Коротко о главном.
Джесси ни разу не была фанаткой комиксов. Вот прямо ни разу. Нет, она, конечно, знала о таких популярных супергероях как Человек-Паук, Бэтмен и Супермен, но чтобы сесть и зачитывать их до дыр, нет уж, увольте! Она не любительница фантастики, причём такой вот «фантастичной», уж простите за тавтологию. Ей больше по душе что-то рациональное, что-то более правдоподобное и логичное. Как говорит её сестра Хэлли, она — сухой книжный червь, которому чуждо всё абстрактное и волшебное, и Джесси с этим определением согласна лишь частично. Ей не чуждо абстрактное, просто мир и так пугает её своей давящей реальностью, не хватало ей ещё переживать за то, чего не может быть в принципе.
У неё обсессивно-компульсивное расстройство, и это довольно уважительная причина для постоянных походов к психоаналитику. Хотя в глубине души Джесси подозревает, что и без ОКР очутилась бы там, так как только психоаналитик может стойко выдержать тонны её пессимизма и нытья насчёт всего окружающего в течение такого длительного времени — двух часов сеанса. Возможно, секрет его терпения заключается в её деньгах, теперь уже немалых, и, плати она вместо него своей семье и друзьям по доллару за каждую свою паранойю и жалобу, то… обанкротилась бы уже давным-давно. А так, сеансы обходятся гораздо дешевле, да и после нытья врачу она может спокойно рассказывать о положительных аспектах жизни остальному миру вне кабинета, что позволяет некоторым из людей даже считать её временами остроумной. Хотя на роль души компании надеяться не приходится, да и плевать, если честно. Пристальное внимание её чересчур пугает. Как иронично…
Карьера.
Она никогда не мечтала стать актрисой. Пределом её мечтаний было стать меланхоличной писательницей, пользующейся умеренной популярностью, да и то после смерти, скорее всего. Кем-то вроде Эмили Дикинсон.
Но родители подтолкнули её участвовать в школьных спектаклях, видимо, надеялись, что это поможет ей стать более стойкой в борьбе со своими неврозами, а им — менее расточительными в отношении психоаналитика для неё. Не то чтобы это окончательно помогло справиться с желанием мыть руки по сто раз, не наступать на трещины ни в коем случае и проверять всё раз за разом, но стоит признать, уверенности в себе стало чуть больше. Подобный позитивный результат также вдохновил её начать играть на барабанах — странный выбор для той, кто не слишком любит любой шум, — но именно этот инструмент не пользовался большой популярностью в школе и позволял ей не привлекать лишнего внимания к себе и заодно бессовестно прогуливать уроки. То, что в старших классах её стали приглашать на какие-то роли стало удивительным открытием как для её семьи, так и для неё самой: она знала, что не была красивой в классическом смысле этого слова, но, может, всем это приелось, и всех привлекает нетипичная внешность с какой-то изюминкой внутри? И, смотря на себя в зеркале, отражающем очень худую и щуплую девушку с копной кучерявых волос, она повторяет про себя слова своего психоаналитика «лучше попробовать и, возможно, ошибиться, чем не попробовать и потом жалеть всю жизнь» уже, бог знает в который раз, прежде чем позвонить и дать согласие на роль.
Писательницей она, к слову, всё же стала. Но это потом.
Известность.
Известность обрушивается на неё неожиданно, стоит ей только сыграть девушку-компьютерного гения в фильме Дэвида Финчера «Социальная сеть». Если бы она когда-либо узнала, что будет сниматься у самого режиссера «Бойцовского клуба», то не покидала бы комнату своего врача в течение всего месяца. Но она снялась, не побоялась, и теперь ей прочат «Оскар», на который очень надеется её семья, и к которому довольно отрешённо относится она сама. Хватит ей и этих бешеных промотуров и бесконечных интервью, на которых она из раза в раз вынуждена пересказывать сюжет фильма, так как Гарфилд за два месяца так и не удосужился его выучить, а Тимберлейк с большим удовольствием предпочитает говорить о себе, нежели о фильме. Да и людей, подходящих к ней на улице с благодарностями за то, что она пробудила в них интерес к программированию, стало непорядочно много. К программированию, к слову сказать, она сама равнодушна. Совсем.
