Буйство Красок

Бен уже представлял, как войдёт в квартиру. Он не был дома почти пять месяцев и мечтал после двух горячих точек просто прижать к себе Роджера, который, конечно, как всегда спал бы до двух часов дня, а потому сонно бы обрадовался его появлению и тут же повалил на себя. Он бы схватил его фуражку, натягивая на себя, и целый день бы ходил только в ней, возможно даже полностью обнажённым, если речь шла об их квартире. Бен служил уже почти шесть лет — ушёл в армию в восемнадцать и так там и остался. С Роджером они познакомились случайно, несмотря на то, что и учились в одной школе, Родж просто на класс ниже. Он просто подошёл к нему в каком-то баре, верно узнал и так радостно полуспросил-полуутвердил «Ты же выпускник Святого Карла?!», а после зацепился за него, и они проболтали весь вечер. Вообще-то Бен тогда был с друзьями, как и Роджер, впрочем, но им было так весело вместе, что не хотелось отрываться и куда-то идти. На следующий день Роджер подскочил к нему прямо в коридоре и обнял так, будто они уже были знакомы сто лет, став почти братьями не по крови, а Бен обнял в ответ, потому что было невозможно отказать. Тейлор вообще был удивительно дружелюбным, громким, заметным. Он стал хиппи в лет шестнадцать и с того же возраста всегда таскался в очках с цветными стёклами и отращивал золотые волосы, чтобы заплетать их в маленькие косички или вплетать в них разноцветные нитки. Рассудительный Харди мог только поднимать брови, когда Роджер вдохновлённо толковал ему о свободе внутренней, о строении души, путешествиях, когда, захлёбываясь, делился мечтами о том, чтобы объехать весь мир в маленьком фургоне… Тейлор поцеловал его на вечеринке по случаю окончания школы, куда его пригласил Бен. Он просто целый вечер пил, скурил косяк с каким-то парнем, а потом рухнул рядом с ним на диван и вжался губами так, что парню казалось, будто весь остальной мир потерял цвет. Роджер мог бесконечно трепаться о своём ненаглядном Керуаке* и говорить о том, что если бы он родился хоть чуть раньше, точно бы участвовал во всей этой движухе, пил бы и скитался по миру в поисках просветления. Их странные отношения длились, пока Бен не сообщил о своём решении уйти в армию, представляя, как пацифист-Роджер будет против, но всё равно заранее зная, что он будет не готов увидеть в светлых глазах разочарование. Он и не увидел, потому что Роджер просто низко опустил голову, явно расстроившись. Потом он взял его руки, поцеловал одну и со всем своим мужеством заявил, что готов его ждать хоть год, хоть сколько будет нужно. С того дня их отношения стали походить на отношения чуть больше, до того являясь случайными смазанными поцелуями где придётся, а теперь они даже поделились со своими друзьями. Роджер притащил откуда-то два одинаковых позолоченных кольца и, прочистив горло, встал перед ним на одно колено. Сказал буквально два слова, после чего задрожал от хохота, едва не рухнув на бок, но кольца с того дня они оба исправно носили. Бен продолжал военную карьеру. Роджер набил себе на запястье знак мира и поступил в художественный. Они начали снимать квартиру вместе, когда Харди исполнилось двадцать, а Тейлору — девятнадцать. Платили пополам, хоть Бен и бывал-то в ней по четыре дня за месяц. Роджер подрабатывал в кафе и в цветочном, и это казалось крайне правильным. Своеобразной традицией было то, что Роджер никогда не встречал его со службы, не ехал на вокзал и не ждал у дверей, а просто… лежал в постели? Ладно, ладно, это звучало странно, но Бен отказывался считать это чем-то иным, кроме как традицией. Однажды Родж просто перепутал дни, лежал с похмельем и когда Харди вернулся домой, нависнув над ним, сонно поинтересовался, когда тот успел вскочить. Бен тогда слишком разомлел от этого. Так обрадовался, что Тейлор затем делал так постоянно. Тянул его за руку, роняя к