Чупа-чупс

— С-скотина! Пас-скуда! С-сволочь! — разъяренной змеей шипел себе под нос Тори, продолжая молотить кулаками по треклятой роже, по лысой башке, в пузо и с особым удовлетворением пинками в жопень. — Ш-штоб ты с-сдох-х, твар-рь бр-ритая, пар-разит, мор-рда р-рыбья! Поняв, что уже даже не шипит, а рычит лютым зверем, Тори отступил в сторону и прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Никто! Никто и никогда не выводил его из себя так, как этот проклятый альфа! Собственно, директора школы Петера Линдстрёма, из-за бритой головы прозванного кем-то из языкастых учеников Чупа-чупсом, недолюбливал или побаивался весь учительский коллектив. За строгость, пакостный характер, острый язык и просто-таки фантастическую способность появляться всегда и везде в самый неудачный для его подчиненных момент. Вот только стоит как-то проштрафиться или просто попасть в нелепое положение — и пожа-ал-лте! — за спиной сразу возникает господин свет директор со своей невозмутимо-холодной рыбьей мордой и с очередным вроде бы совершенно невинным, но убивающим наповал комментарием наготове. Вот почему так? Вот почему Тори только врезать кулаком или ногой может хлестко и с ходу, сориентировавшись в секунду, а как дело до слов доходит — так только стоит и рот разевает, будто все та же не к ночи помянутая рыба! А эта сволочь лысая, Чупа-чупс недолизанный смотрит и наслаждается. — Твар-рюга! — снова зарычал Тори и опять засадил противнику коленом в пузо, а после стопой с разворота по башке. В противнике хлюпнуло, в Тори, кажется, тоже. Только разреветься еще не хватало! А ведь поначалу все складывалось вполне гладко! Боль от того, что пришлось оставить спорт, притупилась, когда Тори собрал себя в кулак и постановил считать, что жизнь подарила ему шанс начать все сначала. Применить себя на ином поприще. Это удалось во многом благодаря тому, что в свое время папа, воюя с совсем не омежьим увлечением сына «спортивным мордобоем», настоял, чтобы тот получил классическое именно что омежье, как почему-то было принято считать, образование — педагогическое. Опыта работы с детьми у Тори не было, но за него похлопотали, а место учителя физкультуры самым удачным образом нашлось в школе недалеко от дома. Коллектив встретил нового физрука тепло, с детьми особых проблем не возникло — все-таки былая слава крутого бойца еще не померкла… И только лысая ехидна по имени Петер Линдстрём стал поперек всего, будто кость в горле! Рыбья, ясен пень! Тори опять со всей дури засадил по ненавистной роже — так что она вмялась внутрь черепа, а после все-таки заплакал. Ну вот почему так-то? Почему все так? И ведь не скажешь, что долбаный Чупа-чупс преследовал его как-то специально. Всякий раз получалось, что сам виноват, сам подставился, сам свалял дурака! В точности как сегодня… Поначалу пришедшая в голову Тори идея показалась беспроигрышной и исключительно стёбной. Подумалось: «Вот он вариант, которым можно будет отплатить долбаному директору за все чохом!» Дело в том, что сегодня после занятий по директорскому же заданию Тори ездил закупать необходимый спортивный инвентарь. В кои-то веки, после долгих уговоров эта зараза пошла навстречу и разрешила организовать в своей ненаглядной школе занятия по муай-тай. А то ведь все упирался, будто бы и не замечая, что контраргументами из разряда «не омежье это дело» и «только совсем дикие люди будут добровольно бить друг друга…» раз за разом оскорбляет своего сотрудника. Знал ведь, что новый учитель физкультуры Тори Бьёрк — омега, между прочим! — еще совсем недавно профессионально занимался этим видом спорта, был звездой, чемпионом. Знал, что череда серьезных травм вышибла его «на пенсию», переломив жизнь пополам. И все