Оскар в тот год ожидаемо забирает Колин Фёрт за свою роль в «Король говорит», и Джесси тайком облегчённо выдыхает, с улыбкой выслушивая предложение Гарфилда пойти праздновать их провал. Тимберлейка рядом не наблюдается, и это хорошо: от его активности начинает болеть голова, в то время как детская суета Эндрю вызывает лишь улыбку.
Что же, хотя бы известность принесла ей друзей.
Взлёты и падения
Джесси философски относится как к своим успехам, так и к своим неудачам: она о них просто не узнает. Ну выстрелил «Добро пожаловать в Zомбилэнд», собрал кассу, прекрасно! Провалился какой-то арт-хаус с её участием — тоже прекрасно. Скажем «нет» доступу в интернет, и нет проблем. Обо всех перипетиях своей карьеры Айзенберг узнает, в основном, лишь по тому, на что её номинируют.
Мама говорит, что это неправильно: как она тогда сможет понять, правильно ли то направление, в котором движется её карьера? А психоаналитик говорит, что она имеет право избегать лишних волнений. И Джесси с ним абсолютно согласна.
Отношения
Несмотря ни на что, отношения у Джесси были. И даже не одни!
С Энн она познакомилась сама, прямо во время съёмок фильма. Он был ассистентом продюсера и показался Айзенберг очень симпатичным. Симпатичным настолько, что после сотого мытья рук в ближайшей уборной и двухсотого вдоха-выдоха, она всё же отважилась подойти к нему, иначе навязчивый голос в голове («подойди познакомься, размазня») довёл бы её до ручки. Энн оказался старше её на шесть лет. Внимательный, заботливый, а самое главное, терпеливый ко всем её смятениям и страхам в этой жизни. Он не торопил её, не упрекал, когда она притаскивала очередного бездомного кота с улицы — её необъяснимая слабость. Коты её не особо любили, она их особо не любила, но всё же они были вместе. По ночам, прижимаясь к своему парню, хотя бы на короткое время она могла спокойно выдохнуть, представить, что всё хорошо. Даже визиты к психоаналитику стали несколько реже.
Перемены
Встреча с Мио была неожиданной. Как и всё, что происходило в её жизни до этого: слава, номинации и прочее. Они встретились на съёмках фильма «Двойник», и он первый подошёл к ней. Возможно, это тогда и покорило Айзенберг, не обласканную до сих пор мужским вниманием. Он стремился руководить, быть в главным в отношениях, а ей, до сих пор считающей каждое своё решение ошибкой, это чертовски нравилось. Энн, хоть и был прекрасным во всех отношениях, действовал по её указке, а значит, любое её решение приводило к ошибкам в жизнях целых двух людей.
Джесси упорхнула от него, ничего не объяснив, а он ничего и не требовал. Молча смотрел, как она собирает вещи и уходит навстречу новой жизни, и ничего не сделал.
Его мать позже звонила ей, намекала, что у их отношений с её сыном всё ещё есть шанс, а Джесси вежливо выслушивала, извинялась и клала трубку.
Она была счастлива, и ничто, казалось, не было способно это разрушить.
Зак Снайдер
Возможно, все проблемы начались именно с него. Он позвонил ей, пригласил на встречу и уже через десять минут её бесконечного ёрзания и нервного постукивания пальцами по бокалу воды (алкогольные напитки она принципиально не пьёт, чтобы потом её друзьям или потенциальным друзьям не пришлось тащить её на себе в такси), предложил сыграть в «Бэтмене против Супермена». И не абы кого, а самого Лекса Лютора, главного злодея. Но тот был мужчиной, а Джесси, несмотря на свою специфичную внешность, вряд ли тянула на Тильду Суинтон, способную вписаться как в мужскую, так и в женскую роль безо всяких проблем. Эти сомнения она ему и изложила, стараясь выглядеть не так нервозно, ведь собеседников это обычно отпугивает. Так говорит мама.
«Нет, нет, - замахал руками Снайдер, - это будет новое прочтение канона. Александра Лютор, потрёпанная своим же детством, дочь богатого бизнесмена, всегда мечтавшего о сыне». Айзенберг кривит губы, мотает головой. Потенциальное неприятие фанатами этой идеи очевидно уже сейчас, и даже ей не удастся игнорировать его. Но Снайдер непреклонен, он умоляет хотя бы ознакомиться со сценарием и, после пары встреч, Джесси сдаётся. Она видит в этой задумке нечто стоящее, трагедию отдельного человека, и решает дать всему этому шанс. Решает поверить в свои силы. Зак одобрительно хлопает её по плечу. Всё-таки он хороший человек, ведь он тоже верит в неё.