себе на постель и тут же укладывался на груди, даже не давая раздеться. Возможно, причиной безоблачности их отношений было и то, что дома Харди бывал по четыре раза в месяц, когда давали увольнительную, а иногда мог и вовсе не приезжать целыми днями. Они переписывались, но не часто. Роджер вообще не любил писать, хоть его стихи и казались Бену чем-то слишком профессиональным для двадцатилетнего ребёнка, а потому вместо этого прикладывал разнообразные рисунки. Иногда рисовал себя (рисунки даже могли содержать какую-то информацию о его делах, вроде изображения какого-то хиппи-фестиваля с ним, танцующим около костра), иногда Харди по-памяти, иногда просто животных, мебель, еду… Иногда-иногда-иногда. Зато, когда Бен укладывался на постель рядом, набалтывал за всё время, не забывая даже какие-то неважные детали вроде «три недели назад я видел тут рыжую кошку. такая красавица! даже забрать хотел, но вынес ей просто молока, а она уже убежала», и Харди мог слушать этот трёп бесконечно. Бесконечно, правда, не мог говорить сам Роджер. Он уставал, шёл попить воды, виляя голой и белой задницей, а затем возвращался и тут же седлал парня, обцеловывая его шею. Тейлору нравилось контролировать весь процесс, а потому он всегда выбирал позу наездника. Ему нравилось (где же твой хвалёный пацифизм, Роджер?) мучать Бена, останавливаясь в самый последний момент, кусать кожу на груди или с силой проводить ногтями по прессу. Он дразнил его «стиральной доской» за пресс, и Харди в эти моменты просто терялся, потому что абсолютно не понимал, что это значит. Он был отлично сложен и накачан и думал, что дразнят-то как раз худых, слабых или толстых, но нет, Роджер мог шутить над всеми одинаково. Однажды, Бен никогда не забудет этот день, они пошли в какую-то кафешку неподалёку от дома. Стоило упомянуть — Тейлор был большим любителем безразмерных кофт и узких джинс (пусть он и был хиппи, часто носил совсем уж необычную для тех одежду), а волосы его в то время вились золотыми кольцами до лопаток. И вот, Харди был направлен за ещё одним куском пирога с вишней и к нему подошёл какой-то парень, весьма смазливый и симпатичный, с зализанными чёрными волосами и чёрно-красным бомбером попросил познакомить его с его сестрой. Пару секунд понадобилось для осознания, а потом Бен захохотал так, что прослезился. Роджер смеялся тоже, громко и заливисто, а парень тот кинул десятку на стол, рассчитываясь, и убежал с пламенно-красным лицом. Так вот… Бен в красках представлял, как стянет свои армейские сапоги, пригладит Бена-младшего (Роджер притащил с улицы какого-то дворняжку-трёхцветку и назвал его Беном-младшим, дескать, слишком одиноко без Харди, а так хоть какое-то напоминание. Ему не помешало даже то, что Бен-младший был самкой) и не будет кормить, потому что она всегда орёт как резаная, увидев, что достают её корм, а сразу пойдёт к Роджеру. Тот непременно будет лежать на животе и у него из-под одеяла будет торчать нога и спина, а голова точно будет спрятана под подушкой, потому что свет. Он поцелует его и совсем немного подвинется в сторону. Тот принесёт вино, которое честно купил только к приезду Бена и не открывал, потому что хотел попробовать вместе. Харди получил отпуск на целых тридцать пять дней и точно знал, что Роджер потащит его на море, уже давно обещанное. На скопленные деньги Тейлор купил у какого-то приятеля настоящий хиппи-фургон, о котором мечтал. Водить он не умел, водил только Бен, однако вместо этого очень внимательно занимался его обустройством и внешним видом. Харди уже сам мечтал поехать на нём куда-нибудь, куда будет вести его Роджер, разложив огромную карту на коленях. Они будут ехать целый день и Тейлор будет целый день доставать из своего мини-холодильника газировку, а когда они уже к ночи попадут на пляж, достанет пиво, и они будут сидеть на остывшем