равно, сволочь такая, глумился. Смотрел своими светлыми, кажется, немигающими, словно у рыбы, глазами так, будто целился, ногой с видимым раздражением притопывал, губу этак высокомерно оттопыривал. Гад! И все же Тори его умолил, наступив на горло гордости и желанию вместо долгих слов просто дать директору в морду. Зато после деньги на инвентарь были выделены незамедлительно, и Тори — счастливый и полный предвкушения — после занятий сразу отправился за покупками. Быстро подобрав все необходимое для начала тренировок, он пошел прицениться к боксерским грушам и вдруг увидел среди тяжелых подвесных мешков разных цветов и размеров резиновую куклу в человеческий рост на тяжелом устойчивом основании! Манекен был по-альфьи мощным и плечистым. Со строгим, даже сердитым лицом, а главное, с более чем характерным лысым черепом! Короче, вылитый директор, который всегда брился наголо! Тори обошел куклу вокруг и, примерившись, тихонько звезданул в пузо, а после еще и пендель отвесил. Манекен, заполненный водой, только булькнул, и не подумав съязвить в ответ, и это было так здорово, что Тори аж вздохнул счастливо. Всю дорогу до школы, в машине, он представлял, какой будет реакция проклятого Линдстрёма, когда тот увидит новую боксерскую грушу, когда поймет намек и ничего не сможет возразить или как-то иначе обозначить свое понимание. Ведь любые слова на эту тему станут прямым подтверждением того, что подстёб удался, а Чупа-чупс узнал в лысой груше для битья самого себя. Тори лично затащил верхнюю часть манекена в спортзал, доверив четверым альфам из старших классов лишь неподъемно-тяжелое основание. А после опять-таки лично, но уже в приятном одиночестве, руководствуясь инструкцией, установил, наполнив куклу водой. Манекен смотрел мрачно. Тори засмеялся и со смаком, уже никого не стесняясь, отвесил ему сначала фофан, после пендель, затем вывинтил нос «сливкой», ущипнул за сосок, двинул в пузо и наконец, забавляясь, полуобнял, закидывая ногу на резиновое бедро и попутно запечатлевая на неласковых резиновых же губах игривый поцелуй… — Тренируетесь, господин Бьёрк? Твоего-то папу!.. Тори, пойманный в столь неоднозначный момент, шарахнулся, разинул рот, судорожно пытаясь выдавить из себя хоть слово, и… И всё! Вот, блядь, всё! Директор усмехнулся, переводя ироничный взгляд с Тори на манекен, потом потер свою выбритую под ноль голову и снова посмотрел оценивающе — на этот раз сначала на резиновую куклу, а потом на замершего перепуганным сурикатом физрука: — Ну тренируйтесь, тренируйтесь. Не буду мешать. Но, если что, обращайтесь. И ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Тварррррь!!! Долбаная высокомерная сссскотина! Ррррыбья моррррда! Уфффф! Тори зажмурился, стиснул зубы и, кажется, даже половинки задницы сжал, чтобы разрушительный ураган гнева, раскрутившийся в нем, не вырвался в мир, неся жертвы и разрушения. Ну вот как? Ведь ничего такого не сказал, а так унизил, что слов нет. Ведь не о тренировках по муай-тай речь-то вел, с-скотина злоязыкая, не на них намекал, щуря свои гадские глаза! Поцелуй! Вот чему свидетелем он стал по всем известному закону подлости! Увидел не пендели и «сливки», а то, как Тори обнимал и целовал куклу, похожую на директора! Грррхххх! Нет, так-то держать удар Тори Бьёрк умел. Да и как иначе? Иначе он не стал бы тем, кем был совсем недавно — омегой, который кометой ворвался в чисто альфий бойцовский мир и кулаками, локтями и ногами расчистил там себе место. Да, в категории боев, проводившихся с такими же, как он сам, омегами или бетами, выступавшими в малом весе, но ведь и габариты у Тори были совсем не альфьи! Зато бился он всегда, побеждая не столько силой и умением, сколько характером: терпел, стискивая