине познаний. Ни рост в полтора метра, ни кеды, ни скользкий пол клуба ничуть не умаляют талантов Матвиенко, который подстраивается под ритм трека, который ловит волну настроения своего случайного почти партнёра. Шастун рядом не стоял со своими длинными ножками-спичками. И неудивительно, что незнакомец сам оборачивается, цепляется глазами за необычную картину. Серёжа ведь в самом деле не похож на того, кто может вот так. Кто может вплетать классические элементы в рваный бит. И это даже не подкат, это приглашение! В карих глазах словно бы вызов, так и светится «Рискни, потанцуй со мной!» И в каждом движении читается, что так просто отделаться не выйдет. Серёга почти ждёт, что сейчас получит в ответ на свои выпады примерно то же, что и Шаст. Но незнакомец оказывается куда азартнее, ярче. Незнакомец ведётся на эту игру. И вот, в окружении толпы, в свете неоновых лучей кружат уже два тореро. Им в самом деле разве что плащей не хватает, чтобы окончательно сродниться с бесстрашными испанскими укротителями. Они вдвоём рисуют музыку, создают из клубного бита ритмы пасодобля, включаясь в игру удивительно органично и грамотно. Наверное, это проклятие любого, кто когда-либо занимался бальными танцами чуть серьёзнее, чем пара бесплатных занятий: ты перестаёшь быть нормальным чуваком, что подрыгивает ногой в аритмичный такт бестолковой музыке. Отныне и вовеки веков ты несёшь в себе грацию и лёгкость движений, отныне ты выкладываешься на максимум. Вот как они двое сейчас, уловив пульс, волну звука, ныряют в это ощущение с головой.       Арсений пришёл сюда забавы ради. Арсений пришёл расслабиться и размять кости. И никак не ожидал такого напора, никак не ожидал встретить здесь того, кто заговорит с ним на его «родном» языке. Языке жестов и отточенных движений, на языке музыки и танцевальных па. Отшивая одного за другим, он сам не понял, как выцепил в толпе такое же пылающее огнём танца сердце. Не удивительно, что он повёлся, что поддался, вливаясь в новое недознакомство с интересом и удовольствием. Не удивительно, что их танец похож на корриду. На самый красивый и неоднозначный танец. Арсений сам не замечает, как раскрывает плечи, как поднимает грудь. Сам не замечает, как приковывает этими незамысловатыми жестами к себе взгляды тех, кто танцует рядом с ними. Он вообще откровенно выпадает из реальности, видя перед собой лишь случайного партнёра, двигаясь с ним в один такт, в один шаг. И это в самом деле похожа на так любимый французскими школами пасодобль: зрелищный и яркий, как и его исток, точный и дерзкий, как бой с быком. Вот только если в классической трактовке это символизм тореро и плаща, то здесь и сейчас они — матадор и бык: один завлекает и укрощает, а второй провоцирует и соблазняет. Кто из них есть кто — загадка. Впрочем, при их красоте и грации это уже не имеет значения. Джинсы, с дырами на острых коленях, красные ботинки и чёрная футболка против зеленой рубашки и белых кед это конечно мощно. Но тем неожиданнее эффект и ярче картинка. Эти двое тонут в ощущении одной волны, в ощущении правильности происходящего. Каждое движение — волна, что накатывается на партнёра, словно на берег, заставляя ответно двигаться, создавая эффект сплочённости и сработанности. Их друг к другу тянет, словно магнитом. Радиус импровизированного круга сокращается с каждым шагом, с каждым взмахом руки или острым взглядом. И если двое незнакомцев сейчас вообще не способны думать отдельно от действий, то вот Шаст охуевает знатно. Потому что это красиво. Потому что как никогда ярко понимает сейчас: Серёгу ему ни за какие коврижки не переплюнуть. Ибо к горячей южной крови и крючковатому армянскому шнобелю, помимо темперамента прибавляется ещё и нечто такое, необъяснимо прекрасное. Это как в жареной картошке вдруг узреть и раскушать изысканнейшее блюдо. Шастун впервые настолько сильно горд своим другом, настолько поглощён эмоциями, что мигом забывает пожалеть о том, что красавчик ему отказал. Оно того однозначно стоило. Стоило увидеть как «Пироженка» раскрывается совершенно с иной, яркой и новой стороны, стоило оценить, насколько на самом деле красив и грациозен незнакомый брюнет. Антон не ребёнок, чтобы дуться на друга, да и понимание того, как сочетаются эти двое, находя вдруг грани соприкосновения при всей внешней разности, приводит Шаста в почти детский восторг. И не его одного, надо сказать.       