песке и говорить о какой-то херне, слушая, как накатывают на песок волны. С Роджером все мучавшие его кошмары отступали. Он едва заставлял себя спать на службе, думая обо всех убийствах, ранениях, однако вот он оказывался в их квартирке, Родж укладывал голову ему на грудь, и Бен засыпал так легко, не шевелился, потому что Тейлор — кот, рядом с которым нужно было быть идеально спокойным, иначе тот развернётся и уйдёт. Бен-младший сворачивалась бы клубком под другим боком и мурлыкала. Роджер хорошо готовил блины и яичницу. Он умел, конечно, и много всего другого, но ради его омлета с ветчиной и сыром Харди мог и Эверест покорить. Тем более, что Тейлор садился к нему на колени и кормил их обоих с руки. Бен мечтательно улыбнулся. Они столько всего успеют за эти тридцать дней, когда он вернётся. Всегда успевали. Роджер крайне ответственно относился к приездам парня и ни дня отпуска не давал посидеть на диване. Однажды они полезли в горы. Очень зря Тейлор захватил с собой вина, потому что они прошли только половину пути, ужрались как свиньи, разбили кое-как палатку и, потрахавшись, уснули. Шли они на два дня, провизии с собой было тоже на два, а потому после этого они так и не поднялись дальше. Как-то Роджер потащил его к Биг-Суру**. Ровным счётом Бену-то было плевать на Биг-Сур, они с таким же успехом могли поехать куда угодно, но Тейлор, взволнованно сжимая белыми пальцами потрёпанную книжицу, зачитывал ему абзацы из «Биг-Сура» Керуака и делал это так серьёзно, что приходилось проникаться. Они смотрели вниз, свесив ноги прямо над морской пучиной, и совершенно не боялись упасть. — Хотел бы я умереть здесь, — непривычно негромко сказал Родж, поджимая губы. — Надеюсь, не сейчас, дружище! — весело заявил Бен, и Роджер, расхохотавшись, согласился, что, да, конечно, лет через шестьдесят. В какой-то момент ему припёрло изучить французский. Он говорил на нём так, что Харди не сомневался — пиздит что-то обидное. Зато как-то раз благодаря этому навыку они вдоволь напились и наелись в какой-то компании в одном из своих путешествий. Роджер просто заорал что-то вроде (Бен воспринимал багетный язык с трудом и так и не знал, что это значит) «Мэрде сакри! Келлё реконт!» и та компания ответила им примерно тоже самое с такой же интонацией и позвала присоединиться к пиру. Бен за весь вечер тогда только представился, зато Тейлор говорил бесконечно. А ещё Роджер слишком часто говорил «нет, постой, я не хочу», при том что безумно хотел и просто любил, когда его уламывают. Иногда у Бена было настроение для того, чтобы выцеловывать на Тейлоре целые картины, а иногда он просто переворачивал его и тыкал мордой куда придётся — в матрас, диван, подушки, кресло машины, резко трахая и удерживая за длинные волосы, как за поводок. Роджеру нравились любые исходы.

***

Шум и суета отдалялись, и Бену казалось, что он уже совсем рядом с квартирой на втором этаже. Мыслями. Он старался не думать о том, как скоро Роджер устанет лежать в постели, ожидая его. Как скоро начнёт волноваться и успокаивать себя тем, что как обычно просто что-то перепутал. Харди бы очень хотелось верить в удивительное спасение собственной жизни, но чем ближе он мыслями был к Бену-младшему и Тейлору, тем яснее понимал, что вряд ли уже когда-либо снова увидит их, потому что он не чувствовал ног, а глаза закатывались сами собой, как бы он не старался сфокусироваться. В ушах то поднимался гул такой, будто он решил сунуть голову под проезжающий поезд, то слишком резко наступала тишина, и от этого мир шел кругом. Лицо Тейлора расплывалось, а время точно шло галопом, пока он вспоминал всё то, что с ними происходило. Будто смотрел какой-то странный фильм из тех, что так любил Роджер, хоть Бену они и казались тупым выжиманием слёз. Вот всё хорошо — и резко плохо, ощущение, будто тебя сковородкой огрели по затылку…