зубы, упирался, думая, что ничего сложнее нет… И вдруг оказалось, что удар, нанесенный кулаком, выдержать куда проще, чем тот, что периодически прилетал Тори теперь, попадая не по несколько раз сломанному, а после тщательно выправленному носу, не в бровь, и даже не по яйцам, а куда-то глубже, в самую душу… Тори вздохнул и, наливаясь гневом уже даже не на долбаного Петера Линдстрёма, а на самого себя, развернулся к манекену. Тот, кажется, смотрел уже не мрачно, а испуганно, но Тори это не остановило — бил он его долго и с особым садизмом. А потом сел рядом и заплакал, твердо зная, что этот, резиновый, точно никому о его слабости не расскажет. Ревел он долго и со смаком, размазывая сопли по лицу, потом все-таки успокоился, но даже после контрастного душа внутри осталось звенящее напряжение. И Тори знал только один способ избавления от него: секс. Постоянных отношений у него сейчас ни с кем не было, но этот жизненный период удачно совпал со статусом «в поиске» у его старинного приятеля. В свое время именно Дуглас Крейг провел с Тори его первую течку. После парой они так и не стали — оба искали для совместной жизни что-то иное, — но иногда помогали друг другу снять напряжение, если на Дуга наваливался гон, или Тори оказывался на пороге течки без шанса провести ее с тем, кого любил… Телефон Дуга был давно и прочно запомнен на второй клавише быстрого набора — сразу после номера папы. Правда в последнее время «друг по сексу», как иногда характеризовал сам себя этот альфа, незаметно отдалился, и Тори с ним по этому поводу даже почти поссорился. Но должен же Дуглас войти в его отчаянное положение! Ссоры — ссорами, а полный трындец — трындецом. Тори тыкнул в нужную клавишу и тут же поднес телефон к уху, но услышал лишь робота, который сообщил, что в настоящее время абонент с кем-то разговаривает, и предложил оставить голосовое сообщение. Говорить с разного рода автоответчиками Тори не умел совсем, а потому нажал на отбой и быстро набил смс: «Умираю хочу секса! Твой член сегодня свободен?». Сразу ответ не пришел. Повздыхав горестно, Тори кинул телефон на лавку и включил фен. Волосы у него были довольно короткими, но на редкость непослушными. Настолько, что если их не удавалось высушить и уложить сразу, после они приобретали форму и свойства вороньего гнезда, и победить их торчащее во все стороны буйство могла только новая порция воды с шампунем и ополаскивателем. Папа всегда говорил, что волосы — просто-таки символ, наглядная характеристика его сына. Непослушные, не по-омежьи жесткие, они были вечной проблемой. Как и сам Тори в целом. Именно таким — проблемным — он был в отношениях с близкими, которые все, скопом, были против выбранной им стези профессионального бойца. Так было и в любовных отношениях — Тори так и не встретил альфу, который смог бы спокойно принять тот факт, что внешне совсем не крупный, просто жилистый и резковатый в движениях, а на лицо так даже симпатичный омега может вырубить его одним ударом. Так было и на новой работе, где Тори постоянно сцеплялся со своим непосредственным начальником… Впрочем, следовало признать, что долбаный Чупа-чупс и сам был той еще кнопкой под задницей! — «Тренируетесь?» — передразнил Тори и скривился, будто лимон сожрал целиком и прямо в шкурке. — Твар-рюга ехидная! Волосы наконец-то удалось победить. Тори выключил фен и в ту же секунду услышал телефонный звонок. Уверенный, что это звонит Дуглас, который закончил трепаться и теперь наконец-то прочел смс с предложением секса, Тори метнулся к оставленному на скамье аппаратику, но ответить все же не успел. Все по тому же закону подлости, который с некоторых пор, похоже, стал главным в жизни омеги Тори Бьёрка, телефон смолк ровно в ту самую секунду, как