Холодная война

— Мистер Кеннеди просто красавчик! Простит меня Роб, но я влюбилась. Может быть, мы сможем сообразить что-нибудь на троих? — Только если в твоих самых грязных мечтах. Я закатываю глаза, слыша очередные глупые разговоры по поводу нашего учителя по математике. Как же надоело изо дня в день слышать одно и то же! У женской половины нашей школы словно началось весеннее обострение, хотя за окном была вовсе не весна. Если честно, то я тоже относилась к этой женской половине. Но я хотя бы не болтала об этом на каждом углу — я была довольно скрытной от всех остальных в этом учебном заведении. Никто догадываться даже не мог, что меня интересует мистер Кеннеди. Кроме, разве что, Эшли — моей лучшей подруги. Она была единственной, кто знал все мои секреты вдоль и поперёк, как и меня саму. Только она знала, почему я срывала практически каждый урок математики, не считая важных контрольных, вот уже несколько недель подряд. Я словно заряжалась этой вечной болтовнёй ни о чём во весь голос, этим хохотом и всяческими нелепыми шутками в сторону нашего молодого учителя. Заряжалась реакцией одноклассников и самого мистера Кеннеди, когда вещала на весь класс о выдуманных пассиях Кеннеди и о весьма пикантных подробностях его личной жизни. Он одаривал меня гневным взглядом до тех пор, пока его терпение не лопалось и он не выставлял меня за дверь. О да, я получала от этого всего прямо-таки неистовое наслаждение. А всё ради чего? Ради того, чтобы в очередной раз показать этому математику, что я не простая расфуфыренная штучка, каких в нашей школе полным-полно, что я его не боюсь и уж тем более не боюсь жалких двоек в журнале напротив моей фамилии. Чтобы показать, что мне всё равно, что я получаю кайф от этой чёртовой жизни, что я молода и мне всё не по чём. Вот только пока что он не особо оценивал мои старания. Он отправлял меня к директору, ставил бесчисленное количество двоек, которые я вскоре исправляла (и почти сразу же зарабатывала новые), прилюдно унижал и говорил, что я этим ничего не добьюсь и только втаптываю себя в грязь подобным поведением. А я невообразимо возбуждалась только от одного его едкого слова, когда он в очередной раз отчитывал меня перед всем классом. — Ада, привет! — Эшли обнимает меня, и я делаю то же самое в ответ, рисуя буквы на её спине. Это был наш особый немой способ общения. Иногда мы могли проговорить таким образом весь урок и оставаться не пойманными до самого конца занятия. Это было очень удобно — можно было безнаказанно обсуждать великолепную задницу мистера Кеннеди или надоедливых шлюшек из нашего класса. — На алгебру пойдёшь? Говорят, Кен был вне себя от ярости, когда узнал, что в контрольной ты написала о том, какие сексуальные у него мышцы на азбуке Морзе. Я бы на твоём месте больше никогда не переступала порог его класса. Мы неторопливо идём по школьному коридору, безразлично и даже как-то высокомерно смотря по сторонам, будто бы оглядывая свои владения, и беседуем о том, о сём. — Брось, Эш. Я буду только рада тому, что он увидит мою наглую морду у себя на уроке даже после того, что я сделала. Повеселимся хоть! — Ты — самоубийца, — ошеломлённо заключает Эшли, и я нарочито громко смеюсь, когда мы заходим в класс, чтобы мистер Кеннеди сразу понял, кто явился к нему на занятие. Он смотрит на меня довольно равнодушно и даже в какой-то степени устало. Вскоре звенит звонок, поэтому Кеннеди не успевает сказать что-либо насчёт контрольной, но я думаю, что он не побрезгует сделать это перед всем классом, вновь и вновь унижая меня. Я буду даже рада этому, так будет веселее. — Итак, класс… Ваши оценки по недавней контрольной оставляют желать лучшего. Я смогу только