Психоаналитик, к которому она восстановила свои приёмы, говорит, что Джесси большая молодец.
Супермен.
Джесси как-то совершенно безалаберно относится к тому факту, что пол Супермена остаётся канонично мужским. Как и пол Бэтмена. И что по определению их должны играть высокие и накачанные мужики. Супермен и Бэтмен герои, а Лекс Лютор — злодей… Или, вернее, злодейка. Они ведь по фильму не будут бить её за все злодеяния? Ведь так? Так?
Стоит признать, коллектив у фильма весьма дружный и приятный во всех отношениях. Бен и Генри пропадают целый день на тренировках, одно упоминание о которых вызывает у Айзенберг приступ паники, а Галь и Эми всячески стараются приобщить её к своей девчачьей компашке, даже на девичник приглашают. Но Джесси рассеянно отмахивается, извиняется полушутя, и в который раз укрывается в очередном укромном уголке, из раза в раз смотря на светящийся экран своего старенького телефона, пропуская очередной звонок Мио. Она чувствует, их отношения умирают, чувствует, что она причина этого, но не может остановиться. Их отношения слишком бурные, она больше не может их тянуть, это её выматывает, она устала.
Её пугает такое стремительное развитие отношений.
Жертвы.
Зак осторожно говорит, что ей надо будет в конце отстричь волосы под ноль, и Айзенберг рассеянно кивает. Ей уже всё равно, ей уже незачем, очередные нити оборвались, заставляя её просыпаться по ночам, нещадно грызть ногти, мыть руки до крови, пить дозами успокоительное, в очередной раз твердить себе, что она ни в чём не виновата, она ничего не могла изменить. Джесси уже согласна на всё.
Сниматься с Генри сложнее всего. Во-первых, Джесси пугают накаченные мужчины выше неё на целую голову. Её воспалённую фантазию сразу же посещают тысячи картин того, как ей делают больно, пинают, унижают, заставляя сердце биться быстрее обычных 120 ударов в секунду. Она ведь и отпор дать не сможет. Такие мысли весьма странны для человека, максимум переживавшего один-два лёгких шлепка от матери в детстве. Или это была её старшая сестра Керри? Во-вторых, её пугают накаченные высокие мужчины, смотрящие на неё так пристально, будто одним взглядом говорящие: «Я вижу тебя насквозь, и ты просто ничтожна со всеми своими мечтами и надеждами». Нет, Генри прекрасный человек и актёр, даже однажды поделился с ней каким-то своим очередным диетическим батончиком, и такой взгляд прописан ему сценарием, — она сама в образе явно смотрит на него не с обожанием, — но её всё же не покидает ощущение, что он смотрит всегда так, даже вне экранного времени.
Даже когда Аффлек вжимает её в бетонную стену в последних сценах, схватив за грудки, это и то пугает меньше.
Улучшения
Звонит мама Энн и просит помочь им в привлечении внимания к какому-то благотворительному мероприятию. Что же, дело весьма благородное, только она понимает, что смысл не в этом. Смысл в том, чтобы заново свести её с Энн, ведь по мнению его матери, они просто созданы друг для друга. А Джесси и не против. Джесси очень страшно одной, она готова попытаться.
Всё проходит гладко, Энн делает вид, что ничего не было: ни их десятилетних отношений, ни их двухлетнего разрыва, ни её смешно отросшего ёжика. Но в конце мероприятия осторожно сжимает её ладошку, и Айзенберг понимает, стоит ей обнять его — и всё начнётся по новой.
Джесси сдержанно улыбается.
Ухудшение
Когда её зовут сниматься для камео в «Лиге Справедливости», она почему-то несказанно радуется. Всё-таки персонаж у неё очень хороший (не в моральном плане, конечно): такой же ранимый, как и она сама, — и Айзенберг готова играть его хоть до бесконечности.