оказался в руке. Раздраженно зашипев сквозь зубы, Тори опять привычно ткнул пальцем в нужную клавишу быстрого набора, на которую был закреплен номер друга… Вот только ответил ему не Дуглас, а не к ночи помянутый господин директор, многонеуважаемый лысый Чупа-чупс! — Ко мне в кабинет! Немедленно! — страшным, каким-то задушенным голосом прорычал он и отбил звонок. — А… — пролепетал в уже гудящую трубку Тори и, вдруг разом осознав всю глубину приключившегося звездеца, рухнул на лавку, у которой и стоял. Перед остекленелыми от ужаса глазами картинками из немого кино пронесся вчерашний визит бывшего товарища по занятиям муай-тай, который ушел из большого спорта еще до Тори — просто потому что выскочил замуж по большой любви, а после, не откладывая в долгий ящик, забеременел. Приперся он не один, а с сыном. Мальчишка был шумным и очень подвижным. Тори, которому с головой хватало детских воплей и беготни в школе, от него быстро устал и, желая обеспечить им с приятелем хотя бы минут десять на поговорить и выпить кофейку, всучил малолетнему буяну свой мобильный, разрешив поиграть в онлайн-игры. Неужели?.. Неужели этот мелкий паразит не шарики все это время лопал? Неужели он?.. Твоего-то па-апу-у! Дрожащими пальцами Тори потыкал в клавиши и убедился: да, все верно, в телефоне у него творится сущий кошмар, который, помимо прочего, вылился в то, что все клавиши быстрого набора поменяли своих хозяев. Но ведь не могло же получиться так, что и смс с предложением немедленного секса отправилось не Дугу, а занявшему его позицию начальнику?! Уже четко зная правильный ответ на этот, в общем-то, риторический вопрос, Тори все-таки полез в менюшку, чтобы через секунду понять: таки да, трындец. В ленте абсолютно деловых, сухих и вежливых сообщений, которыми ранее обменивались Петер Линдстрём и Тори Бьёрк, последнее выглядело словно голая жопа в окружении строгих офисных брюк. — Умираю хочу секса. Твой член сегодня свободен? — шевеля заледеневшими губами, прочел Тори и тихо завыл, раскачиваясь. Надо пойти… Надо одеться и пойти, чтобы объяснить… Чтобы сказать: это была ошибка, и наглое послание с непристойным текстом предназначалось другому альфе. Хорошо же о нем станут думать после этого! А уж сколько подъебок будет придумано и произнесено клятым Чупа-чупсом все с тем же невозмутимым выражением лица и с затаенной издевкой во взгляде, вообще страшно представить! Если, конечно, Петер надумает издеваться, а не уволит Тори с волчьим билетом — как омегу, чей моральный облик никак не соответствует должности школьного учителя… Папочка родненьки-ий… А может, сразу сбежать? Вот просто сейчас прямым ходом добраться до выхода из школы и припустить прочь со всех ног? И более никогда не возвращаться… Даже за трудовой и полагавшейся Тори зарплатой… Это был вариант! Просто-таки отличный вариант! Жаль, что постыдный настолько, что уж лучше к рогатому в зубы — то есть к Чупа-чупсу в кабинет! — Я все объясню, — залепетал Тори, переступая порог и прижимая предатель-мобильник к груди. — Позже, — рыкнул хозяин этой страшной пещеры, куда даже самые хулиганистые ученики и уверенные в себе учителя шли, как в логово людоеда. — Но я… — Запри дверь! — Что? — Дверь, говорю, запри! Не трахать же тебя при всем честном народе! — Всё совсем не так, — вновь залепетал Тори, — это ошибка! Петер, прошу, поймите — я совсем не такой… Треклятый Чупа-чупс, которого сейчас «рыбьей рожей» не назвал бы никто — столько эмоций внезапно обнаружилось на его вечно холодном лице — зарычал в ответ что-то невнятное и, промаршировав мимо Тори к дверям кабинета, отчетливо щелкнул замком. — Я напишу заявление! Я уволюсь, чтобы более не… Договорить не удалось. Заперев дверь, клятый директор развернул