помолиться за вас, когда вы будете писать свой экзамен, — неспешно рассуждает мистер Кеннеди, недовольно оглядывая класс. Он нарочно не останавливает свой взгляд на мне, потому что это будет означать «Старт» нашему негласному противостоянию. Нашей своеобразной холодной войне, продолжавшейся вот уже полмесяца. Жаль, что мне не нужны его знаки. — Лучше помолитесь за себя, когда будете пьяным садиться за руль, — не сдержавшись, выпаливаю я, сразу же давая «пять» Эшли, сидящей позади, и весь класс покатывается со смеху. Мистер Кеннеди остаётся самой невозмутимостью. Надо же, неужели привык? — Я раздам вам ваши контрольные, и вы сами решите, стоит ли вам посещать дополнительные занятия, — успешно игнорируя мой едкий комментарий, говорит он, идя вдоль рядов и раздавая листочки. Он проходит мимо меня, оставляя мою парту абсолютно пустой. — Мистер Кеннеди, кажется, у вас болезнь Альцгеймера. Вы забыли отдать мне мою работу, — не упуская возможности поиздеваться, произношу я. Все вновь хохочут, хотя я совсем не шучу. Кеннеди всё так же невозмутимо, как и до этого, поворачивается, опирается на свой стол и равнодушно смотрит на меня. Он выглядит уставшим от всех моих выходок, но мне всё равно. Я не собираюсь прекращать, поэтому уверенно смотрю на него в ответ. Ну же, кто кого? — А вас, уважаемая мисс Вонг, вас я попрошу остаться после урока. Нам есть, что обсудить. Что ж, это было весьма ожидаемо. Я с полной невозмутимостью на лице отражаю его попытку нарушить мою беспечность и позволить тревоге закрасться внутрь меня, всем видом показывая мистеру Кеннеди, что мне всё равно. Но, по правде сказать, мне действительно всё равно. Я просто постараюсь придумать, что бы такого выкинуть, пока мы будем с ним наедине. Это веселее, чем когда в наших склоках присутствуют свидетели. Куда веселее. Урок проходит весьма скучно, ведь я остаюсь молчать до самого его конца, не прерывая Кеннеди своими остротами и провокационными замечаниями, полностью погрузившись в раздумья. Я хочу сразить его наповал своей наглостью, когда ученики покинут этот класс и я останусь с ним один на один. Я хочу натянуть его нервы до предела и наконец доказать ему, что победитель может быть только один. И что это, несомненно, я. Зачем мне это? Просто в нашей школе все сходят от него с ума. Я же хочу показать ему своё презрение и неуважение, чтобы он понял, что не все девушки в этой школе будут целовать ему ноги. Что я вечно буду его проблемой. Мне просто необходимо было выделиться из общей толпы, чтобы он точно запомнил меня на всю свою грёбаную жизнь. Наконец звенит звонок. Я очень медленно складываю свои вещи в сумку и киваю Эшли, когда она вопросительно спросит на меня а-ля «всё ли будет с тобой в порядке?», своим действием показывая ей, что она может не волноваться и спокойно идти на следующий урок. Уж с кем-с кем, а с Кеннеди я справлюсь на раз-два. Тем более я всё-таки придумала, что выкину на этот раз. Он точно запомнит меня. Мистер Кеннеди ждёт, когда последний ученик покинет кабинет, затем неспешно подходит к двери и запирает её. От щелчка замка я уже предвкушаю будущую победу, а преждевременное наслаждение проникает в грудь и приятно покалывает внутри. Я улыбаюсь сама себе. Я смотрю на сосредоточенного и серьёзного Кеннеди, чей взгляд не предвещает ничего хорошего, но я уже готова отразить любой его удар. Слишком наловчилась. Он облокачивается на свой стол и скрещивает руки на груди. — Что у тебя на уме, Ада? Не задумываясь, я отвечаю: — Вы. Мистер Кеннеди усмехается и качает головой, опустив взгляд. Чёрт возьми, я недооценила его, он явно раскусил мою ложь уже на самом первом моём слове. — Я могу без лишнего промедления