Толпа на танцполе включается в эту игру, толпа наблюдает и подстёгивает, создаёт атмосферу. И плевать, что тут два мужика играют в ну совершенно нетрадиционные игры. Это слишком охуительно. Это бьёт током. Когда в очередном шаге два непохожих танцора сходятся рука к руке, когда их касания отдают страстью, сверкая, словно салют, взрывая всех. Смуглая рука обвивает талию, облачённую в чёрную ткань, ложится так гармонично, так правильно. В этом жесте не капли типично пидорского, нет. Только красота и магия танца. Только властность и чувственность движений. И тот факт, что высокий, гибкий брюнет подчиняется, извивается в ответ, говорит лишь о профессионализме. Никто вокруг не может заглянуть так глубоко в эту секундную связь, никто не видит глаз танцующих в лучах неоновых всполохов мужчин. Только они сами. Где-то на уровне ментальной связи. Карие бездны пылают, вспыхивают не то песком из-под копыт взъярённого быка, не то огнём красного плаща, не то бурлящей кровью и адреналином. Серёжа сам не до конца успевает уловить это, не обдумывает, просто делает. Ибо тело и правда помнит. Тут не нужен разум. Тут нужны только чувства. Это ведь танец, это самый безмолвный и самый громкий язык тела, впечатавшийся в мышцы и нашедший ответ в синих, сверкающих сталью рапиры глазах напротив: глубокие, яркие, цвета неба над ареной для боя. Острые, как дразнящие пики. Ледяные, как ушат воды из колодца. Заводят и отрезвляют. Пьянят и заставляют тело покрываться мурашками. здесь и сейчас им не нужны имена, им не нужны слова. Они понимают друг друга на уровне мыслей и жестов, они тонут друг в друге, рисуя телами мир вокруг.       Арсений чувствует невероятную стать и мощь, исходящие от партнёра, Арсений буквально задыхается от того, как ему хорошо во власти этого странного на первый взгляд карлика со смешной причёской. В то время как Сергей ощущает себя прекрасно, ощущает себя полностью в своей тарелке, забывая, что перед ним не хрупкая партнёрша, но не ожидая от красавчика слабости, наигранности. Они сходятся, как винтики часового механизма, они сочетаются, они становятся единым целым. Длинные ноги Арсения удивительным образом не путаются в шагах и друг друге. Он словно бы всю жизнь танцевал с этим мужиком в паре. Они словно репетировали это всё сто раз кряду. И это ощущение возбуждает. Не грязно и пошло, но поднимая из глубины души самое чистое и светлое, самое яркое. Это моральное скорее, что тянет за собой плотское. И по этому всему Арсений так скучал, что сейчас вообще обо всём остальном забывает. Просто танцует, просто позволяет незнакомцу вести. На что Серёга соглашается охотно, ловко перехватывая своего партнёра, прижимая к себе в характерной стойке и подтверждая всем телом, что танец ещё не окончен. Они всё ещё в этой атмосфере. Серёжа всё ещё соблазняет его, выдаёт телом все свои намерения. Арсений все ещё поддаётся и даёт понять, что согласен. На всё согласен. Гибкое, идеальное тело так сексуально изгибается под крепкими руками партнёра. Это почти секс, только чище, честнее и ярче. Это почти оргазм, только морально и не так пошло. В памяти у чужих друг другу мужчин — общие воспоминания. Это странно, когда вы не знакомы, но это так невероятно по ощущениям и атмосфере. Двое чужих друг другу мужчин сходятся в толпе, цепляясь ладонями друг за друга, импровизируя на ходу, но разыгрывая самую красивую из сцен, что вообще видел это клуб. Потому что толпа уже не танцует — толпа снимает на телефоны, хлопает и поддерживает овациям, а диджей, словно подыгрывая им, позволяет себе закончить трек небольшой паузой, в которую толпа взрывается эмоциями, а двое нарушителей привычной атмосферы клуба замирают, сбивчиво дыша и глядя в глаза друг другу. — Сергей, — Матвиенко первым протягивает руку для приветствия, улыбнувшись чуть шире, хитрее. — Арсений, — принимает правила игры Попов, поводя бёдрами и улыбаясь в ответ. И оба знают уже: танцами они точно не ограничатся.