*В больнице св. Мунго*
В приемном покое молодая медиковедьма нянчилась с ребенком, его принесли всего пару дней назад, и с тех пор она ответственна за него. Ребенок спокойный и почти не доставляет проблем, разве что с едой. Хотя это малая проблема. Большая была в том, что никто не мог найти его родителей. Ребенка было жалко. Вот она и сидит с ним ждет пока его заберет либо семья волшебников, либо его отдадут в приют. Впрочем, в конце недели так и случилось. Маленького Мицара (как сказал один из авроров это было последнее слово что они слышали из ритуальной комнаты) все же подбросили в магловский приют.*Спустя 3 года*
После очередного красочного сна я проснулся с криком. Первой в комнату залетела обеспокоенная мама. Ее голова покрыта цветастым платком на концах которого были бубенчики. Мама говорит они отгоняют злых духов. Следом за ней зашел отец, он у меня строгий. Несмотря на раннее утро оба были собраны. А что насчет кошмаров? Я к ним за столько времени привык. Они снятся почти всегда. Оставляя после себя неприятную пустоту и головную боль, ну еще и сомнительные знания. — Мицар, сегодня мы идем с тобой идем ко мне на работу, а мамочка пойдет в больницу, — папа смотрел на меня с недовольством. Он вечно серьезен и вечно хмур. Это вполне объяснимо его работой. Он ловит преступников. — Есть, сэр, к тебе на работу, так к тебе на работу, форма одежды какая? — наше утро начинается так всегда, они по крику понимают, что я проснулся. А дальше мне говорят примерные планы на ближайшее будущее. — Малыш, — мама улыбнулась, — я тебе сейчас достану одежду, пока заправь кровать. Я принялся поправлять простынь и одеяло. Получалось плохо, но упорства у меня всегда было много. И с каждым днем, заправлять постель, у меня получалось все лучше и лучше. В такие моменты отец, с одобрением смотрел на меня. Это была лучшая награда. — Вот, — мама протянула одежду, — иди умойся и переоденься, а мне пора. Чмокнув в лоб, она вышла из комнаты оставив меня с отцом один на один. — У тебя пятнадцать минут, время пошло, — отец демонстративно посмотрел на наручные часы. Пятнадцать минут это много. За них я успел почистить зубы, умыться и переодеться. В нашей семье это обычное утро. Без паники, без хаоса и строго по порядку усвоенного мной гораздо ранее. Как говорит отец: это прививает самостоятельность. На кухне меня ждал Том, так зовут папу, с неизменной кружкой чая в руке и газетой во второй. На столе стояла моя порция овсянки и стакан молока. — Молодец, — отец снова взглянул на часы, — пятнадцать минут на завтрак и выезжаем. Обед заберешь в холодильнике, как обычно. Я не торопясь разделался с завтраком. В комнате взял свой рюкзак, положил в него книгу, блокнот и карандаш. В холодильнике взял обед. — Я готов, сэр, — мы вышли из квартиры. Улица была заполнена туманом. Из него периодично выходили люди и снова скрывались, выезжали машины, раздавались крики, впрочем, это было обычное утро. До работы отца мы доехали быстро. Мистер Смит, дежурный, всегда приветлив. У отца есть традиция с ним поговорить, ну и оставить меня у него на пару часов, пока он будет занят на утренней летучке. В небольшой комнате, огороженной стеклом всегда пахнет едой, кофе и бумагами. — Ну что малец, твоя матушка снова в парикмахерскую? — Нет, сэр, матушка в больницу. — Вот как? — он задумчиво посмотрел на меня, — хочешь конфетку? У мистера Смита всегда было много сладкого. Он был полным и очень добродушным. Хотя сладкое я и не люблю, но все же никогда не отказывался от пополнения провианта в рюкзаке подобным образом. — Конечно. — Вот твоему отцу повезло! Ты такой спокойный, а мой Джеймс, — мужчина тяжело вздохнул махнул рукой, — ты же помнишь Джеймса? Я кивнул, так как помнил пятилетнего пацана, с которым мы часто тут периодично виделись. — Так вот мы вчера пошли в парк, так он почти сразу убежал куда-то, а вернувшись был похож на драного кота, — снова тяжелый вздох, — а ты вот спокойно сидишь и даже не перебиваешь старика! — Что вы сэр, вы не старик еще. Я тут книгу принес можете помочь со слогами? Я не очень понимаю, как читаются некоторые из них. Время до того, как отец освободился мы провели весело, я учился читать, а мистер Смит отвлекался на запись пришедших и ушедших. — Надеюсь, он вам не доставил хлопот? — Том был хмур, и чем-то недоволен. — Нет, Мицар спокойный мальчик, — мистер Смит отпустил меня из комнаты. С отцом мы направились в его кабинет. Там у меня был свой столик в углу за фикусом. Почему я сейчас вместе с отцом на работе вместо того чтобы быть в детском садике к примеру? Ну, так в нашей семье не так много денег и поэтому мы не можем оплачивать мне детский сад, хотя и копим на колледж. Эти вопросы отец и мать часто обсуждают по вечерам. Основная масса денег, по их словам, уходит на лечение какой-то опухоли у матери. Амели выглядит неважно последний год, она бледная носит платок на голове и улыбается через силу. Мне кажется, что ей больно, когда я спрашиваю отца об этом он отмахивается и говорит не беспокоиться. Ближе к обеду в участок пришла мама. Сегодня