Новый закон

      Новый закон принес в мужскую часть дома шлейф цветочных духов, кремов, кокетливое хихиканье и перестук каблучков. Благостная картина: смущенные юноши и алеющие девы, чай и кофе, смешки на перекрёстке, робкие объятия и первые поцелуи.       Но вот если бы принятие этого закона требовало ратификации у Чёрного Ральфа — негласный нормативный акт не имел бы никаких шансов. Ни в нынешней редакции, ни в какой-либо ещё.       И дело было не в том, что его напрягало присутствие девушек в мужской части дома. О, нет. Дело было в том, что с момента появления первой из них на его этаже «вся королевская конница и вся королевская рать» воспитательниц женской половины Дома ежедневно выковыривали из него мозг, печень и другие не менее важные жизненные органы.       Будь его воля, он бы, вот честное слово, кастрировал Слепого, а Рыжему греховоднику руки с ногами крест-накрест связал за спиной. Но дело было сделано. И когда Р Первый увидел восседающее фиолетово-помадное чудовище на перекрёсточном диване, он вызвал Сфинкса.       Вызвал, чтобы спросить: «Как?! А ты-то где в этот момент, зараза, был?!»       Сфинкс целиком и полностью разделял чувства и желания своего воспитателя. Поэтому ответ — в столовой обедал — не мог быть оправданием. Оставалось только вздыхать, кивать и смотреть в пол.       Вот и сегодня, сидя в учительской, Р Первый выслушивал очередную версию, что может произойти с «невинными, кроткими девочками» у него на этаже.       — Вы должны запретить девушкам заходить к парням в комнаты, тем более оставаться на ночь, — выстукивала каблуками Душенька, бегая у окна в нравственном порыве, — что там с ними сотворят, одному богу известно! Все эти ваши... извращенцы, — с удовольствием выплюнула она словцо. — Изнасилование — ещё самый лёгкий вариант.       — Как можно, — хваталась за сердце и капли Овца, — как можно так говорить о детях.       — А что вы охаете, — воинственная фигура поборницы морали упёрла руки в бока, — вы видели стены, там, у этих Крыс? Это же порнография! Да ещё и с пояснениями!       — Ну не надо так-то, — примирительно гудел Шериф, — пубертатный период — такие дела, ничего страшного. Скажи ей, Ральф.       Ральф ничего не мог сказать. Он находился в стадии накопления слов. И слова эти в основном имели окончания: -ать, -ить, -уй, -ий, -у, -да, -ка, -ки, -ище и мать, мать, мать. Всё это лексическое богатство и разнообразие складывалось в стройный текст, красиво связанный предлогами и союзами. Более того, этот шедевр его мысли неудержимо рвался на волю, желая быть озвученным. Так что ему приходилось кусать себя за язык и губы, дабы не проорать пару абзацев, соперничая в громкости с кричалками Табаки.       — Ой, да хватит вам, — ожил молчавший до сих пор Ящер, — можно подумать, что у вас тут выпускницы института благородных девиц. Если кто и помнёт ущербные прелести… этих, так им за радость будет. Последний шанс, так сказать. После выпуска кто на них позарится-то!       — Это невозможно, — плаксивым мешком упала на стул Овца, — бессердечно.       Пробежавшись пару раз туда-сюда, защитница традиционных ценностей вышла в центр учительской, как матадор к быку.       — А если они забеременеют? — страшным шепотом спросила Душенька. — Что тогда?       — Да ничего, — желчно процедил Щепка, — до выпуска не родят.       Душенька, проигнорировав неуместное замечание, остановилась напротив Ральфа, ожидая его реакции. Ральф безмолвствовал. Терпение не входило в перечень добродетелей молодой воспитательницы, поэтому, постучав нервно каблучком, она спросила:       — Вы что-то собираетесь предпринять? Или будете отмалчиваться?       Окончания, не получившие вербального выражения, пошли кружным путём. Раз уж стадия «слова» пропущена, может, сразу перейдем к действию? Нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть, например, или сразу убийство с особой жестокостью с последующим надругательством над телом? Ральф очень ярко представил себе удушение напомаженной Душеньки.       Пожалуй, он даже смог бы справиться одной рукой. Видимо, его желание отразилось во взгляде, потому что воспитательница проворно отбежала подальше.       Коллеги, падкие на редкие зрелища, затаив дыхание и вывесив языки, наблюдали.       Так ничего и не ответив, Ральф молча покинул учительскую.       — И как это понимать? — отчаянно прокричала вслед Душенька.