отправить тебя к директору, и пусть он разбирается с такой нахалкой, как ты, мне эти разговоры, честно говоря, не сдались. Но мне просто интересно: зачем ты это делаешь? Когда ты от этого устанешь? Мне нравится, что он со мной честен. И я так же честно отвечаю ему: — Никогда. — Подойди. Забавно, что я всё это время так и остаюсь стоять около своей парты, от чего-то не делая и шага навстречу к нему. Но, слушаясь его просьбе, я за пару секунд преодолеваю расстояние до первой парты, садясь за неё. Мистер Кеннеди всё это время не отрывает от меня взгляда. Я не могу распознать его эмоции в этот момент, но думаю, что я его изрядно вымотала своим поведением и что он просто устал. Что ж, своим сегодняшним поступком я планирую закончить всё раз и навсегда. — Ты прекрасно понимаешь, что своим поведением ты лишь копаешь себе могилу. Но я лишь хочу знать, для чего ты это делаешь? О чём ты думаешь? Я глубоко вдыхаю и выдыхаю. Встаю из-за парты и приближаюсь к его столу, останавливаясь прямо перед Кеннеди. Мне надоели его вопросы, и я тоже хочу задать свои. — Мистер Кеннеди, а как ваше имя? Никто в школе не знает, хотя половина сходит по вам с ума. Как же так? — Ты не ответила на мой вопрос, — замечает он и слегка отстраняется назад, ведь я подошла слишком близко, но стол позади мешает ему отойти на позволительное расстояние для учителя-ученика. Я ухмыляюсь. Настало время для реализации моей очередной шалости. Я нарочито медленно наклоняюсь к нему и проговариваю придуманную на уроке речь прямо ему на ухо: — А вы не задумывались, что я просто влюблена в вас и хочу заполучить желанное внимание? Я растягиваю слова, делая паузы, и понижаю тон, чтобы он казался как можно сексуальнее. Отстранившись, я оцениваю его реакцию. Потрясающе. Именно то, чего я и хотела добиться. Ошеломление, удивление моей наглости и то самое сражение наповал. Стоя так близко к нему, я наконец признаю, что женская половина нашей школы не зря отдаёт ему такие лавры. Он и правда выглядит восхитительно, словно сошёл с обложки какого-нибудь журнала. Ему явно стоило идти в модели, а не преподавать математику. Выразительные голубые глаза, ровные черты лица, пухлые губы и густые светлые волосы. Он определённо достоин всего того внимания, что уделяют ему мои сверстницы. И не только они. — Я тебе не верю. Теперь моя очередь удивляться. Серьёзно? Он мне не верит? — Почему? — По-моему, ты просто пытаешься вывести меня из себя. Но у тебя не получается. И ты не успокоишься, пока не получится. Так? В чём-то он был прав, но я решила придерживаться любовной легенды, пускай и не совсем легенды. И нужно было как-то доказать ему мои слова. С самым невозмутимым видом, какой только можно было состроить, я подхожу ближе к нему, настолько близко, чтобы находиться практически вплотную. Я вновь наклоняюсь к его уху и сладким шёпотом произношу: — А так верите? С этими словами я слегка сжимаю его член, прекрасно осознавая, что за подобные беспрецедентные действия могу за секунду вылететь из школы к чёртовой матери. Но это меня, как ни странно, не останавливает. Ада Вонг не будет собой, если не пойдёт до самого, если не победного, то хотя бы просто конца. То, что он молниеносно оттолкнул меня, нисколько не было удивительным. И дело было даже не в том, что я перешла черту, все мыслимые и немыслимые границы. Ведь все знали его исключительно как честного, доброго и, главное, совершенно невинного человека, который словно бы и слово «секс» не мог произнести, не покраснев при этом. Все без умолку болтали о его сексуальности, но также все абсолютно полностью понимали его недоступность даже не в том плане, что он был учителем, а просто потому, что создавал