она выглядела неестественно радостной. Выпроводив меня из кабинета отца, они там заперлись, я отсутствовал около пятнадцати минут за которые успел сбегать до мистера Смита и взять пару бланков для отца. Когда я вернулся Амели сидела в кресле напротив отца, а Том напряженно улыбался ей. Это было странным. — Мицар, ты не хочешь сходить в зоопарк? — мама мягко улыбнулась. — Зоопарк? — это было знакомое слово, но вспомнить его значение было тяжело. — Там есть много животных, и мы этот день проведем вместе, я куплю тебе сладкую вату и пару игрушек. Было жутко, непривычно, и как-то не так. Все во мне вопило, кричало, билось о том, что что-то должно случится. В тот день мы и вправду посетили зоопарк, а в следующий музей, потом картинную галерею и вообще каждый день последующей недели был проведен с матерью в удивительных местах. В следующий вторник, Амели госпитализировали, отец стойко перенес это, а я плакал. Я тогда подслушал разговор врача с отцом. Зря я пошел против правил. Лучше бы не подслушивал. Матери по прогнозам оставалось совсем немного времени до того, как она умрет. Это был удар в первую очередь для меня. Что чувствовал отец я не знаю, он вечно хмур и недоволен, и я не всегда правильно понимаю его эмоции. в голове билась мысль: "Она умрет и больше мы никогда не сходим в зоопарк и не сможем повторить ту счастливую неделю…" Отец разрывался между работой, больницей и мной. В больнице мама умоляла отца не забывать меня и заботиться. Забыть о ней в пользу меня. Отец упрямо поджимал губы и качал головой. Он гладил ее по лысой голове, смотрел в чахнущие серо-голубые глаза и при выходе целовал в лоб. В молчании мы добирались до дома. И все это продолжалось и продолжалось. Однообразные будни были убийственны, но все когда-то заканчивается. И вскоре нам сообщили о том, что Амели мертва. Тогда отец напился с горя, а я остался без ужина и ревел всю ночь. На утро все было как обычно.Пусто. Обычно. Серо.
В этот же день отец позвонил знакомым и меня определили в один из детских садов. Большую часть времени там было скучно и только уроки танцев и музыки мне нравились. О чем я и сообщал ежедневно отцу. Читать и считать меня учить перестали. Томас был загружен работой, а в детском саду все отговаривались тем что в школе научат, а сейчас идет пора развлечений. Мне было не интересно играть с детьми. Да и они частенько обзывали меня белой вороной. Все из-за моей нетипичной внешности. Большинство детей были темноволосыми и темноглазыми. Я же был белым. Белые волосы, белые ресницы и брови, даже кожа и та была белой! Глаза белыми не были, но они имели стальной серый цвет. Из-за моей замкнутости мне пришлось видиться с миссис Изабель Джонсон. Она детский психолог. С миссис Джонсон мы виделись регулярно по вторникам и четвергам. Именно на ее занятиях мне помогли осознать и главное принять что Амели мертва. Но проблем с общением это не исправило. Через пару недель к нам приехала пожить бабушка Элли, мать Тома. Это было знаменательное событие. С ней обычно я виделся только на рождество, но каждый раз оказываясь в ее доме я был счастлив. Таинственная и величественная миссис Хилл, привлекала меня тем как она держалась, как ходила, как смеялась и вообще она была потрясающей! Я хотел быть похожим на нее. И частенько пробовал одеваться как она. Правда за это я сильно получал. Видя мое упорство и желание выглядеть так же, она смеялась и объясняла, что я мальчик, а мальчикам не положены юбки да платьица. Бабушка Элли была так добра, что начала заниматься со мной. Не только читать и считать, но и давала уроки этикета. Так же миссис Хилл учила меня заваривать кучу разных чаев. В ее чемодане было много саше с разными добавками. Они вкусно пахли, и чай с ними был великолепен. Так же мы с ней занимались в парке, она учила меня распознавать разные деревья и травы. С Элли, так я ее наедине называю, было весело, особенно когда она доставала из сундучка почти новенькую машинку зингер и начинала сшивать разные лоскутки ткани. Из таких лоскутков она мне сшила кролика, с которым я сплю чтобы не мучали кошмары. В последнее время я стал за собой замечать странные явления. Хотя не заметить их было почти невозможно из-за того, что я альбинос. Дело в том, что иногда случалось так что часть волос или все окрашивались в другой цвет. Взрослые, Том и Элли, не замечали этого, но когда я однажды показал синюю прядь, она велела смыть. В ванной пока я пытался избавится от синего цвета, но ничего не получалось, из-за чего крайне сильно разнервничался, и вдруг все воспарило. Хорошо, что я сумел успокоиться и когда я снова посмотрелся в зеркало был уже таким как раньше. Прибрав ванную, я вышел. Элли тогда осмотрела меня и кивнула. Кроме волос окрашивались глаза в зависимости от настроения, когда я весел они были голубыми, когда мне плохо серыми. Про это бабушка сказала, что такое возможно и редко встречается. Также окрашивались ногти, иногда кожа, брови и губы. Тогда я понял одну вещь: если не привлекать к этому внимания то взрослые не замечают. Меня это устраивало.