Её сцены самые короткие, их снимают сразу же после сцены с Генри и Эзрой. У неё всё получается с первого дубля, она мысленно хвалит себя, пытаясь подражать голосу своего психоаналитика. Получается голос какого-то трансвестита…
Покидая съёмочную площадку, она сталкивается с Кавиллом, по какой-то причине всё ещё не уехавшего. Это странно, учитывая его плотной график, прямым доказательством коего являются его пышные усы, которые студия потом запарится стирать. Он пожимает ей руку, широко улыбаясь, она слегка морщится от крепкого рукопожатия. Не хочет ли она отужинать в ближайшей кафешке? Если она, конечно, не торопится, у него все равно выходной сегодня. И разгрузочный день, подмигивает он ей.
А Айзенберг так и видит утренние заголовки газет: «Лекс Лютор и Супермен заключили перемирие за чашечкой кофе», «Лекс+Супермен? Мечты фанатов сбываются!» и уже хочет отказаться, но внезапно представляет, как возвращается в свою комнату, которую снимает на окраине города, одиноко поглощает свой ужин и лежит до утра с открытыми глазами в ожидании очередного приёма психоаналитика. Конечно, можно было бы позвонить Энну и пожаловаться на усилившуюся бессонницу, но от этого стало бы только хуже. И ей, и ему. И она соглашается. Что ей терять?
— Я думаю, ты проделала великолепную работу над своим персонажем, — Кавилл как всегда чертовски вежлив. — Честно, смотрю на тебя в образе и не понимаю, сошла ты на самом деле с ума или так хорошо отыгрываешь.
Джесси улыбается: на самом деле чертовски приятно, когда тебя хвалят, неважно даже кто. Хотя в данном случае очень даже важно. Внутренняя «непопулярная-у-парней» девочка кокетливо подмигивает ей, показывая большой палец.
— Спасибо, ты тоже неплох в своей роли.
Внутренняя девочка бьет себя по лбу, крутит пальцем у виска. И вправду, «неплох»? Серьёзно, Айзенберг, будь ты парнем, девушки бы сбегали со свиданий с тобой уже после десяти минут, а потом звонили бы своим лучшим подругам, чтобы пожаловаться, какой ты неромантичный и бесчувственный чурбан…
Но Кавилл, слава богу, ни разу не девушка, тем более не капризная, поэтому он всего лишь мило улыбается ей в ответ, поднимая бокалы с вином. И тут она начинает паниковать.
С алкоголем у Джесси отношения даже хуже, чем с нормальной жизнью: Гарфилд до сих пор подначивает по поводу того, как она после бокала вина с серьёзным лицом втолковывала ему о важности избегания трещин на полу, так как те являются порталом в ад. И по поводу того, как она потом вырубилась, и ему пришлось тащить её до номера отеля. Обычно она говорит всем, с кем подобная ситуация возникает, что у неё непереносимость алкоголя, но это бывает сразу перед тем, как она делает заказ. А тут Кавилл не удосужился спросить у неё, что она будет пить, заказывая два бокала вина (а Айзенберг застеснялась сказать ему о своей особенности), разрешая выбрать только основное блюдо. Да и теперь, когда он уже поднял бокал, неловко пускаться в объяснения, надумает себе ещё что-то.
Джесси обречённо поднимает свой бокал.
Ошибки
Всё же стоило отказаться от вина. Джесси уже который час увлечённо рассказывает бедному Генри о своём расстройстве, подробно перечисляя все симптомы и лечение, через которое проходит. Да, обычно это происходит на пятом свидании, после того, как она убеждается, что человеку она достаточно нравится, да и он не пустится бежать в ближайшие жёлтые газетёнки для очередной сенсации.
Но сейчас всё по-другому, она не может остановиться, а Генри её не перебивает, внимательно слушает, изредка улыбается, понимающе кивает, и Айзенберг грешным делом думает, что будь он психоаналитиком, она бы назначала по два сеанса в день. И считает необходимым сообщить ему об этом.
— А то мой уже старый совсем, я же к нему почти с самого детства хожу, — Джесси глупо хихикает, голова восхитительно кружится, заставляя чувствовать живой, молодой и, прости господи, даже симпатичной.