Тори к себе лицом, обхватил ладонью за шею и притянул к себе. Губы у него оказались жадными, жаркими, настойчивыми… и совершенно не строгими, а, скорее, откровенно блядскими! А уж язык! Проклятущий язык, про который не раз думалось, что он однозначно должен быть с раздвоенным жалом на кончике, — что он творил у Тори во рту! И каким вкусным оказался — лучше любой конфеты! Слаще меда! Просто наркотик какой-то, а не альфа! В себя Тори привела холодная гладкая поверхность, с которой неожиданно соприкоснулись его почему-то уже голые ягодицы, а после и спина. — Но я… — пролепетал он и опять заткнулся, еще и укусив себя для верности за запястье. А что еще делать, если твой непосредственный начальник, известный ядовитым нравом и командирскими замашками, вдруг опускается на колени и принимается сосать тебе член? Орать или даже стонать нельзя — хоть и довольно поздний вечер уже, но все-таки школа вокруг. А не орать получается, только если рот себе заткнуть! Почему? Да потому, что космос! Отсасывал проклятый Чупа-чупс так умело и азартно, что Тори довольно быстро вознесся на вершины блаженства. А уж когда ловкие и явно опытные пальцы закружили вокруг ануса, стало и вовсе невмоготу. Тори скулил, по-прежнему кусая себя за запястье, подвиливал задницей, еще шире разводил колени и смотрел, во все глаза смотрел на своего директора, бритая голова которого размеренно двигалась там, внизу, у паха. Протянув дрожащую, искусанную им же самим почти до крови руку, Тори прикоснулся к Петеру, погладил, ощущая мягкое покалывание начавших отрастать волос. Тот замер, поднимая голову, и в его обычно холодных глазах полыхнула яркая, затягивающая страсть. — Хочу тебя, — пролепетал Тори, — язва ты зловредная! В морду бы тебе дать, а не манекену, но… — Но у меня, в отличие от него, есть член, — откликнулся Петер с хищной усмешкой, поднимаясь на ноги и выпуская налитое естество из офисных брюк. — Абсолютно свободный. И только для тебя. Секса у Тори не случалось уже довольно давно — с прошлой течки, но он был так распален, что не испытал никаких неприятных ощущений, когда немаленький член альфы погрузился в него сразу и до конца — лишь застонал страстно и вновь вцепился зубами в истерзанное запястье. Петер поморщился, будто кусали его, потянулся, перехватил руку Тори и поцеловал, попутно начиная неторопливо двигаться в его теле. А Тори лишь хватал ртом вдруг ставший слишком горячим воздух и опять во все глаза смотрел. На этот раз на то, как губы Петера ласкают ему пальцы, ладонь и пострадавшее запястье. На секунду возникло смущение из-за искусанной кожи, застарелых мозолей на костяшках ранее регулярно сбивавшихся в кровь кулаков, неухоженных ногтей, но, несмотря на эти дурацкие омежьи загоны, неприкрытая нежность поцелуев согревала и возбуждала. А ведь был еще и член, на котором уже начал набухать узел… Петер трахал умело, сдерживая страсть, позволяя насладиться ощущениями в заполненном, начавшем предоргазменно пульсировать анусе. Тори так и тянуло насадиться на его член еще глубже, сжать в себе, удержать, упав в томное, тягучее удовольствие вязки. А еще впервые в жизни нестерпимо захотелось подставить под зубы альфы шею, отдаться ему целиком и полностью, покориться, позволить себя пометить… — С узлом или без? — выдохнул Петер, который даже в этот момент, похоже, контролировал себя лучше окончательно потерявшегося в эмоциях Тори. Эта мысль как-то отрезвила. Настолько, что совсем было накативший оргазм отхлынул, да и мысли о покорности отступили. — Не самое удачное место, — проворчал с сожалением Тори и поерзал спиной по полированной столешнице директорского стола, на котором его и разложили, скинув на пол стопу каких-то с виду важных бумажек, стакан с остро