впечатление подобного человека. И сейчас моя главная цель как раз-таки и состояла в том, чтобы его, так скажем, раскрепостить. Или же довести до края. А уж какой это будет край — возбуждения или же бешенства — значения не имело. Его рука вцепилась в мою — ту, что прикасалась к самой уязвимой его части, — и он легко отстранил меня от себя, не прикладывая ощутимых усилий. Я облокотилась на парту, стоящую позади, и специально сильнее обычного выпятила грудь, практически припав спиной к деревянной поверхности. Я чувствовала, как задралась моя кожаная юбка, обнажив бёдра, и как лёгкий коротенький топ ещё сильнее оголил живот. И, конечно же, я видела, как мистер Кеннеди смотрел на пребывающую во всей красе меня, хоть и находился в состоянии взбудораженности от моего поступка. Его лицо выражало непонимание и возмущение, однако мне казалось, что за ними спрятаны его истинные чувства — его желание. Желание меня. Оттого я без какого-либо смущения не отводила взгляда от него, будто бросая вызов, и самодовольно смотрела ему прямо в глаза. Но вся моя уверенность отчего-то покинула моё тело и разум, сменившись растерянностью, когда мистер Кеннеди стремительно сократил то расстояние между нами, которое сам же и создал, и резко припал к моим губам. Что хотела, то и получила? Отвечая на поцелуй, я могла ощущать, как руки мистера Кеннеди обвивают мою талию, лишь немного спускаясь на уровень поясницы, но он будто бы не позволял себе пересечь ту призрачную запретную грань ни в коем случае. Губы мистера Кеннеди были очень мягкими, и его поцелуй был таким невинным, несмотря на ситуацию, в которой мы находились. То, что происходило между нами, учитывая иерархию учитель-ученик, точно нельзя было назвать «невинным», но его поцелуй, тем не менее, был именно таковым. Как только мой ступор прошёл, я решила исправить это маленькое недоразумение. Углубляя поцелуй и добавляя ему щепотку необходимой мне как воздух страсти, я скольжу языком в его рот и легонько прохожусь им по обратной стороне его верхней губы. Мистер Кеннеди улыбается сквозь поцелуй и, ясно понимая, к чему я веду, прикасается своим языком к моему. Наша былая невинность улетучивается и поцелуй набирает обороты. Но последует ли что-то большее за этим поцелуем? Решая взять инициативу в свои руки в буквальном смысле, я хватаю руку мистера Кеннеди и просовываю её под свой топ. Наш обожаемый учитель, в свою очередь, кажется, прекрасно осознаёт, что я от него хочу, и протягивает руку дальше. Залезая под бандо, его рука сжимает мою грудь, но даже это действие противоречиво остаётся по-прежнему невинным. Я ловлю себя на мысли, что такая его манера поведения мне даже нравится. Неожиданно для меня, мистер Кеннеди тянется к застёжке моего бюстгальтера и на удивление умело его расстёгивает, всё это время не прекращая меня целовать. Бандо летит куда-то в сторону, и я вновь ощущаю тёплую руку мистера Кеннеди у себя на груди, которую он уже беспрепятственно на неё помещает. Всё это время я полулежу на парте, опираясь о её край руками, которые уже, к слову, затекли. Пока мистер Кеннеди сжимает мою грудь, я не намерена отставать от него. Медленно принимая сидячее положение на жёсткой парте, я выправляю его голубую рубашку из брюк и забираюсь обеими руками под неё. Скользя ладошками по накаченному торсу мистера Кеннеди, я задаюсь вопросом, как, будучи учителем, он успевает ещё и следить за собственным телом. От соприкосновения моих рук с его распалённой кожей я возбуждаюсь, но пока стараюсь держать себя в руках, не переходя к самому интересному. Уловив момент, пока мистер Кеннеди отстраняется от моих губ, по-видимому наслаждаясь моими прикосновениями к своему телу, я