Возможно, именно поэтому Кавилл неожиданно зажимает её в тёмном углу, когда они наконец выходят на улицу, прижимаясь, нет, присасываясь своим ртом к её рту. И это вышибает весь дух из Айзенберг, она буквально задыхается, вжимаясь в чужое тело, цепляясь руками за чужое пальто, то ли в попытках отпихнуть, то ли в попытках притянуть поближе. Вино скачет из головы в сердце, а оттуда в живот, заставляя чувствовать странную щекотку.
— К тебе или ко мне? — шепчет он, на мгновение отрываясь от неё, и это окончательно сбивает её с толку. В смысле, к нему или к ней? С чего он вообще взял, что она согласна?! Господи, неужели она производит такое впечатление?
Ну да, Джесси, не ты же прижималась к нему пару секунд назад, с чего бы ему это пришло в голову?
С Энн она встречалась целых три месяца, прежде чем решиться на дальнейшие действия, с Мио события развивались быстрее — всего полтора месяца, кажется, в интернете всё ещё гуляют фото их страстных поцелуев, но тут-то что? Они по сути незнакомы: да, снимались в одном фильме, но это же вообще не повод настолько сближаться. Вот с Гарфилдом они до сих пор дружат, без всякой романтики, хотя розовых соплей в их отношения и так хватает. Это же Гарфилд…
Джесси упускает момент, когда они едут в такси в неведомом ей направлении. Видимо, всё же к нему.
***
То, что Айзенберг нравится хотя бы каким-то мужчинам — это странно. То, что она нравится мужчинам типа Генри — это невероятно. Всё равно, как если бы мистер Дарси плюнул на Элизабет Беннет и обратил бы свой взор на дурнушку Мэри…
«Но ведь он не всегда был таким, — отрешённо думает Айзенберг, смотря как её маленькая ладошка тонет в чужой большой, — Он же был толстым раньше, а потом гадкий утёнок превратился в прекрасного лебедя. Жаль, со мной такого не произошло…»
Но её тело, прижатое его телом к стене в коридоре квартиры — прямое доказательство обратного. Джесси с удивлением замечает, что уже давно вовсю отвечает ему, так и норовит скользнуть холодными ладонями под чужую рубашку, чтобы согреться. Когда они доходят до постели, её бьёт озноб. С Энн всё было нежно и медленно. С Мио всё было нежно и страстно, было чувство контроля. Она всегда была равноправным участником. Здесь же всё быстро и страстно, здесь ею крутят и вертят, как куклой, трогают так странно, так… неприлично, что ли? Настолько быстро, что она не успевает ничего обдумать и лишь наблюдает за тем, как её избавляют от одежды, как чужие сильные руки заставляют её улечься, а губы прокладывают поцелуи по всему её телу. Джесси окончательно сходит с ума, мысли в голове стремительно сменяют друг друга, угрожают взорвать голову на миллионы кровавых ошмётков. Она сама тянется к его губам, пытается отвлечься поцелуем, но лишь усугубляет ситуацию.
Возможно, сегодняшний день будет днём её смерти…
***
Айзенберг дремлет в кольце уютных рук, сонно думая о том, что завтра нужно встать как можно раньше, выбраться из-под тёплого тела и как можно скорее уехать к себе домой. Вопреки собственным правилам, скупить всю утреннюю прессу, облазить весь интернет в поисках доказательства её падения.
Если же всё обойдётся, то надо позвонить Энну, назначить ему встречу, улыбнуться широко-широко и прижаться к его такой родной груди.
А если всё же что-то всплыло, то она повесится. Без шуток.
Нет, всё было прекрасно, но это слишком для неё. Как будто человек со слабым сердцем решился прыгнуть с парашютом и чудом выжил. Да, всё прошло отлично, просто великолепно, но этот человек понимает, второго такого прыжка он не выдержит. Точно так же и с ней. Слишком хорошо, чтобы повториться ещё раз. Слишком хорошо для неё.
Джесси сквозь сон улыбается своим мыслям и сильнее жмётся к Генри. На прощание.
Счастливый конец
Энн аккуратно обнимает её со спины, бережно проводит руками по уже большому животу. На безымянных пальцах сплетённых рук сверкают кольца.
Джесси слышала, что Кавилл может покинуть вселенную DC и нерешительно обнимает себя за плечи, пытаясь понять, радует её эта новость или нет.
Идёт уже девятый месяц…
