Трудности семейной жизни

Эдмон медленно приоткрыл неожиданно бесшумную дверь и аккуратно заглянул в спальню своей милой гречанки. Поморщился от странной формулировки статуса Гайде, выданной ему уставшим мозгом, и заставил себя войти. В кромешной тьме ничего не было видно, но отчетливо пахло напряжением. Таким затаившимся, злым и нервозным напряжением, от которого невозможно спастись. Где-то судорожно всхлипывали. Ага, значит весь этот адский шум доносился отсюда, из ЕЁ половины дома. Резко захотелось повернуться и бежать, бежать, бежать, броситься в море и, как Иисус, прямо по воде добраться до яхты, а там уж уплыть в открытый океан, где никто не найдет… — Ах, это он! — надрывный крик оплеухой прилетел в графа прямо из темноты. «А как же хорошо было жить, не зная ни любви, ни женщин! Сидел себе на подушках, покуривал кальян. Нет же, черт раздери тебя, Эдмон Дантес! Любви тебе захотелось? Вот был наивным олухом, таким и остался! Теперь бегай в три часа ночи в чем мать родила по этажам, разыскивай с периодичностью раз в месяц эту сумасшедшую по всем комнатам. И жди, пока в тебя прилети…» — Он! Это он? Зарина посмотри! — Это я, любовь моя, — собственный бархатистый голос в этот раз показался Монте-Кристо беспомощным хрипом уличного кота. Дальше кот мяукнуть не решался, справедливо полагая, что кошка в таком состоянии монолог не оценит. Из пустоты через пару секунд обиженно засопели. Потом снова тихонечко всхлипнули. Эдмон представил себе ее милое, заплаканное личико и так же тихо вздохнул, давая слабину: — Тебе плохо? Чего-нибудь хочется? Не плачь, моя прелесть, я сделаю для тебя все, что пожелаешь. Об этой минуте жалости граф начал сокрушаться еще до того, как с ужасом закончил говорить. Комната тут же озарилась светом, ослепляя влюбленного безумца, и наполнилась криком, заставляя его сделать шаг назад: — ЯВИЛСЯ, ИРОД! — Я не… — Теперь я могу умереть у тебя на глазах! Зарина, скажи ему, что я умираю! Я истекаю кровью! Пусть он смотрит! Пусть смотрит, как погубил меня, отнял лучшие годы моей жизни! — Всего три месяца, как мы живем вместе, Гайде, — Эдмон старался не смотреть на разгневанную принцессу. Она была лишь в прозрачной ночной накидке, а сегодня только второй день ЭТИХ САМЫХ ДНЕЙ, еще столько же, если не больше. Но, ах! Такой всклокоченной, румяной, с алыми от укусов губами она была ему еще желанней, ведь он только вчера приехал из двухнедельного путешествия по делам… — Вот видишь, Зарина! — несчастная разразилась злыми слезами, — Видишь, он меня не любит. Я нужна ему, только потому что… ик…. потому что я молода и красива! Он думает только об одном! Граф устало присел на краешек софы и принялся теребить бахрому на покрывале, виновато склонив голову. Согласиться с ней? На его и без того неуложенные со сна волосы полетит ворох подушек, потом вообще не расчесать, а голова будет болеть до следующего месяца. А если отрицать? Ха, куда там. Тогда начнутся подвывания о бедной, одинокой сироте, соблазненной коварным чужеземцем, который еще и расхотел соблазнять ее дальше! В своем покаянном экстазе (в реальности уже клюя носом) Монте-Кристо даже не заметил, как стало совсем тихо. Спустя пару минут он с удивлением обнаружил на своих коленях свернувшуюся клубочком гречанку. Она потерлась носом о его руку, целуя в ладонь. Посмотрела на него широко распахнутыми глазами и нежно-нежно улыбнулась, медленно обвивая руками шею. У графа, как у любого мужчины, инстинкт сработал быстрее, чем сознание, и он порывисто впился поцелуем в эти мягкие, припухлые губы, одним резким движением высвобождая всю трепетную прелесть юного тела из плена сорочки. В ответ согласно застонали, но вопреки ожиданиям, Гайде чуть отодвинулась. Прикрыла глаза. Снова чуть подалась вперед, опаляя опьяненного желанием Монте-Кристо: — Я очень хочу… — Ты не представляешь, как я хочу! — он принялся покрывать поцелуями оголенную шею и плечи. — Я очень хочу вишню… Зарина! Принеси же! Эдмона словно облили ведром лавы. — Зарина?! Какого черта?! Она все это время… Бледное от потрясения лицо служанки замаячило у выхода. Ей явно было нехорошо. Некоторые вещи лучше постигать после свадьбы и на личном опыте. Гайде успела замотаться в покрывало и теперь сидела, снова обиженно надув губы, но в этот раз граф не стал идти на попятный: — Что за бесстыдство ты тут устроила? Эта девчонка едва сознания не лишилась! — Зачем ты на меня кричишь? — круглые глаза обильно наполнились слезами, — Я сама забыла, что она здесь! Какой ты жестокий! Как я могла выйти замуж за такого человека? — Мы не женаты. Едва ли лик Андромахи, узнавшей о смерти Гектора, исказился хоть подобием той боли, что отразилась на лице не графини Монте-Кристо.  — Ах, мы еще и не женаты! Вечер явно переставал быть томным.