размещаю ноги по обе стороны от него, из-за чего моя юбка задирается до невозможного предела. Я неторопливо опускаюсь спиной на парту и тяну за галстук мистера Кеннеди за собой, не оставляя ему выбора, кроме как лечь на меня. Он усмехается и продолжает целовать меня, одновременно одной рукой придерживая меня за шею, а вторую запуская в мои короткие волосы. Мне это нравится, но, честно, было бы лучше, если бы он с силой сжимал их. Когда мистер Кеннеди прикусывает мою нижнюю губу, я понимаю, что мне этого мало. Понимаю, что хочу большего и уже не могу себя сдерживать. Я протягиваю руку между наших разгорячённых тел, и повторяю то же, что сделала совсем недавно, а именно — сжимаю маленькой ладошкой член мистера Кеннеди, чтобы в следующую минуту по-настоящему ощутить его возбуждение. На этот раз он совсем не против, хоть у меня и сидела в голове мысль, что он вновь оттолкнёт меня. Мысль, что всё, чего он хотел, для чего он был готов пойти на такие риски, как закрываться в одном кабинете с собственной ученицей, это просто поцелуй. Как глупо, Ада. Осознавая, к чему всё идёт, и решая не упускать такую возможность, как переспать с самим мистером Кеннеди, — учителем, на которого пускали слюни все ученицы старшей школы Раккун-сити, объектом моих издёвок, за которыми скрывались такие же цели, как и у остальных, да и просто красавчиком, — я нащупываю пряжку его ремня. Мистер Кеннеди поднимается с меня, давая мне шанс контролировать процесс снятия с него мешающей нам вещи, и я снова принимаю сидячее положение на этой чёртовой парте. Конечно, я предпочитала секс на удобной и мягкой постели, но на какие жертвы только ни пойдёшь, мечтая заняться сексом со своим учителем. Как только мне удаётся расстегнуть пряжку, мистер Кеннеди отнимает мои руки от своих брюк, и на секунду мне кажется, что на этом всё и закончится. Но он лишь самостоятельно спускает их вниз, и я ухмыляюсь, однако продолжаю молчать, то ли боясь нарушить атмосферу, то ли спугнуть свою предполагаемую жертву. Но кто знает, возможно, жертвой тут была я? Я стараюсь отогнать подобные мысли и быстро встаю с парты на ноги, чтобы помочь мистеру Кеннеди освободиться от боксеров, которые, кстати, потрясающе обтягивали его великолепную задницу. Мне немного неловко и одновременно с этим я сгораю от предвкушения, ведь спустя какие-то доли секунды смогу увидеть голую нижнюю часть мистера Кеннеди. Если я и могла об этом подумать, то только в своих самых извращённых и мокрых снах. Я стягиваю его трусы вниз и моему взору открывается поистине прекрасное зрелище — стояк мистера Кеннеди, главное доказательство того, что в данный момент он хочет меня. Меня и только меня. Я чувствую, как к лицу приливает тепло, понимаю, что краснею, что весьма несвойственно для такой уверенной в себе меня, а потому, стараясь как можно скорее скрыть это, становлюсь на колени и припадаю губами к головке члена своего учителя. Скажи мне кто такое пару дней назад, это стало бы самой абсурдной вещью, которую я когда-либо слышала. Как только я беру член глубже в рот, я слышу глухой стон мистера Кеннеди, больше похожий на судорожный выдох. Мне приятна такая его реакция, и я ускоряю темп ртом, попеременно вбирая его крайнюю плоть чуть ли не в горло и задерживаясь на головке губами, слегка проходя по ней языком. Я могу ощущать на кончике своего языка солоноватую смазку, что заставляет меня возбуждаться только сильнее. Только войдя в ритм, я не успеваю полностью насладиться процессом, так как мистер Кеннеди прерывает меня, резко поднимая с колен за плечи. Я выражаю недоумение на лице и уже хочу что-то сказать в протест, но слова будто застревают в горле, так и не сумев найти