отточенными карандашами и коробочку с печатью. — Согласен, — выдохнул Петер, потянулся и, подхватив Тори под спину, легко перенес его на диван, стоявший у дальней стены. — А здесь? — И здесь тоже. Да и вообще я… до сих пор в шоке. — Шокировать я мастер, — рассмеялся Петер и вновь качнул бедрами, заставив Тори сладко вздохнуть. В голове было пусто. Лишь все еще плавала где-то на краю сознания полудохлая мысль о том, что надо извиниться и объясниться по поводу той немыслимой смски, которая тем не менее стала причиной столь восхитительного секса. — Это точно, но… Понимаешь, дело в том, что та смс… Ну… Я ее не тебе писал! Тори сказал и сам же первым испугался — так резко изменилось лицо Петера. — Хочешь сказать, что я тебя сейчас, по сути, ну… принудил лечь со мной? Петер начал отстраняться, вытягивая так пока и не выплеснувший страсть член из тела Тори, но тот решительно обхватил его ногами за талию, вновь вжимая в себя, а после сердито поинтересовался: — Совсем дурак, да? Не родился еще тот альфа, который смог бы меня уложить на спину без моего на то полного и безоговорочного согласия! — Но, ты же говоришь… — Что писал не тебе, а парню, с которым… ну, дружу и иногда трахаюсь чисто по-дружески, когда… когда припрет. А не тебе потому… Ну, потому, что тебе я не мог! Как бы я тебе написал, если ты — натуральная сволочь, которая мне житья не дает вот вообще? Сколько я тебя уговаривал, чтобы ты мне хотя бы секцию по муай-тай сделать разрешил? А? — Совсем не столько, сколько я бы хотел… — сознался вдруг смутившийся Петер и вновь попытался отстраниться, но Тори и в этот раз не пустил, еще крепче воткнув пятки в ягодицы альфы. Смотреть на него было очень странно. Хотя бы потому, что глазами Тори видел перед собой все того же директора — строгого начальника, по-прежнему одетого в пиджак, белую рубашку и лишь немного сбившийся набок галстук, — но при этом задница его ощущала в себе напряженный альфий член… И это было так же чуднó, как и только сказанное Петером. — Это ты о чем? — О чем, о чем? О том, что не видел иного способа, чтобы держать тебя поближе к себе. Все ждал, когда ты наконец поймешь… — И что я должен был понять? Что ты — зловредный ехидный тип, способный только подкалывать и чмырить? — Что я твой истинный… — Петер теперь смотрел просительно и как-то даже испуганно. Так, будто боялся, что Тори сейчас его… ну… обсмеет, что ли, или прогонит от себя. — Неужели и теперь запах мой тебе ни о чем не говорит? Истинный?! Тори протянул руку и коснулся щеки Петера, потом дрогнувших под пальцами губ, очертил контур уха. В глазах защипало и пришлось прикусить губу. Так вот почему этот альфа с самой первой встречи притягивал, словно магнит, хоть вроде и делал все, чтобы оттолкнуть. Вот почему его не такие уж и злые шутки так сильно задевали за живое, пробивали любые блоки! Тори-то думал, что это он, влюбившись, но не желая себе в этом сознаваться, стал совсем слаб, разучился держать удар, а, оказывается, это были инстинкты, которые работали несмотря ни на что! Сигналы, значение которых неопытный во всех этих делах Тори просто не понимал! Интересно, и сколько все это могло вот так продолжаться, если бы не случай, еще совсем недавно казавшийся постыдным и вообще самым дурацким из всех дурацких? — У меня был трижды сломан нос, Петер! Трижды! Понимаешь? Мне его трижды правили эскулапы разной степени умелости! И так толком и не доправили, хоть снаружи все и выглядит вполне целым. Ждал он! Так бы и ждал до морковкиных заговен! Я ж из-за травм не чую никаких запахов! — Единый бог! — выдохнул Петер и прижался потным лбом ко лбу Тори. — А я-то уж чего только не передумал! Сначала решил, что ты меня не принимаешь как истинного, просто чтобы