путь наружу. Честно говоря, я и сама не понимаю, почему. Но разобраться в этом мне не даёт как достаточно пикантная сложившаяся между нами ситуация, так и то, что мистер Кеннеди, едва заглянув мне в глаза, чтобы я смогла отметить в них искру томного возбуждения, поворачивает меня спиной к себе, нагибая над партой и помещая руку на заднюю сторону моей шеи, дабы удержать в таком положении. Не поспевая сознанием за происходящими событиями, я вздрагиваю от неожиданности, когда мистер Кеннеди поднимает мою юбку и отодвигает в сторону трусики. Явно почувствовал моё напряжение, учитель наклоняется ближе ко мне и нарушает ту устоявшуюся между нами тишину и даже в какой-то степени интимную идиллию: — Расслабься. Его голос кажется мне настолько сладким и нежным в данный момент, совсем не таким, каким он обычно бывает на уроках или когда мистер Кеннеди отчитывает меня. Сейчас он в самом деле действует расслабляюще, и я чувствую, как буквально таю в этих сильных мужских руках. Мистер Кеннеди погружает в меня свои пальцы, и два с лишним месяца отсутствия секса дают о себе знать. Сперва мне неприятно и немного больно, но я быстро привыкаю и даже начинаю получать удовольствие, однако учитывая немаленький размер члена мистера Кеннеди, совсем скоро это изменится. Но я почему-то думаю, что он сделает всё аккуратно и безболезненно, а потому совсем не переживаю, когда ощущаю, как его пенис трётся о мою вагину, а после и входит внутрь меня. Не резко и не во всю длину, ничего такого, что обычно можно встретить на просторах сайтов с порно-историями. Мистер Кеннеди входит нежно и медленно, видимо почувствовав своими пальцами, насколько узко было внутри, и не желая травмировать меня. Мне действительно хотелось так думать, и, скорее всего, я была права. В таком положении мне не удавалось зафиксировать эмоции и чувства на его лице, но я отчего-то догадывалась, что они его сейчас переполняют. Медленный и нежный темп сменился, когда мистер Кеннеди начал ускоряться, а я ясно дала понять, что хочу большего, слегка повиляв задницей. Сладостное наслаждение окутывало всё моё тело, и я впервые поняла, как сильно мне не хватало этих ощущений. А учитывая, что меня трахал сексуальный мистер Кеннеди, эта сумасшедшая нега многократно увеличивалась. Я предчувствовала скорый оргазм, но хотела во время этого быть лицом к лицу со своим ублажателем, а потому держалась, как могла, до момента, когда смогу уловить минуту для смены позы. Однако долго мне ждать не пришлось. Мистер Кеннеди обрывает мой приближающийся экстаз, выйдя из меня, отчего я чувствую тягостную пустоту внутри. Но, несмотря ни на что, это был подходящий момент для того, чтобы наконец оказаться вовлечённой в глубину его небесных глаз. Как только я хочу повернуться, мистер Кеннеди вновь делает всё сам, будто бы предвосхищая то, что мне действительно необходимо. Он поднимает мой корпус с парты за талию, после чего поворачивает и подсаживает на холодную деревянную поверхность, разведя руками мои бёдра. Он не медлит долго: в одночасье как я оказываюсь перед ним в таком положении, мистер Кеннеди тут же снова входит в меня, однако теперь я могу наблюдать его лицо своими глазами, а не основываться лишь на предположениях. Я опираюсь на локти и поддерживаю тело в приподнятом положении, чтобы смотреть на мистера Кеннеди. Но, вопреки моему желанию, глаза сами по себе закрываются, и я запрокидываю голову назад в молчаливо-неистовом удовольствии. Я слышу свои насколько это возможно сдержанные стоны вперемешку с хриплыми вздохами мистера Кеннеди. Ощущаю проникновение его члена внутрь себя и умеренные движения его таза, сопровождающиеся хлопающими звуками в соударении с моими бёдрами. Громкий стон наслаждения норовит вырваться из моего горла, когда я кончаю, но в этот момент мистер Кеннеди целует меня, заглушая звук, который мог быть услышан посторонними в соседних кабинетах. Наш поцелуй рваный и преисполненный похотью, и я чувствую, как задыхаюсь. Мистер Кеннеди отстраняется от моих губ и прижимается лбом к моему лбу. Наше горячее дыхание смешивается в воздухе, наполненном страстностью и неистовым желанием получать друг от друга больше и больше. Движения наращивают всё более быстрый темп, и я понимаю, что великолепный мужчина, уже доведший меня до оргазма, теперь сам находился на грани. Последние толчки внутри меня ощущаются по-особенному. Словно бы мистер Кеннеди вкладывает в них все собственные чувства, хотя я не уверена, есть ли вообще между нами какие-то чувства. Я стараюсь не думать о том, почему всё произошло так, как произошло. Пока не время. Мистер Кеннеди вытаскивает член из меня, находясь на пороге собственного оргазма. И я решаю помочь ему в его достижении. Я встаю с парты, ощущая как затекла моя задница, и чувствую отметины края парты на внутренних частях бёдер. Но сейчас мне на это плевать. Встав на колени в который раз за прошедшие минут сорок, я незамедлительно беру пенис мистера Кеннеди в рот и делаю пару заглатывающих движений. Этого вполне достаточно для него, потому что совсем скоро я чувствую тёплую жидкость, растекающуюся по полости моего рта. Напоследок я облизываю головку, слегка вбирая её губами, чтобы совсем убрать белёсую сперму с кожи, и одновременно смотрю прямо в глаза своему учителю. Вот мы и скатились в атрибуты порнофильмов. Мистер Кеннеди не смотрит на меня, закрыв глаза и тяжело дыша. Может, это и к лучшему, ведь я предчувствовала, что в этот момент выглядела в точности как шлюховатые девицы из нашего класса. На дрожащих ногах после приятного во всех отношениях действия я встаю и поправляю трусики, возвращаю юбку на место. Я не знала, сколько прошло времени, но предчувствовала, что скоро прозвенит звонок, и никто не должен был видеть, как я выхожу из кабинета мистера Кеннеди после того, как все сорок пять минут оставалась там с ним наедине. Однако в этот момент я больше думаю о нём и о его репутации как учителя, нежели о себе. Впервые за долгое время, когда дело касается его и меня, я ставлю его на первое место. Мистер Кеннеди надевает брюки, застёгивает ремень. Я подбираю бандо с пола и запихиваю его в сумку. Всё происходит по-прежнему в тишине, но теперь нет ни глухих стонов, ни сбитых громких вздохов. Всё тихо, но неловкости нет. Будто бы всё так и должно быть. Тогда я ещё не задаюсь вопросом, что будет дальше. Я просто чувствую, что нужно быстрее уходить, а то, что будет дальше, решится как-нибудь само. Типичный ход мыслей Ады. Я уже направляюсь к выходу из кабинета, как чувствую тёплую ладонь на своём предплечье. Неужели сейчас всё будет как в тех мелодраматичных фильмах, когда главный герой останавливает свою любимую девушку и притягивает её к себе для того, чтобы признаться в своих чувствах? Я не сознавалась, но в тайне надеялась, чтобы так оно и произошло на самом деле. И всё случается. Мистер Кеннеди притягивает меня к себе, и я припадаю к его груди. Он целует меня, но не так, как в первый раз. Сейчас это более преисполнено каким-то высоким чувством, нежели простой страстью. Его нежность окутывает меня с головы до ног, и если бы мистер Кеннеди не поддерживал меня сейчас, обвивая руки на моей талии, я бы, наверное, упала от этого переполнения эмоциями. Я отвечаю на поцелуй, и меня уносит куда-то далеко, за пределы школы, за пределы всех этих рамок, навязанных учителями и заумными шлюшками. На секунду я