подразнить. Чтобы я вокруг тебя танцы с бубнами вытанцовывал. Самое ж то — начальника на поводке за собой поводить… — Вот ведь! — Тори даже руками развел, тем не менее по-прежнему удерживая Петера в себе захватом ног. — А я был убежден, что это ты меня дрессируешь, будто собачку цирковую. Ходишь вокруг да около, гадости всякие говоришь. Подманишь поближе, а потом, только я уши развешу и к тебе с распахнутой душой, как тут же — на! — по лбу. До слез ведь доводил, вражина! Сегодня если бы не твой двойник резиновый… — Он на меня не похож! — Еще как похож! Такой же… неподъебимый! Петер глянул и, несмотря на серьезность момента, не выдержав, рассмеялся: — Я-то как раз еще какой подъебимый. Потому и не был уверен, боялся. Да и… я ведь и правда лысый. И старый уже для тебя… — Глупый ты, а не старый! Одно слово — Чупа-чупс! — Что?! — Хочешь сказать, не знал, какая у тебя подпольная кличка в школе? — Убью, если узнаю, кто… — свирепея на глазах, зарычал Петер и даже опять начал отстраняться, как видно, собираясь немедленно мчаться и искать неведомого врага. Но Тори и в этот раз не пустил. — Обязательно, — сказал он, вновь прижимая Петера к себе пятками. — Но попозже. А сейчас… ну… мне, конечно, неловко опять к тебе с такими… эм… месседжами лезть, но… но, может, ты меня все-таки дотрахаешь?

***

Если бы у Тори имелась хотя бы минимальная предпринимательская жилка, он бы, наверно, озолотился! Потому что очень быстро выяснилось: резиновый манекен, получивший тайную кличку "Директор", стал главной звездой школы. Началось все с того, что в учительской к Тори подошел пожилой учитель литературы и, явно стыдясь, попросился после окончания уроков в зал — немного размяться. Изумленный Тори, понятно, разрешил, а после разинув рот смотрел на то, как интеллигентный тихий омега месит кулаками физиономию боксерской груши, выкрикивая что-то маловразумительное, но точно содержавшее в себе слова «гадина» и «Чупа-чупс проклятый». Длилось это недолго — омега быстро выдохся и устал. Но после он все равно выглядел словно бы помолодевшим и полностью удовлетворенным — даже в глазах что-то этакое, азартно-боевитое появилось. Поблагодарив Тори, он испросил разрешение приходить снова и удалился, что-то насвистывая. А после… После к резиновому двойнику директора школы выстроилась натуральная очередь! А вот сам Тори тягу набить физиономию бедному, страдающему за чужие грехи манекену теперь испытывал редко. И в первую очередь потому, что нашел иной способ сбрасывать напряжение, с мордобоем никак не связанный! В небольшом кабинетике возле спортзала у него теперь всегда хранился запас леденцов на палочке. И когда Петер, впадая в очередную альфью дурнину, начинал качать права, язвить и наезжать на Тори, тот просто выбирал подходящий с его точки зрения, а значит, совершенно неудобный для господина директора момент, разворачивал очередную конфетку, демонстративно погружал ее в рот и… начинал отсчитывать секунды. Ситуации, конечно, бывали разные, и зачастую в отработанную систему вмешивались какие-то уж совсем форс-мажорные обстоятельства в виде внезапного приезда комиссии или прорыва трубы в омежьем туалете второго этажа, но ведь и чупа-чупс рассасывался не так уж и быстро. Так что Тори таскался следом за мужем по школе и со сладким в прямом смысле этого слова предвкушением наблюдал, как обычно невозмутимо-язвительный господин свет директор потеет, звереет и в итоге решает любые возникшие неурочно проблемы со смертоносной стремительностью, достойной сверхзвукового истребителя. И главное, только ради того, чтобы сразу после, сверкая очень светлыми, совсем не рыбьими, а вовсе даже волчьими глазами, приказать: — А вы, господин Линдстрём, извольте ко мне в кабинет! Немедленно!