задумываюсь, каковы бы могли быть наши отношения. Но это было просто невозможно. Как бы грустно ни было это осознавать, я держу себя в руках, а потому улыбаюсь, когда мистер Кеннеди отстраняется. Какой же он красивый. Не знаю, значило ли произошедшее что-то для него, но кажется для меня это стало новой ступенью в моём восприятии его и в моём к нему отношении, в моих чувствах. Я шутливо взъерошиваю его волосы, стараясь не выдать собственные мысли, и он усмехается. Что ж, как бы мне ни хотелось остаться с ним, мне нужно было идти. Подойдя к двери, я медленно поворачиваю ключ, нарочно или случайно забытый мистером Кеннеди в замочной скважине, так и не проронив ни единого слова. Не то, чтобы мне нечего было сказать, просто не хотелось портить всё происходящее ненужными фразами. А сейчас, когда всё уже произошло, так ли необходимы были какие-то слова? — Ада. — Но, кажется, мистер Кеннеди был другого мнения. Я с замиранием сердца оборачиваюсь и внимательно смотрю на человека, рядом с которым мой рот обычно не закрывается, испуская в минуту столько оскорблений и различных издёвок, что даже сложно поверить в то, что вообще возможно так много говорить. Однако последние десятки минут было ощущение, словно кто-то попросту отрезал мне язык. — Да? — совершенно невозмутимо и без привычной голосу колкости спрашиваю я, чему очень удивляюсь. Мне бы не хотелось, чтобы он думал, будто из-за того, что только что произошло, я оставлю его в покое, хоть и чувствую, что именно так оно и будет. — Моё имя — Леон. И вот оно — чувство победы, которого я так жаждала. Ощущение превосходства над всеми остальными в этой школе, ведь теперь только я одна из всех учащихся здесь знала его имя. Я даже и подозревать не могла, насколько оно красивое и мелодичное. Под стать ему самому. Но вместо выражения радости от этого чувства победы, коим я была в полной мере преисполнена в данный момент, я лишь слегка улыбаюсь и, глядя на Леона абсолютно непоколебимым взглядом, кокетливо бросаю: — Увидимся позже, Леон. Как только я выхожу из кабинета, отходя на несколько метров от него и медленно выдыхая воздух из лёгких, звенит звонок, а моё сердце, кажется, всё стремительнее ускоряет ритм. Будто бы оно только сейчас в самом деле поверило в то, что именно произошло. Я не совсем понимала такую собственную реакцию на случившееся, но внутри мягким теплом согревало осознание того, что теперь я знаю его имя. Условная цель была вроде бы достигнута, однако я не была готова отпустить мистера Кеннеди. Возможно, мне и не придётся этого делать. Ведь уходя, я увидела мерцающий огонёк в его глазах, указывающий на то, что продолжение явно следует. Завидев Эшли в другом конце коридора, я дожидаюсь, пока она подойдёт ко мне. — Ну, что было? Ты была там весь урок! Что он сказал, что сделал? Расскажи мне всё! — Эшли всерьёз переполняло возбуждение от предвкушения моего рассказа, но я впервые за всё наше общение чувствовала, что ей необязательно знать всё. Могу сказать точно: у неё случился бы взрыв мозга, узнай она о том, что я занималась сексом с мистером Кеннеди. Точнее, с Л-е-о-н-о-м. — Скажем так, это был самый увлекательный урок из всех, что преподавал мистер Кеннеди, — только и отвечаю я, на что получаю одновременно подозрительный и недоумевающий взгляд Эшли. — Ну, Ада, в смысле? Я хочу знать все подробности… Но я уже не слушаю её, идя дальше по коридору, а в мыслях яркими картинками, словно комикс, мелькает случившееся. Похоже, теперь мистер Кеннеди надолго засядет в моей голове, только уже в совершенно ином контексте. Что ж, Леон, мы ещё сыграем с тобой в эту нашу холодную войну. Однако теперь я чувствую, что моё сердце начало понемногу оттаивать.